Староград - Артем Рудик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что ты себе позволяешь?!
— Боже, да хватит брыкаться, словно бешеная кобыла, сама же небось не против, просто гордость внезапно взыграла. Подумай просто, тебе уже за тридцать, а до сих пор никто ягодку не сорвал, ещё пару лет и ты придёшь в такое состояние, что продать тебя будет просто невозможно! Я это тебе не как агент, а как друг говорю.
— Да пошёл бы ты с такими предложениями! Я тебе не товар и никаких больше заказных концертов ты от меня не дождёшься... Я надеюсь, что однажды ты подавишься своими деньгами! И считай, что теперь ты уволен! Видеть тебя больше не хочу!
С этими словами я оттолкнула этих двоих от входа в номер и выскочила из двери. Те удивлённо покосились на меня, но я не придала этому особого значения, ибо всё, чего я хотела, так это убраться подальше от этого места. В эмоциональном порыве я вовсе не заметила, как по итогу оказалась на улице.
Поняв, что мне стоит осмыслить произошедшее, я направилась по местами разрушенной брусчатке, куда глядят глаза. В праздничную ночь перемещение по улицам не ограничивали, и народ устраивал свои собственные новогодние гулянья, в кутерьме которых я и заплутала на несколько часов, которые, к слову, пролетели совсем незаметно, ибо мысли о столь отвратительном предательстве со стороны одного из самых близких мне людей и моих собственных принципах заняли меня настолько, что я вовсе перестала видеть окружавшую меня разруху.
Когда я стала так спокойно относиться к выступлениям на корпоративах и светских балах, которые всегда презирала? С каких пор я позволяю крутить своей карьерой другим? И почему я стала забывать свои настоящие ценности и принципы?
Нет, дело не только во мне... Все мы в какой-то мере оставили наши принципы в прошлом, особенно здесь, в Ронии, сильнее всего пострадавшей от главных пороков современности, — жадности, эгоизма, жестокости и полного пренебрежения к жизням других людей. Неужели мы так просто оставим надежды в прошлом? Неужели огонь в сердцах обездоленных людей никогда не загорится вновь, а война оставит в их разуме незаживающий шрам?
Этого я допустить не могу! Просто не могу! Я ведь «Melodie de l'ame», «Прекрасная Тимелия» и золотой голос Оливии... И я могу растопить лёд даже в сердце самой Снёрдхейм! Я, конечно, не пробовала... Но думаю, что у неё тоже есть хоть какие-то чувства, она ведь такой же человек... Верно?
И вот, посреди гремучей толпы, в самом центре какой-то шумной площади, я запела, запела еле слышно. Без музыкального сопровождения и какой бы то ни было надежды быть услышанной, сочиняя слова на ходу. И, как это обычно бывает во время наваждения вдохновения, фразы благозвучно сплетались сами собой.
Люди, до этого суетившиеся вокруг, увлечённые своими делами и не обращавшие на меня никакого внимания, вдруг услышали мой тихий зов, мой крик души. Они расступились, словно море пред Моисеем, и застыли в изумлении, внимая каждому слову песни, что сама собой сейчас возникала в моей голове.
Поймав наступившую тишину и заметив на себе пристальное внимание толпы, я начала петь всё громче и громче, заполняя своим голосом всё пространство площади и привлекая к себе внимание всех, оказавшихся тут, людей своей простой песней, в которую я вложила всю свою душу и все свои переживания. Песней, что была посвящена их стране и их горю, но при этом взывала к стойкости и предрекала лучшее будущее, если за него бороться. Песней, которая поднималась в высоту, туда, к серым тучам, что в ответ сыпали белым снегом, укрывавшим город от всех бед.
И вот, когда часы пробили полночь, я наконец остановилась и взглянула на толпу, что собралась сегодня предо мной. Тут были все: и женщины, и дети, и мужчины, и старики, и даже сам комендант как ни в чём не бывало стоял среди толпы и внимал моим словам. Все эти люди молчали, но на лицах их были улыбки, даже у Салема, которого я ранее видела только по новостям и только в негативном свете. Кажется, мне всё-таки удалось подарить им всем капельку счастья...
Бах! Что это? Почему мои ноги подкашиваются, а тело так и норовит упасть на жёсткую брусчатку? Это что, кровь...
. . .
Птицелов
30.12.84
История — довольно тонкая и хрупкая вещь, и, как бы заезженно это ни звучало, на её ход может повлиять даже самый незначительный и ничтожный поступок. Что уж говорить о таких масштабных деяниях, как убийство или судьбоносный разговор?
При этом она же не терпит сослагательного наклонения, и, несмотря на то, что мы ясно можем сказать, когда всё пошло не так, изменить это, к сожалению, более не можем. Вот и я был выбран судьбой, чтобы повлиять на дальнейший ход времени, а в итоге совершил самую страшную ошибку в своей жизни.
Конечно, выбран я был не просто так, ибо являюсь лучшим стрелком сопротивления, а может, и самым профессиональным снайпером во всей Ронии. И всё, что от меня требовалось — убить коменданта в тот день, когда он позволил себе неосторожность покинуть свой штаб без сопровождения. Вроде как Салем хотел устроить тайную встречу с каким-то представителем Ронийской Ортодоксальной Церкви Лилит, ну, по крайней мере, мне так сказал агент Дуб, работающий под прикрытием в самом сердце осиного гнезда.
Да, и это достаточно похоже на правду, чтобы не выдвигать иных догадок, касательно того, почему комендант решил столь опрометчиво шляться по городу в одиночестве. Всё-таки эти сволочи из Ордена не приемлят иной веры, кроме как Механицистически-лилитианской Равноапостольной Церкови, которую они вроде как и приплыли защищать много лет назад (и которая почти не отличается от РОЦЛ, в плане всех этих обрядных практик). И конечно, несмотря на то, что они практически не трогают местных церковников, дабы не нажить себе лишних врагов, карнимцы всё же не потерпят, если их прямой представитель будет якшаться с чуждой верой.
Не знаю, что там грозит Салему по кодексу, но патрон 14,5 мм, выпущенный из «Леопарда М5», явно не лучшая альтернатива. Конечно, в том случае, если бы я сделал всё так, как и
