Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит - Эшли С. Форд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мое тело и та, кто теперь в нем жила, вернулись в дом. Там мы встретились. Она попыталась рассказать мне о том, что произошло, но я не пустила ее внутрь.
16
Мне расхотелось по вечерам возвращаться домой. Мне хотелось находиться где-нибудь в безопасном месте, где бы я не была в одиночестве. Никто не спрашивал, почему я предпочитаю проводить больше времени в школе и в ее окрестностях. Конечно, пару раз у меня возникали проблемы с поведением, но в целом меня считали умным и любознательным ребенком. Возможно, даже милым и очаровательным — в нужное время при правильном освещении.
В школе было безопасно. Там я ощущала себя более сильной. Там я могла постоять за себя. Возвращаться домой мне не хотелось. Я по-прежнему плакала ночами и мало спала. Я перестала выходить на задний двор. Мама возвращалась с работы довольно поздно, и я быстро поняла, что если просто не сяду в автобус, то у меня останется несколько часов, чтобы дойти пешком домой до ее прихода. Но это было рискованно. Она всегда могла прийти домой раньше, обнаружить мое отсутствие и открыть мне дверь, уже кипя от гнева. С другой стороны, был еще Брэдли. Он всегда мог поджидать меня, зная, что матери, вероятнее всего, не будет на месте, а я буду беззащитной. Я предпочла рискнуть гневом матери.
Когда раздавался последний звонок, я подходила к своему шкафчику, брала пальто, сумку с книгами и несколько папок, а потом украдкой проникала в ближайший туалет, где ждала, пока затихнут голоса в коридоре. Через десять минут раздавался рев нескольких школьных автобусов, выезжавших с парковки один за другим. Я считала их, пока последний не затихал вдали. Только затем я приоткрывала дверь туалета, стараясь не производить шум и остаться незамеченной, если кто-нибудь оказывался ближе, чем подсказывали мои уши. Если берег был чист, я выходила на безмолвные просторы своего учебного заведения. Когда я находилась там одна, все вокруг казалось крупнее, и я ощущала, что тоже стала крупнее. Если по дороге мне попадался учитель, я объясняла, что осталась на дополнительные занятия, и мне верили. Иногда я заходила в те части здания, где школьники действительно занимались тренировкой или проводили собрание какой-нибудь спортивной или ученической группы. Я проскальзывала внутрь, немного болтала с учениками, смешила их и уходила, прежде чем меня застукают. Что бы я ни потеряла в сарайчике, было приятно осознавать, что этой способности я не лишилась. Невидимость была моей «суперсилой».
Я старалась не думать о том, что со мной произошло. На протяжении большей части суток это мне удавалось. Затем меня охватывал шок от ледяного дуновения ветра, от которого болела часть лица. Раздавался в ушах грохот пластиковых подносов с едой о жесткий металлический прилавок во время завтрака. Когда мне становилось совсем тоскливо или я ощущала себя окруженной со всех сторон, я снова оказывалась на крыше сарайчика и смотрела на себя, жалкую и бормочущую под нос какую-то чушь. Я ненавидела все, что попадалось мне на глаза, в том числе кучку какой-то гнили — свернувшееся калачиком на полу мое тело. Почему она не встала? Почему не ушла? Она вообще не должна была находиться здесь. Глядя на себя со стороны, я упрекала ее, обвиняла и говорила только: «Хватит цепляться ко мне. Хватит приводить меня сюда. Мы больше не принадлежим друг другу. Ты сама сделала выбор и пошла туда. Теперь можешь оставаться там».
Бесцельное блуждание после уроков спасало меня от возвращения в неприятное место с неприятными воспоминаниями. Лучше всего мне было между унылыми школьными стенами. Покидая их, я становилась никем. И никого не волновало, что происходит с никем. А произойти с девочками, ставшими никем, могло все, что угодно.
За три недели я выяснила, кто еще задерживается после уроков, и усовершенствовала свой маршрут. Сначала я приходила к своей учительнице пения мисс Вагнер и оставалась с ней, пока она собирала вещи и садилась в свою зеленую «Субару». Она была одной из моих любимых учительниц, одной из тех, которых я поначалу считала слишком строгими, но она не любила задерживаться без дела после уроков, и я ее за это не винила.
После этого я посещала одну из ученических групп и заходила в класс мистера Анвея. Мистер Анвей был моим учителем обществознания, одним из немногих, кому нравились мои вопросы, поэтому я их задавала часто. Логично было продолжать в том же ритме и после уроков. Я просто стояла в дверях и задавала ему разные вопросы, стараясь подбирать наиболее интересные для него, отмечая возникшие во время урока идеи, или рассказывала о своих каких-то более глубоких исследованиях по соответствующим темам. Некоторое время он беседовал со мной, отвечал на вопросы, а потом я шла дальше. Обычно темы наших разговоров были довольно скучными, и я чувствовала, что не должна отнимать у него время. Причем дело было не в мистере Анвее, очень приятном мужчине. Просто мне нужно было идти.
Смысл заключался в том, чтобы не стоять на месте. Остановки и беседы с учителями были лишь уловкой, способом скрыться. Если бы какой-нибудь учитель, сотрудник школы или любой другой взрослый спустился в коридор и увидел меня одну, он бы заподозрил неладное, ведь предполагалось, что я уже должна быть на пути домой. Но если я стояла рядом с другим учителем или разговаривала с ним, случайный прохожий счел бы, что я нахожусь здесь по какой-то причине и под присмотром. Встревоживший его факт моего странного присутствия не на своем месте быстро бы выветрился из его сознания при рациональном объяснении.
Почти через два месяца таких блужданий я столкнулась с мистером Мартином. Он был моим учителем информатики, и
