Москва Ква-ква (полный вариант) - Василий Аксенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом они долго лежали, прижавшись друг к другу. Он гладил ее по голове. «Глика, дурочка, кто тебя всему этому научил?» Она смеялась, гордая своим женским «проститутским» опытом, но уже старалась выбраться из объятий, чтобы предотвратить новое посягновение на цветок. «Это в университете мне подкинули затертую дореволюционную книжонку, — соврала она. — Спустили с верхотуры на лекции по политэкономии. Видно, кто-то всерьез заинтересован, хм, в расширении моих горизонтов».
«Уж не Юрочка ли Дондерон?» — хохотнул он.
«Ну что ты! Юрочка еще сущее дитя. — Она выбралась из объятий и натянула кофточку. — Скорее уж Боб Ров, он там считается главным специалистом по „Камасутре“. А, кстати, куда пропал твой странный друг и наш сосед, адмирал Моккинакки? Уж две недели, как о нем ни слуху, ни духу».
А почему же тогда кстати? — подумал Кирилл. Почему же «кэситати», вспомнил он Амаяка Захаровича. Какое же может быть «кэситати» между моей «девой радужных ворот» и охотником за подлодками?
Он и сам уже недели две, а то и больше не встречал Жоржа. Перед тем как исчезнуть, тот наведался к нему с тремя бутылками экстрасекретного молдавского хереса. «Только ты, Кир, можешь оценить этот напиток!» Мало кто на поверхности обращался к Смельчакову с этим укороченным именем, а вот в резерве все называли именно так: Кир. Он заткнул правым мизинцем левое ухо, а левой ладонью сделал крышечку над макушкой. Жорж ответил правильно, создав с помощью третьего пальца левой и большого правой фигуру «я свой», но воздержался от дальнейшей сигнализации.
«Послушай, Кир, мне чертовски деньги нужны», — сказал он запросто.
«Сколько?» — в той же манере спросил Кирилл.
«До черта, — со смешком сказал Жорж. — Сто тысяч».
Кирилл вытащил из конторки тот самый «докторский чемоданчик» с вааповским гонораром, который он ни разу не открыл с того мартовского дня: денег и так хватало. «Черт, не могу ключей найти», — пробормотал он. «Да ну, какого черта!» -Жорж подсунул длинный ноготь мизинца под петельку замка. Чемоданчик раскрылся. Емкость вся до предела была заполнена пачками ассигнаций с гербом Советского Союза и с портретом Сталина. Жорж присвистнул.
«Слушай, ты знаешь, что у тебя тут целое сокровище? Это вовсе не деньги, а векселя социалистической империи, десятитысячные билеты, которых никто из граждан СССР никогда не держал в руках. Эти билеты примет любой банкир по высочайшей ставке. Откуда они у тебя?»
«Понятия не имею, — пожал плечами поэт. — Какая-то чертовщина».
«Вот именно». — Жорж качал своим длинным носом и поверх носа смотрел на Кирилла сгустившимися до коньячного цвета глазами.
«Слушай, Жорж, мне этот чемоданчик в марте в ВААПе вручили и ведомость дали подписать на 248 тысяч рублей, выплата за стишки, превратившиеся в песни. А тут этих таинственных векселей, я смотрю, на…»
«Миллионов на десять, — прикинул Моккинакки. — От кого ты мог получить такой дар? Может быть, сам черт тебя попутал?»
«Ты что имеешь в виду? — спросил Смельчаков. — Точнее, кого?»
«Да никого, — ответил Моккинакки. — Просто фигура речи».
Он, видно, что-то знает о моих ночных беседах, подумал Смельчаков, но виду не подал. Открыли первую бутылку хереса. «Вот это напиток!» «Ну я же тебе сказал. У меня там друг есть, в молдавских подвалах». «У тебя, похоже, везде есть друзья». «Ну не везде, но есть. В их числе ты, Кир, я надеюсь?» «В этот херес надо маринованную маслину опускать, не находишь?» «У тебя есть маслины?» «Да вот банка маслин перед тобой». «Ты прав, с маслиной вообще класс». Открыли вторую бутылку.
«Завтра отнесу все это хозяйство куда положено», — сказал Кирилл и слегка оттолкнул от себя раскрытый чемоданчик.
«Не пори горячку! — гаркнул Жорж. — Тебя там сразу с таким добром возьмут под стражу! Даже тебя! А ВААЛ весь отправят на Колыму! Включая гардеробщиц, Кир, включая гардеробщиц! — Он вынул из чемоданчика пачку десятитысячных бумаг, схваченную ленточкой Центрального банка. -Давай лучше отложим все это на месяц. Если уж у тебя этот золотой теленок лежал три месяца без движения, почему ему не полежать еще месяц? За зтот месяц я с предельной острожностью, точнее, с осторожностью, не называя никаких имен и не упоминая никакого черта, ни слова ни о какой чертовщине, обсуждаю эти векселя со своими братанами с „Коминтерна“, ты их помнишь, железные ребята. За это время ты не говоришь об этом никому, ни мужчине, ни женщине, ни богам, ни чертям, ни днем, ни ночью. Через месяц я возвращаю тебе взятую сумму, взятую не для себя, а для спасения моего дяди в Узбекистане, и тогда мы решаем вопрос, что делать с чемоданчиком».
«Лучше всего было бы бросить его в реку», — предположил Кирилл.
«Гениальная идея! — вскричал Жорж. — На крайний случай это просто гениальная, слушай, гениальнейшая идея! Однако спешить не надо. Хорошо бы проверить эти векселя. Проверить на подлинность. Не исключено, что с их помощью можно спасти много людей в Узбекистане, в Абхазии, в странах народной демократии, даже в Москве, Кир, даже на самом высшем уровне. На самом, самом, мой дорогой, откуда выше уже нельзя! Теперь главное — спокойствие, постоянная подзарядка аккумуляторов оптимизма. Ведь мы с тобой недаром, Кир, прошли школу ленинского комсомола!»
С этими словами он положил миллионную пачку не-денег в карман и исчез. Кирилл отнес «докторский чемоданчик» в чулан и поставил его там рядом как раз с запасными аккумуляторами. Он был почти уверен, что этим чемоданчиком Гага и Coco расплатились с ним за Эсперанцу. На Кавказе все-таки принято не жалеть денег за хорошую девушку.
«Давно ли ты не видела этого нашего соседа?» — спросил он Глику.
«Три недели и два дня», — ответила дева с удивительной точностью. И добавила: — Наш папочка тоже почти столько же дней в отсутствии».
«А где же Ксаверьевич Ксавочка обретается, ты не можешь сказать?» — поинтересовался Кирилл, вставая и одним, поразившим ее движением, снизу вверх, закрывая свой поддон.
«Кирилл, ну ты же знаешь, это государственная тайна», — проговорила она, подавляя желание снова взяться за железочку «зипа».
«Ну вот видишь», — сказал он.
«Что?» — ужаснулась она.
«Да ничего страшного, — улыбнулся он. — Не исключено, что они оба обретаются сейчас в одном месте, а именно на авиаматке „Вождь“, возле Ноной Земли. Проводят какие-нибудь жизненно важные научные испытания. Не побоюсь тебе сказать, что в этом доме немало мужчин время от времени исчезают. Знаешь, дорогая моя, государственную тайну одним движением не откроешь».
«Прочти мне что-нибудь из нового, — попросила она. — Только не из „Тезея“. И не из „Дневников“. И не из „Испании“.
Он стал читать из нового цикла «Ночные звуки Первомая».
Ах, девушка моя родная,Под звуки красного числаТы шла, сияя и рыдая,Портретик Сталина несла.
Так вот, значит, что нужно делать, чтобы стать лирической героиней, печально думала она. Спасибо, мамочка, за вашу книжечку, столь изящно забытую в ванной.
На прощанье поэт неудачно пошутил: «Смотри, поосторожней на лекциях политэкономии».
Она долго плавала под ослепительным небом, лавируя среди визжащих, хохочущих и ойкающих московских тюлених и фыркающих матерком тюленей. Посредине реки ложилась на спину, делая вид, что не замечает фотографирующих ее с двух и ликов стиляг. Наконец, выбежала из воды и взлетела по ступеням, рассыпая массу сверкающих, изумрудно отсвечивающих от купальника брызг. Уселась прямо на граните, стала отжимать весьма отяжелевшую косу.
Мы подошли к ней вместе с несчастным Дондероном. Можно к вам присоединиться, мисс? Она с интересом уставилась на меня. Ах, это вы, Таковский! Прошу вас, сэр. Юрка безотчетно кусал губы. Тут следует отметить, что он был в великолепных шерстяных плавках, а я в синих трусах х/б, но зато с недурной вышивкой по бокам: на правом боку негр с трубой, на левом — дева с веслом, кое на кого похожая.
«Экие у вас штаны заграничные, Так Такович!» — насмешливо восхитилась Глика.
«Чисто казанские, — сказал я. — Просто девчонки с санфака сделали вышивку мулине. — И пояснил: — По моим рисункам, конечно».
«Браво, браво, какой разносторонний талант! — еще пуще насмешничала Новотканная. — Экий Леонардо да Винчи!»
Юрка, конечно, не удержался от остроты: «Да Винчи, да недовинченный». Я бы тоже не удержался от точно такой же остроты. Мы уселись на ступеньке рядом с Гликой, я справа от нее, Дондерон слева.
«Я очень польщен, мисс, что вы запомнили мое имя», — сказал я.
«Позвольте, но как можно такое имя забыть, Так Такович Таковский?» — продолжала она театральничать.
«Ну и девчонка!» — подумал я. Юрка, отвернувшись, насвистывал блюз из кинофильма «Рим в 11 часов».
