Сашка - Владимир Зюкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А чё сами не едите?
Алексей Трофимович, очнувшись от мыслей, со вздохом стал есть.
Душевная чёрствость жены поразила его. Присутствие сына раскрыло в характере её столько такого… Её нечеловеческая жестокость к сыну заставила его посмотреть на неё внимательней. Но что он мог? Он чужой малышу. И у него слабый характер. Он не может отказать никому в помощи, даёт в долг деньги, хоть потом сами сидят без гроша.
– Что же, Саша, делать? – Алексей Трофимович посмотрел на малыша с жалостью, густые брови его нависли над глазами.
– Папочка, – денег дайте, а больше ничего не нужно.
– Денег?
– Ну, да.
– Хорошо… Но надеюсь, больше убегать не будешь. Глянь, какой ты чумазый. Надо отмыться и отдохнуть. – Он вынул бумажник и, отсчитав несколько купюр, протянул Сашке.
– Я помоюсь, – прошептал малыш, чтоб сказать хоть что-то хорошее папочке.
– Ну, и ладно. А сейчас иди домой. Мне надо сходить на работу, но я скоро вернусь, и мы с тобой поговорим. Хорошо?
– Хорошо, папочка… миленький папочка, – последнее произнёс он чуть слышно.
13
За окошком холод, но в квартире тепло. Приятно быть дома в такую погоду! Сашка перелистывает страницы книги. Ему пора спать, но он не может оторваться от страниц. Читает он пока по слогам. Много оплеух он получил от мамочки, пока не овладел азбукой.
– Сын! – донёсся голос Ксении из комнаты.
Он, вздрогнув, поднялся и загнул уголок листка на прочитанном, но, спохватившись, распрямил листок и поискал, чем заложить меж страниц. Ничего не найдя, он поднял валяющийся мамин окурок с багровым кончиком от помады и использовал его. Ксения лежала на постели. Сашка знал, как на ней мягко. Не раз утром, когда мамочка была в духе и вставала с постели, она разрешала ему полежать на ней.
– Подойди сюда! – позвала она Сашку.
Он не доверял такому тону. И чем ближе он к ней подходил, тем сильней холодел у него живот.
– Покажи, сколько прочёл страниц.
«Опять поучать будет…» – подумал Сашка, поднося к ней книгу. И вспомнил про окурок. Лицо у мамочки сморщилось.
– Это что? – вопрошала она.
Голос мягкий, но тембр ничего хорошего не предвещал. Сашка мысленно попросил три раза: «Боженька, спаси!», и ответил:
– Страничку заметил…
Обе книжные страницы испачканы были пеплом и краской.
– Я как учила относиться к книге? – в лоб вопрос.
– Бережно…
– А ты как отнёсся?
– Не бережно…
– Подойди!
Малыш подошёл, опустив голову. Последовала оплеуха. Ухо Сашкино оглохло, запылало огнём, как будто поджарили его. Мамочка сказала ещё что-то, но Сашка не расслышал из-за шума, появившегося в голове.
– Спать иди, балбес! – раздражённо сказала мамочка.
Сашка укрылся с головой одеялом и тихо заскулил, как брошенный людьми щенок. «Скорей бы приехала бабушка, – прошептал он, заливаясь слезами, – она меня бить по голове не даст…» Он вспомнил, как папочка говорил: «Ничего, потерпи, скоро бабушка с Вовкой приедут, тогда заживём хорошо, без порок». Но Агафья Кирилловна тянула с переездом, потому что сын Василий предостерегал её менять климат в старческом возрасте. Этого Сашка не знал.
Летели дни, недели, месяцы; Сашка ждал бабушку и брата. Он рос смышленым мальчуганом. Кто-то из папочкиных гостей сказал: «Сын у тебя, Алексей, как старичок – понимает всё, только хилый он какой-то». Ксения ответила на это: «Север на него действует…». Никто из гостей и не подумал возразить хозяйке, только Скачков, мельком взглянув на неё, покачал головой.
Вечерние гости обычно просили Алексея Трофимовича поиграть на гитаре, а хозяйку спеть. Скачков брал в руки инструмент, а Ксения, не ломаясь, заводила: «Наш костёр в тумане светит, искры гаснут на лету…» Сашка подобные вечера любил: на них ему перепадало много сладкого, а ещё ему нравилось слушать пенье мамочки. Он, обычно, входил в комнату и говорил:
– Мамочка можно вас послушать?
Если она не слышала, он повторял вопрос, глядя в её красивое, раскрасневшееся от вина лицо. В такие минуты ему хотелось прижаться к ней, забыв о её суровости. Мамочка, скосив глаза на гостей, обычно говорила:
– Послушай, милый сыночек.
Сашка смотрел на пальцы папочки, ловко бегающие по струнам, и слушал песни в исполнении мамочки. Только подобные вечера были редкостью, чаще – срывы мамочки, заканчивавшиеся ударами по щекам и голове.
Ксения упорно занималась воспитанием сына методом устрашения, наказания и издевательства. Папочка был не строг с ним, но он часто пропадал на работе, и общения с ним были краткими эпизодами по сравнению с бесконечными мамочкиными воспитательными процессами.
Душе малыша не хватало тепла, поэтому его тянуло к животным, с которыми он делился добротой и от них получал доброту в ответ. Как-то сдружился он с бродячей собакой, угостив её корочкой хлеба. Собака, замахав хвостом, лизнула ему лицо. Ксения, увидев это, закричала, что с уличными собаками общаться нельзя. Только Сашка продолжал знакомство с дворнягой.
Однажды он разбил вазу. Предвидя порку, он прихватил кусок хлеба и две котлеты и, затолкав всё это в карманы, к вечеру убрался из дома. Направился к знакомой деревянной будке, внутри которой проходили горячие трубы. И заметил, что за ним бредёт дворняга. Он обрадовался ей, поманил. Дойдя до будки, Сашка забрался в неё. Дворняга – следом. Когда оказались оба в тепле, собака ткнула нос в карман Сашкиного пальто. Он огорчился, поняв, что тащилась собака за ним из-за котлет. «Но, конечно, она и по мне скучала,» – заставил он подумать себя. Достав еду, он честно разделил её поровну. Поужинав, малыш и собака прижались друг к другу и уснули. Им спалось спокойно.
А однажды он убедился, что и животные бывают злые, как мамочка. Дядя Лёша принёс домой котёнка. Он оказался диким, не позволял гладить себя никому, даже Сашке, несмотря на то, что тот старался завести с ним дружеские отношения с помощью ласки и котлет. Но котёнок забирался за шкаф и подолгу сидел там. Как-то Сашка решил вытянуть его наружу и продолжить общение. Но котёнок коготками вцепился ему в
