Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

Оба они одновременно обернулись и нашли глазами Асфрид; оправив покрывало, она стола, прислонясь к стене дома. Богута и Унн поддерживали ее под руки, но она, не замечая их, не отрывала глаз от Эймунда.

– Что-то я не улавливаю связи, – обронил Эймунд.

– Ты молод и неразумен, но я тебе объясню! – благосклонно отозвался Горм. – Фру Асфрид является Госпожой Кольца, то есть главной наследницей усадьбы Слиасторп и всех прилежащих земель, включая вик Хейдабьор. Ведь это благодаря браку с ней твой дед Кнут утвердился в тех местах, став законным наследником ее отца, Одинкара конунга. Твоего дяди Олава здесь нет, ты, возможно, не доживешь до рассвета – я верю в моего сына Харальда! Наследницами вашего рода остаются женщины. Твоя сестра исчезла – возможно, мой сын Кнут еще найдет и вернет ее, ну а если нет… Тогда придется фру Асфрид самой выйти замуж и передать мужу все права на свое наследство и приданое!

По двору полетел изумленный гул.

– Ты шутишь, Горм конунг! – Даже Эймунд едва смог сохранить самообладание. – За кого же ты думаешь выдать мою почтенную родственницу? Уж не сам ли метишь ей в женихи?

– По годам и положению, конечно, мне это наиболее бы пристало, но у меня уже есть королева, а двух королев одинаково знатного рода не может иметь ни один конунг. Но в моем роду есть еще двое взрослых мужчин. Конечно, любому из моих сыновей хотелось бы жену помоложе, но этот брак ведь будет продолжаться не очень долго, в силу почтенного возраста фру Асфрид…

– Ты издеваешься над нами!

– И не думаю! Клянусь, я сделаю то, что говорю!

И Эймунд понял, что Горм говорит правду – какой бы нелепой она ни была.

– Ну а если до утра не доживет твой сын? – помолчав немного, произнес Эймунд.

– Нам придется отомстить за него.

Эймунд понимал, что вырваться отсюда живым ему не удастся. Даже если он одолеет Харальда, его ждет слишком много новых противников.

– Ну так что же? – задорно воскликнул он и поудобнее перехватил щит. – Я не так глуп, чтобы собираться жить вечно! Гораздо лучше умереть, сражаясь за честь рода, чем дожидаться, пока выпадут зубы и сердце станет таким же дряблым, как мышцы. Сердца Инглингов – из крепкой стали, и ты, Харальд Мачта, обломаешь о мое сердце твой меч!

И с этими словами он бросился вперед.

***

– Но я же была здесь всего один раз! И тогда было светло!

Гунхильда в отчаянии огляделась снова – и снова понапрасну. Казалось, целую ночь они кружат по пригоркам, то среди валунов, то между деревьев, но луна опять спряталась, и они явно сбились с пути. То ли они еще не добрались до того места, откуда тропа вела к Серой Свинье, то ли, наоборот, уже миновали? Куда ехать – вперед или назад? Халле и Альрик спорили, но и Гунхильда не могла им помочь, хотя прожила в этих местах уже довольно долго. Возле Серой Свиньи она с того памятного дня больше не бывала, да и в тот раз туда она шла с другой стороны, а обратно ее несли в бессознательном состоянии и с плащом на голове…

Они метались то вперед, то назад, вглядывались в очертания берега, но не могли найти ничего похожего на корабль. Не так чтобы Гунхильда этому радовалась, но, пока они не уплыли, у нее сохранялась надежда, что Эймунд еще их догонит.

– Тише! – вдруг рявкнул Альрик, хирдман лет сорока, обычно неразговорчивый, но хорошо понимающий в кузнечном деле, благодаря чему Эймунд и выбрал его себе в товарищи: Альрик выдавал себя за кузнеца, а Эймунд и Халле – за его подручных.

Халле и Гунхильда умолкли и стали прислушиваться.

– Копыта! – шепнул Альрик. – Кто-то скачет.

«Эймунд!» – успела только подумать с надеждой Гунхильда, но Альрик тут же добавил:

– Много! Это за нами! Давай!

И они рванули куда-то вглубь побережья, уже почти не разбирая дороги и лишь стараясь выбрать свободное от камней и деревьев место. И Гунхильда впервые подумала о погоне. В самом деле, прошло достаточно много времени, чтобы люди Горма успели одеться и оседлать лошадей. А лошади у конунга имелись, более десятка. Мелькнула надежда, что преследователи разделятся, поскольку не могут знать точно, в какую сторону направились беглецы, но ее Гунхильда тут же отогнала. За последнее время в округе появился только один чужой корабль, и самая глупая треска догадается, что только на нем похитители и могли рассчитывать уйти.

– Тролль, да вот же это место! – вдруг закричал скакавший впереди Альрик с неприкрытой радостью в голосе.

На фоне неба мелькнул большой камень, похожий на великанью голову, покрытую редкими «волосами» тонких берез, и Гунхильда, будто вспышка озарила память, тоже узнала начало тропы к Серой Свинье.

– Да, это здесь! – закричала она в спину Халле.

– Нале… – начал было Альрик, и вдруг…

Гунхильда не успела понять, что произошло, но Альрик внезапно умолк и покатился с седла прямо под копыта второй лошади. Из спины его торчала сулица, попавшая в грудь и пронзившая тело насквозь, но в темноте этого не было видно. Лошадь Халле едва не полетела кувырком, споткнувшись, всадник чудом удержался в седле, а Гунхильда, падая, так вцепилась в его пояс, что сама чуть не сдернула его наземь вслед за собой. К счастью, лошадь удержалась на ногах и от толчка Гунхильду бросило в нужную сторону, так что она сумела усидеть на крупе. В этот миг ей показалось, что невидимая сильная рука взяла ее за ворот и поддернула вверх, не дав упасть, но кто же это мог быть?

Впереди слышались крики. Ничего не было видно, кроме отблесков луны в облаках, но Халле уже понял, что впереди засада. Ведь люди Горма понимали, что у беглецов есть только одно направление, к тому же гораздо лучше них знали местность и могли даже в темноте пройти короткой дорогой. Ржала лошадь Альрика, которую пытались поймать, а Халле погонял свою, поворотив прочь от моря. На тропе к кораблю ждала засада, прорваться в одиночку, да еще с девушкой за спиной, было немыслимо. Они неслись по тропе со всей быстротой, на какую еще была способна усталая лошадь под двумя всадниками. Сосновые ветки били по голове, Гунхильда съежилась за спиной Халле, видя в нем последнюю свою защиту, вцепившись в его пояс онемевшими пальцами и уверенная, что от гибели ее отделяет пара шагов. В такой темноте ничего не стоит налететь на дерево или камень, и тогда…

Додумать она не успела, как это самое «тогда» и случилось. В темноте лошадь попала ногой в промежуток между камнями и полетела кувырком. Гунхильду оторвало от Халле и бросило куда-то во тьму; в безотчетном ужасе она сжалась в комок, пытаясь прикрыть голову руками, уверенная, что пришла ее смерть…

Ей сильно повезло – ее бросило на можжевеловый куст, который остановил полет, а там, куда она упала, мха было больше, чем камней. Какое-то время Гунхильда лежала, не понимая, жива она или нет – голова гудела, ее мутило, тело было как чужое. Но постепенно она осознала, что уже не летит, будто валькирия в грозовом вихре, а лежит на чем-то твердом и неподвижном, и вроде даже ничего у нее особенно не болит. Нет, болит щека. Она провела пальцами по лицу – больно, наверное, ударилась или оцарапалась.

Гунхильда села, опираясь руками о землю, подняла голову, огляделась. Где-то за кустами, поблизости, жалобно ржала лошадь.

– Халле! – крикнула Гунхильда.

Он не отозвался. Неужели она осталась совсем одна?

Она встала на колени, ухватилась за колючие ветки, поднялась и постояла, покачиваясь и приходя в себя. Ноги дрожали, но держали, руки тоже слушались. Это хорошо. Она знала, что когда ломаются кости конечностей, сначала не чувствуешь боли, но не чувствуешь вообще ничего, рука или нога делается как чужая. Боль и опухоль появляются потом, и довольно скоро. Если она все же что-то сломала, надо попытаться что-то сделать, пока она еще может ходить, двигаться.

Гунхильда пошла на ржанье, продолжая звать Халле. Ей казалось, она кричит, но на самом деле ее голос раздавался едва слышно.

Вдруг кто-то схватил ее за щиколотку – будто невидимая рука высунулась из-под земли, из камня, и Гунхильду пронзил ледяной ужас – это тролли!

– Йомфру! – выдохнул рядом хриплый голос. – Не кричи! Это я!

– Халле!

Ее отпустили, и Гунхильда присела, протягивая руку, которую тут же кто-то схватил.

– Я здесь. Головой треснулся. Сейчас…

Опираясь на ее руку, Халле с трудом сел.

– Лошадь… надо уходить быстрее… ее слышно… – бормотал он.

Гунхильда понимала, что он хочет сказать: лошадь, видимо, сломав ногу, билась на земле и своим ржаньем указывала преследователям путь.

– Вставай! – Девушка потянула Халле за руку и помогла подняться, едва сама не упав под его тяжестью. Молодой и худощавый, рослый парень тем не менее весил больше, чем она.

Держась друг за друга, они двинулись через заросли, все так же прочь от моря. Гунхильда уже не думала, куда они идут и какое спасение смогут там найти; ведь корабль Бергрена, даже если он еще не ушел, остался на берегу, они сейчас от него удалялись. Сейчас она помнила только о том, что их преследуют и люди Горма уже совсем близко. Ожили в памяти слова Асфрид: у нее есть враги, которые могут, воспользовавшись бегством и суматохой, убить ее и тем навсегда избавиться от опасности породниться с йотландскими Инглингами. Они продирались сквозь можжевеловые кусты, с трудом находя дорогу между камней; было темно, они не знали, куда идут, но могли надеяться, что преследователям будет так же нелегко их отыскать. А когда рассветет, они что-нибудь придумают…