Подлинная история носа Пиноккио - Лейф Перссон

– Обещаю, – заверил ее Ара.

Сев в свою машину, чтобы отправиться домой в Щисту, он сразу включил телефон. На автоответчике были три сообщения на одну и ту же тему от репортера, с которым он встречался всего несколько часов назад. Тот явно переговорил со своим шефом и созрел для нового предложения Аре по поводу описания виденного им человека и автомобиля, попавшегося ему на глаза, при условии, что он также взглянет на несколько картинок, которые газета приготовила для него. Десять тысяч крон за беспокойство плюс гарантия анонимности как источника. Если же он решится не останавливаться на полпути и согласится на интервью с именем и фотографией, издание могло предложить совсем иное вознаграждение. По крайней мере двойное, а если он, кроме того, укажет человека, чуть не попавшего под его такси, оно, пожалуй, могло удвоиться снова.

«И как мне, черт возьми, поступить? Пятьдесят штук наличными», – подумал Ара. Два месяца в Таиланде или Дубаи, пока полиция будет заниматься своим делом и наведет порядок, чтобы он смог снова вернуться домой.

Войдя в свою маленькую квартирку в Щисте, он решил заварить себе чай перед сном. Женщина-полицейский, с кем он недавно встречался, произвела довольно сильное впечатление на него. Она, похоже, относилась к тем, кто не бросает слова на ветер и, кроме того, отвечает за них.

«Пятьдесят тысяч по сравнению с пятихаткой», – ухмыльнулся Ара. Потом он отключил электрочайник, и в то самое мгновение, когда наливал кипяток в свою большую чашку, ему в квартиру позвонили.

«Черт, что происходит?» Ара сунул руку в карман, достал визитку Анники Карлссон и набрал написанный на ней от руки номер на своем мобильнике, а затем неслышно подкрался к входной двери и через глазок изучил посетителя.

Его новый знакомый из вечерней газеты явно был не из тех, кто сразу сдается независимо от того, какой ответ получил. В конце концов Ара впустил его к себе, прежде чем соседи заинтересовались, кто это пришел к нему среди ночи, и с целью объяснить журналисту, что он не хочет больше иметь никаких контактов ни с ним, ни с его изданием.

И здесь все получилось не столь гладко, хотя он сразу же рассказал о подписке, данной им в полиции.

– Да это ерунда, обязательная процедура у них, – пренебрежительно пожал плечами его посетитель. – В худшем случае тебя оштрафуют на несколько дневных заработков, а их, обещаю, мы компенсируем тебе. Кроме того, организуем для тебя адвоката, если они начнут давить.

– Я тебя услышал, – сказал Ара. – Сожалею, но меня это не интересует.

– О’кей, – кивнул репортер. – Мы поступим так. Ты останешься анонимным, и в этом можешь не сомневаться, у меня никогда и мысли не возникло бы сдать какой-то из моих источников. Ты рассказываешь о виденном тобой парне и о его машине. И получаешь десять тысяч наличными. Прямо сейчас. Я заметил здесь банкомат поблизости.

– Меня это не интересует, – повторил Ара.

– А если сможешь указать его на картинках, которые я принес с собой, обещаю дать тебе пятьдесят штук за беспокойство при той же гарантии анонимности. Это займет максимум пять минут, будь уверен. Потом я обещаю также не беспокоить тебя больше.

– О’кей, – сдался Ара.

«Все-таки пятьдесят тысяч», – подумал он.

Репортер крупнейшей вечерней газеты принес с собой два десятка снимков, представлявших полдюжины разных личностей и, похоже, сделанных в связи с всевозможными репортажами. Шесть человек по сравнению с двумя сотнями, которые полиция показала ему. Гость разложил их на кухонном столе Ары так, чтобы тот мог смотреть на них одновременно, и с одного быстрого взгляда таксист узнал мужчину, чуть не попавшего ему под колеса сутки назад.

Тот смотрел прямо в камеру, когда его снимали. Тот же взгляд, каким он одарил Ару на улице перед домом убитого адвоката. Сейчас он увидел незнакомца снова, во второй раз за короткое время, и по выражению его глаз почему-то внезапно понял, о чем предупреждала Анника Карлссон.

– Нет, – сказал Ара и покачал головой. – Сожалею, но я никого не узнаю. Никого из них.

– О’кей, – репортер похлопал его по плечу. – Мы не прощаемся. Звони напрямую, если передумаешь.

И он наконец ушел и оставил Ару в покое.

Прямо с места преступления Бекстрём поехал в ресторан по соседству со своим домом, намереваясь съесть там вполне заслуженный ужин, и стоило ему перешагнуть порог кабака, как его с распростертыми объятиями встретила знакомая официантка-финка, только что вернувшаяся из отпуска в Таиланде. Он расположился у барной стойки с целью в тишине и покое изучить меню и, между делом попивая холодное пиво, окинул взглядом заведение. В зале было мало гостей и никого из знакомых, а поскольку он собирался расслабиться, это устроило его просто замечательно. Вдобавок он хотел обменяться несколькими словами с финкой, пышногрудой блондинкой, которую знал уже несколько лет и которая к тому же время от времени убирала ему квартиру, получая за свои труды оплату натурой в его шикарной кровати фирмы «Хестенс».

«Возможно, поэтому она так хорошо сохранилась, пусть ей уже почти сорок», – подумал Бекстрём.

– Как все прошло в Таиланде? – спросил он, отхлебнув из своего бокала.

Просто отлично, если верить ей. На третий день ее дорогой супруг заснул на солнце, получил солнечный удар и попал в больницу в Бангкоке. Там он пролежал целую неделю, в то время как она сама могла расслабляться по полной программе.

Потом они с мужем вернулись домой, а так как лечение покрыла страховка, здесь тоже все сложилось просто замечательно.

– Слава богу, он не умер, – проворчал Бекстрём с чувством.

– Не беспокойся, – улыбнулась финка. – Настоящему парню вроде тебя не придется заботиться о вдове. Что ты будешь есть, кстати?

На следующий день ему требовалось рано вставать, и, поразмышляв недолго, Бекстрём решил заказать легкий ужин и на том остановиться. Он взял смоландскую колбаску, свеклу и тушеный картофель. Добавил к ним пару больших бокалов крепкого пива и две полные рюмки шнапса для улучшения пищеварения. А закончил все чашкой кофе с маленькой порцией коньяка, расплатился и пошел домой.

– Позвони, когда понадобится убираться. За мой отпуск, наверное, накопилось немало работы, – улыбнулась финка и кивнула многозначительно в направлении промежности Бекстрёма, прежде чем обняла его на прощание.

«Бабы просто сходят с ума по мне, и их все больше и больше», – подумал Бекстрём, выходя на улицу.

– Наконец дома, – подумал он и уже через пять минут, успев надеть свой японский махровый халат и смешать себе освежающий напиток из водки с тоником, сел на большой черный кожаный диван перед телевизором, положил ноги на античный китайский придиванный столик и окинул комнату одобрительным взглядом.

«Я хорошо живу», – сказал себе Бекстрём, и единственное беспокойство у него вызвала большая позолоченная птичья клетка, стоявшая на столе перед окном. «Самое время продать это дерьмо через Интернет», – подумал он, поскольку прошло уже почти три недели с тех пор, как ее обитатель попал в ветеринарную клинику, где, надо надеяться, скоро мог отдать богу душу. Без малейшего сожаления с чьей-то стороны и меньше всего со стороны Бекстрёма. В отличие от Эгона, его любимой золотой рыбки, умершей уже почти десять лет назад из-за того, что коллега Ян Рогерссон не уделил ей должного внимания, пока сам Бекстрём расследовал убийство на юге Швеции.

Зато у Бекстрёма никогда не было никакого восточного палочника. Он умышленно солгал о нем своей недалекой коллеге, инспектору Росите Андерссон-Трюгг, с намерением ошарашить ее и как можно быстрее положить конец разгоревшейся между ними бессмысленной дискуссии.

Золотая рыбка по имени Эгон и попугай, которого он окрестил Исааком, вот в принципе и вся живность, когда-либо обитавшая в его доме, а если говорить обо всех кошках и собаках его детства, то он их тоже придумал. Его чокнутая мамаша, конечно, имела множество комнатных растений, ежедневно отдавая им всю свою заботу и общаясь, главным образом, с ними, но ничего более живого не находилось поблизости, когда он рос. Опять же при таком папаше, пьянице старшем констебле, который не любил людей, растения и животных и при первой возможности отдавал предпочтение бутылке, а не своему единственному сыну Эверту.

«Такое вот у меня получилось детство. Счастливое, поскольку оно давно закончилось, а одиночка силен, только когда становится достаточно большим, чтобы защищать себя», – расфилософствовался Бекстрём. Впрочем, Эгона ему все еще не хватало, пусть прошло десять лет после того, как тот ушел из жизни.

– За тебя Эгон. – Бекстрём поднял стакан в память о безвременно ушедшем друге.

Он получил свою золотую рыбку вместе с аквариумом в подарок от одной дамочки, которую подцепил по Интернету. Бек-стрём ответил на ее объявление о знакомстве, и отчасти она привлекла его внимание тем, как описала себя, но, главным образом, своим псевдонимом Любительница униформы.