Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина - Елена Николаева

Ответ очевиден: менять надо почти всегда что-то в себе, что связано с напряженной работой, а обвинять можно другого, вообще не предпринимая никаких усилий. Более того, чем сильнее обвиняется другой, тем чище и значительнее кажется собственная персона, тем благороднее мотивы собственной деятельности и весомее ее результаты (вне зависимости от реальности). Именно поэтому в тех ситуациях, когда тяжело жить и нужно прилагать усилия, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам, обвинения перерастают межличностные отношения и становятся внутри– или межгосударственными, надевая личину межнациональной или межрелигиозной розни. Слишком велико искушение снять с себя груз ответственности и сказать, что во всем виноват кто-то другой. И самое простое решение состоит в том, что другой – это человек иной национальности, иного вероисповедания, иного цвета кожи и иной политической системы, как бы абсурдны ни были обвинения.

Именно в этом причина широкого распространения межэтнических конфликтов в период распада Советского Союза. Не желая предпринимать какие-то шаги и нести ответственность за свое нынешнее положение, часть населения легко ловится в сети политиков, нутром чувствующих это состояние, и голосует за националистические идеи. В людях, веками живших вместе в мире и согласии, пробуждаются самые темные чувства. Они начинают думать, что сосед живет хорошо не потому, что много работает, а потому, что забрал то, что не имеет права брать, поскольку он другой национальности. Но очень быстро выясняется, что, изгнав соседа, лучше жить не будешь. Для этого все равно надо работать самому. Политики получают свои дивиденды, а обманутое население вновь встает перед дилеммой – тяжело трудиться сейчас или вновь продолжать искать виновного. Последнее оказывается проще. Поэтому вместо объединения, позволяющего совместно выйти из кризиса, происходит все большая дезинтеграция и обнищание тех, кто еще верит, что можно хорошо жить, лишив соседа его прав.

Стремление найти виновного определяется не столько экономическим положением, сколько психологической незрелостью человека. Религиозные и межэтнические конфликты возникают и в экономически развитых, и экономически отсталых странах, поскольку люди с низким уровнем рефлексии (способности анализировать собственные поступки), который и позволяет реализовывать свою несостоятельность через гнев, обращенный на другого, встречаются всюду. Различие между странами с разным экономическим статусом заключается лишь в числе людей, желающих экстренно снять свое напряжение за счет других: их больше там, где тяжелее жить, и там, где нет возможности отстаивать человеческое достоинство. Психологическая зрелость проявляется именно в осознании собственной значимости и умении видеть достоинства (а не недостатки) других. Если судебная система не дает возможность человеку поднять голову, то чувство вины только сильнее пригнет ее. Потребность в мощной полицейской системе в экономически развитых странах свидетельствует о том, что и там подобных людей немало.

С особой силой снятие эмоций за счет другого происходит в преддверии и начале третьего тысячелетия, когда человечество входит в полосу проблем, решение которых возможно лишь при совместных усилиях многих стран. Объединение необходимо для того, чтобы исправлять ошибки, которые были совершены не нами, но могут повлиять на жизнь наших детей. При этом любые позитивные действия по объединению тут же влекут за собой новый рост межэтнической розни, сводящей на нет все предыдущие усилия. За межэтническими встают проблемы религиозные, которые, как и первые, лишь прикрывают неспособность и нежелание определенной части политиков действовать конструктивно и, напротив, острое желание снять эмоциональное напряжение у больших масс людей в сжатый срок.

Поскольку в этом случае каждая из вновь возникших «державных» стран не пытается учесть уроки недавнего прошлого, а, идя «своим собственным путем», наступает на одни и те же грабли, можно говорить, что это не случайное явление, а некий механизм, имеющий достаточно сложную природу. Возникая как внутриличностный конфликт, при соответствующих условиях он достигает масштабов государственных.

В психологической науке существует понятие «копинг», под которым подразумеваются механизмы, позволяющие человеку справиться с той или иной экстремальной ситуацией. Современному россиянину трудно пенять на отсутствие таковых ситуаций, поэтому поиски способов снятия возникшего напряжения, безусловно, являются актуальными.

Различают два типа копинга: направленный на решение возникшей проблемы и связанный с переживанием эмоций по поводу этой проблемы. В первом случае человек, попавший в экстремальную ситуацию, стремится рационально оценить происходящее, ищет его причины и возможности выхода из создавшегося положения наиболее эффективным путем. Во втором случае эмоции захватывают человека настолько, что он не пытается самостоятельно осознать и решать проблему, а лишь фиксируется на собственных переживаниях, ища возможность снять эмоции, обвиняя кого-то или самого себя. Так, попадая в тяжелое положение, люди могут причитать: «За что мне такое наказание?», «Почему это произошло именно со мной?», «Господи, почему ты меня оставил?» и т. д.

Особого замечания заслуживает тот факт, что исправлением ситуации занимаются при этом другие люди. Обычно подобные вопросы задаются при крайне тяжелых обстоятельствах: смерти близких людей, внезапных катастрофах, стихийных бедствиях. Чувство вины необязательно возлагается на другого, оно может полностью охватить переживания самого говорящего вне зависимости от реальности и возможности исправления ошибки.

Итак, попытка найти виновного – это не путь решения проблемы, это лишь стремление разрядить эмоции, используя другого, часто более слабого человека, например ребенка или подчиненного. Именно поэтому вопрос «Кто виноват?» задается в обществе обычно тогда, когда реально нет желания знать причины ситуации (а более вероятно, даже есть стремление скрыть их), но есть насущная потребность в эмоциональной разрядке.

Как только она происходит, ситуация продолжает вновь развиваться в направлении, нужном тем людям, которые скрывают истинные причины происходящего. Остальные же, разрядив свои эмоции, испытав видимость торжества справедливости, могут ослабить бдительность до следующего взрыва эмоций, когда вновь будет предложено очередное «жертвоприношение». Недаром со времен Древнего Рима мы знаем, что толпа требует от правителей не только хлеба, но и зрелищ, вовсе не интересуясь нравственными аспектами происходящего. Именно поэтому те же римляне с удовольствием наблюдали битвы гладиаторов, решая, кому из них жить, а кому – нет.

Процесс отреагирования эмоции за счет другого человека действует не только на участников, но и на зрителей столь возбуждающе, что казни и публичные наказания были востребованы во все времена, вплоть до конца XX в. и начала третьего тысячелетия. Самолеты НАТО «наказывали» Югославию бомбардировками под молчаливое согласие всей Европы, и наблюдение за уничтожением страны в центре Европы было одним из самых массовых и востребованных событий. Журналисты с удовольствием демонстрировали результаты жаждущей публике. «Наказание» Ирака происходило не столь гладко, но зато более убедительно по числу снарядов, сброшенных на мирных жителей, на древнейшие памятники (выдержавшие нашествия множества прежних варваров, но не переживших атаку современных вандалов). Вина предполагает, что ты не можешь изменить ситуацию сам. Ты обязан покаяться, а некто, кто в силу обстоятельств наделен соответствующими полномочиями, снимет или не снимет с тебя вину. Причастность к снятию вины, а следовательно, и некоторое «мессианство», ощущают все участники и наблюдатели наказания. Это чувство столь приятно, что можно не задавать вопрос о том, на каком основании некто присваивает себе функции Господа Бога и единолично решает, кто прав, кто виноват.

Кроме торжества справедливости зрители часто переживают приятное чувство собственной правоты, поскольку многие уверены, что уж с ними-то такое никогда не случится. На подобном катарсисе (эмоциональном отреагировании) паразитируют многие производители массовых фильмов (и прежде всего «мыльных опер»), в которых отсутствие художественности искупается обязательным торжеством справедливости и наказанием обидчика. При этом зритель не фиксируется на том, что вся жизнь положительного героя ушла на дрязги с ним, а конструктивного ядра разрешения ситуации так и не было предложено. Эта фабула удобно ложится на отсутствие собственных обязательств у части любителей подобной продукции, поэтому такие представления еще долгое время будут иметь неизменный успех.

Являясь зеркалом общества, типичная семья также периодически сотрясается в катарсической разрядке. Попадая в клубок неразрешимых проблем (отсутствие нормального жилья, денег, чувства защищенности и любви), члены семьи часто не пытаются понять их причины, а ищут виновного, через которого можно разрядить болезненные эмоции. Им может быть и муж, и жена, и дети. Именно поэтому в экстремальной ситуации любая ошибка этого члена семьи автоматически ведет к признанию его виновности и жертвоприношению, механизмы которого отработаны не одним поколением. В такой семье вслед за бдительными поисками жертвы и бурным «справедливым» ее осуждением воцаряются периоды идиллического спокойствия, пока растущее напряжение не потребует новой разрядки.