Уха в тундре - Мич Казим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молодец, красавчик! – говорю ему, тяжело дыша и пытаясь шутить. – Ушел себе, бросил нас, хоть пропади в этой тундре. А вдруг с дороги собьёмся, не в ту сторону пойдём? Что будешь делать?
– Голову подними и посмотри туда, – небрежно показывает рукой, – это буровая. Куда вы нафиг заблудитесь! Двигать ножками шустрее нужно. Раньше нужно было учиться ходить, раньше, тогда уже давно были бы на месте. Вова завёл свою любимую пластинку. Я даже знаю, что он скажет дальше. Решил подыграть ему.
– Конечно, тебе хорошо. Попал в погранвойска, а там научили тебя ходить быстро и правильно, долго и тихо. Не всем же так везёт.
Вова встрепенулся, зашевелился. Попал!
– Да, учили, как ходить долго, быстро и бесшумно. Видишь, как пригодилось теперь, хожу не устаю, вас, балбесов, поджидаю, – слушая Володю, я поворачиваюсь, смотрю на пройденную тропинку: голова Саши ещё только маячит где-то вдалеке. Видно, как ему нелегко даётся каждый шаг. Да, бодибилдинг – это не погранвойска.
– Так, а другим парням, кто не в погранцах служил, что делать? Я вот, на БПК служил, Северный флот. Мне где нужно было тренироваться ходьбе? – продолжаю заводить Володю. – Как ты себе это представляешь?
– А что, и на корабле можно бегать, разве нет? – Вова искренне удивляется, вроде бы эти пикировки у нас первый раз. – Я где-то читал, что на больших кораблях коридоры в километрах исчисляются. Почему бы и не побегать?
Я живо представил себе такую картину. Сидишь себе на боевом посту, изучаешь матчасть или книжку «Боевой номер», а потом поднялся, до хруста потянулся и пошел на прогулку. Спускаешься по трапу в коридор и начинаешь пробежку. Навстречу офицер, а хуже того «годок», и ласково так спрашивает:
– Куда, карасик, бежишь?
– Да вот, засиделся чего-то, решил пробежаться, размяться.
– Ну, молодец, конечно, пробежка – это вообще классно, за здоровьем нужно следить. Почему бы и не пробежаться, если уже вся медь надраена, резинки пробелены, на верхней палубе чистота, на боевом посту идеальный порядок? Так что правильное решение принято, нужно было бы ещё и дружка твоего Горохова прихватить, вместе веселей бегать.
Ну и так по-отечески тебя ниже спины хлопнул, типа подтолкнул: мол, «беги, разминайся», и пенделя волшебного вдогонку. Эта фантастическая картина так ярко промелькнула в моём мозгу, что я даже засмеялся. Володя принял это на свой счёт.
– Ну да, можно смеяться, но от этого ничего не изменится, ходить вы всё равно не научитесь! – лениво закончил он.
– А зачем нам это нужно, быстро и бесшумно ходить на гражданке?! Тем более что и отслужили мы честно и давно уже. Ты к чему-то готовишься? – лежу, гляжу в синее, бездонное, без единого облачка небо.
Лоб в испарине, лицо красное, как после хорошей тренировки, подходит Саша. Тяжело отдуваясь, плюхается рядом с нами. Вова, с гримасой презрения глядя на него, поднимается.
– В общем, так. Ходоки из вас ещё те, так что, слухай сюды. Я забираю у вас рюкзак с сетью, вам отдаю свой фотоаппарат. Отвечаешь головой, – это уже мне, – я пошел. Останавливаться не буду, ходите сколько хотите, хоть до утра, благо, что ночи нет, и одинаково светло что в семь вечера, что в семь утра. Вот буровая, километра три; с пути не собьётесь – тропинка ведёт куда нужно.
Помогаю Володе закинуть рюкзак на плечи. Себе на шею вешаю свой «ФЭД», Вовин «Зенит». Саша с ненавистью смотрит на наши приготовления; куда только подевалось сытое благодушие, наступившее после поедания ухи? Тундра поглотила всё: калории съеденной ухи, сытость, силы и даже хорошее настроение. Поправив рюкзак, Володя молча двинулся в сторону речки. Нас снова ждала переправа. Начинаю движение по тропинке. Пройдя всего несколько шагов, слышу за спиной пыхтение. Оглядываюсь. Лучше бы я шел, не оглядываясь: взгляд способен испепелять – это я понял, когда увидел взгляд Саши. Но мысленно ставлю защиту и всё обошлось – я остался жив.
Вот и река. Подойдя ближе, вижу на том берегу Вову. Не понял! На том берегу стоит мокрый и злой человек и изрыгает проклятья в наш адрес. Даже не слишком прислушиваясь, можно понять, что он вспоминает нас, нашу мать, далее всех родственников, святых и нечестивых, ну и в самом конце различные способы надругательства над нами. Ну а мы-то причём? Уже переправившись на тот берег, слышим такое повествование. Подойдя к реке, Вова подтянул к себе камеру, взгромоздился на неё. Естественно, что рюкзак, торчащий за спиной, очень сильно сместил вверх центр тяжести переправляющегося. Балансируя на камере, стараясь как можно меньше делать резких движений, Вова уже почти добрался до противоположного берега. И тут, как всегда, вмешивается НО. Так вот, ещё только начав движение к противоположному берегу, выбирая слабину верёвки, он закидывал её в сторону и назад. В результате таких действий верёвка зацепилась за обломок куста, росший на берегу, а когда камера подходила к противоположному, то не хватило буквально метра верёвки. Она резко натянулась, камера крутанулась и Вова, потеряв равновесие из-за торчащего горба-рюкзака, оказался по плечи в холодной воде. Цепляясь за кусты, быстро вскарабкался на берег, – температура воды не располагала к длительному приёму водных процедур. Ну и причем здесь мы? Оказывается, главная причина гнева это то, что нужно было обязательно сфотографировать (!) это приключение. Вот, оказывается, что важно, а не то, что свалился в воду. Посмеялись, разрядили обстановку. Рюкзак снова на Вову (чтобы вспотел и согрелся), ноги в руки и уже – откуда только силы взялись – короткими перебежками к буровой.
Тёплое помещение станции, сухое бельё, горячий
