Советы пана Куки - Радек Кнапп

— Простите… Я хотел бы купить билет до Вены.

— Восемьдесят шиллингов, — пробормотал тот, не отрываясь от зеркала. Мне показалось странным, что приходится расплачиваться шиллингами, — ведь мы пока никуда не уехали. Но, может быть, так и надо. Я достал деньги и отсчитал нужную сумму.

— А туда и обратно сколько? В два раза больше?

— Кажется, у нас свой Эйнштейн объявился!

Он выдрал из носа особенно толстую волосину и стал рассматривать ее на свет.

— Куда положить деньги? — спросил я.

— Все равно.

Я положил их возле руля. Хотел было еще спросить, когда мы прибудем в Вену и все такое, но он, похоже, принадлежал к тем натурам, которые не любят, когда их отвлекают во время косметических процедур.

Я развернулся и прошел в хвост автобуса в надежде отыскать свободное место. Мне пришлось продираться через кучу сумок, загромоздивших проход. Изо всех сил я старался на них не наступать — ведь мы, славяне, чертовски трепетно относимся к личной собственности. А пассажиры этого автобуса, как мне показалось, относились к своим вещам еще трепетнее, чем в среднем по стране. Особенно некоторые мужчины в серых шерстяных свитерах. Эти, все как один, были отлично сложены и сидели друг за другом вдоль прохода. Двое или трое из них мне улыбнулись, показав, что ценят мою осторожность, и я заметил, что кое у кого не хватает зубов, совсем как у пана Куки. Правда, было непохоже, что они потеряли зубы, гоняясь на роликах по универмагу с замороженными индюшками под мышкой.

Когда я добрался-таки до конца автобуса, выяснилось, что талисман пана Куки и в самом деле приносит счастье.

Рядом с женщиной, занятой подпиливанием ногтей, имелось свободное место. Дама была настолько погружена в свое занятие, что даже не взглянула на меня, когда я плюхнулся рядом.

Я хотел было сказать «добрый день» или что-нибудь в этом роде, но почему-то не смог произнести ни слова.

Нет-нет, вообще-то я очень люблю женщин и все такое. Но я не люблю им мешать, когда они заняты. И потом, у нее была очень густая и длинная челка, скрывавшая от меня лицо, — и я никак не мог понять, сколько ей лет. Если бы я вдруг ни с того ни с сего заговорил с пятидесятилетней дамой, она, скорее всего, тут же захотела бы узнать, почему это я один еду в автобусе, и задала бы мне кучу других трудных вопросов, на которые так сразу и не ответишь.

Удобно устроившись, я огляделся по сторонам, чтобы получше рассмотреть попутчиков. Они все явно были старше меня. Похоже, я оказался самым юным в автобусе. Но меня удивило, что никто, кроме меня, не походил на туриста. Почти все в джинсах и толстых свитерах — что само по себе довольно странно в такую жару. Мужчины, мимо которых я только что пробирался, передавали друг другу двухлитровую бутыль «кока-колы». Сделав глоток, каждый протягивал ее дальше, за спинку сиденья. Очевидно, углекислоты там не было, потому что, прикладываясь, они приговаривали что-то вроде: «Вот покажу я сейчас моим микробам…»

Среди них был один в красной кепке с надписью «Тойота». Другие обращались к нему с подчеркнутым уважением, а один, передавая бутыль, сказал: «Хлебни, Арнольд. Пока до границы доедем, дыхание вновь станет чистым, как у младенца».

Но мужчина в кепке, и впрямь немного похожий на Арнольда Шварценеггера, молча помотал головой. Он то и дело оглядывался по сторонам, будто ему угрожала какая-то загадочная опасность, известная ему одному. Похоже, он постоянно был начеку — потому что, когда я от нечего делать стал пересчитывать сумки, стоявшие рядом с ним, он вдруг повернулся ко мне и процедил: «Следи лучше за своими зубами, чтобы не растерять».

Я покраснел и отвернулся к окну. Если не вышел ростом, дипломатию осваиваешь быстро, — не хуже, чем в министерстве иностранных дел США, Но с этого момента я точно знал, что кое-что пан Кука от меня намеренно скрыл.

Водитель вдруг оторвался от зеркала заднего вида, убрал пинцет в небольшой черный футляр, извлек из него же ключ и вставил в зажигание.

Сначала мне показалось, что заработала целая фабрика. Потом на первой передаче автобус медленно объехал всю площадь автовокзала — отчего все, кто в радиусе километра от нас еще спал, вне всякого сомнения, проснулись. Правда, когда через полчаса мы выехали на шоссе, мотор стал работать гораздо тише. Таблички на обочине теперь сообщали нам преимущественно смешные названия местечек, которыми так богата наша страна.

Я с облегчением вздохнул. Мне просто повезло, что родители не пошли меня провожать. Стоило им увидеть этот «холодильник» на колесах, и мое путешествие закончилось бы, не успев начаться.

Вообще-то мои родители — самые безобидные люди на свете. Отец сидит по вечерам в плетеном кресле и читает газету, а мать где-нибудь рядом перебирает своими спицами. Так, год за годом, течет их семейная жизнь, и они никому не сделали ничего плохого. Когда я сообщил им, что хочу поехать в Вену, причем самостоятельно, отец отложил газету, а мать замерла, уставившись в самую середину только что связанной розочки. С того вечера и до моего отъезда не было ни дня, когда они не пытались бы меня отговорить.

Отец умело целился в самое слабое место.

— Мы беспокоимся о тебе, — говорил он, — впрочем, это не так уж важно, но ты подумай: денег тебе едва ли хватит и на неделю. А здесь на те же самые деньги ты можешь жить, как барон, целых две.

— Я стану изо всех сил экономить, — отвечал я, — и найду работу. Я так и хотел с самого начала.

Тут мой отец демонстративно подносил ладонь к уху, делая вид, что не расслышал:

— Что-что? Когда я в прошлое Рождество посоветовал тебе открыть накопительный счет, чтобы «сэкономить» на собственный дом, тебе пришлось заглянуть в словарь, чтобы понять, о чем я толкую. А работал ты, насколько мне известно, всего один раз в жизни.

В этом месте, самое позднее, в разговор вступала мать, приводя возражения чисто практического характера:

— Ты хоть подумал, где будешь ночевать? Нельзя же ехать в чужую страну просто так, не обращаясь в турфирму, которая позаботится о твоем ночлеге.

— Пан Кука посоветовал мне гостиницу. Она называется «Четыре времени года». Конечно, гостиница не роскошная, но уж точно лучше, чем большинство наших.

Тут отец складывал газету, шурша страницами, и переводил взгляд на мать:

— Так я и знал, что сам он не мог до этого додуматься. Алкоголик его с толку сбил. Что он там еще тебе насоветовал?

— Рассказал, как подешевле добраться, дал пару советов, как себя вести на Западе. А на прощание даже подарил мне талисман.

— Похоже, придется серьезно с ним поговорить, — сказал отец.

А мама добавила:

— Твой пан Кука ни разу в жизни не сказал правды. Его вторая жена только через три года узнала, что он так и не развелся с первой.

Отец, чувствуя, что разговор отклоняется от темы, вернулся к сути:

— Даже если тебе удастся найти работу и гостиница «Четыре времени года» действительно существует, случиться с тобой может все, что угодно. Жизнь на Западе — вовсе не сплошное мороженое с каруселью.

— Я не люблю мороженое, а на карусели катался в последний раз десять лет назад.

— Ты прекрасно понимаешь, что имеет в виду отец, — сказала мама. — Просто мы не можем понять, почему, впервые отправляясь в самостоятельное путешествие, нужно непременно ехать за тысячу километров от дома: отпуск можно было бы провести, не выезжая из страны.

— Каникулы. У меня каникулы, а не отпуск, — по какой-то непонятной причине я терпеть не могу слова «отпуск». — А до Вены отсюда меньше семисот километров.

— Не надо ловить меня на слове, малыш. Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Почему бы для начала не съездить в Гданьск, или в Краков, или просто в летний лагерь вместе с друзьями?

— Все мои друзья в этом году поехали в Германию или Швецию. А мне чего ждать? Того и гляди, окажешься в кресле-качалке с вязальными спицами в руках или, того хуже, проснешься однажды утром, а ты уже покойник…

С моей стороны это было очень резко. Но родители казались слишком расстроенными, чтобы обращать внимание на грубость.

И так каждый день. Потом мать снова вцеплялась в спицы, а отец углублялся в газету. Но когда они все-таки осознали, что отговорить меня не удастся, они вдруг растрогали меня до слез — до сих пор ком стоит в горле.

Вечером перед моим отъездом отец вошел ко мне в комнату и положил на кровать конверт. Там была тысяча шиллингов — на первые дни в Вене. Половина его зарплаты. Обычно не склонный к проявлению отцовских нежностей, он положил руку мне на плечо и сказал:

— Когда доберешься, пошли матери открытку с собором Святого Стефана. Это ее порадует.

Потом он встал и как-то странно уставился в пол, будто что-то потерял.

А я смотрел в окно автобуса: мимо проплывала моя страна. Дома медленно росли, потом на какой-то момент замирали и снова исчезали вдали. В небе уже появились звезды, а из лесов ветер доносил теплый запах смолы. Нигде леса не пахнут так, как у нас. Вдруг прямо в мое окно стукнулся ночной мотылек. Он застрял в оконной щели и погиб. Но его крылышки долго еще трепетали на ветру, словно он все еще жив. Внезапно я ощутил прилив счастья. Теперь я за все отвечаю сам.