Еврейское остроумие. Десять заповедей - Юлия Белочкина

И вот сидят в купе офицер и еврей. Офицер выкладывает на стол кусок окорока, каравай хлеба и соленья. И выставляет бутылку французского вина. Как человек вежливый, он предлагает соседу бутерброд с ветчиной. Тот мнется и с видимым сожалением отказывается. Молодой военный с аппетитом уничтожает провизию, наливает стакан вина и интересуется у попутчика, не желает ли тот промочить горло. Еврей снова отказывается.

— Вы что, ни есть, ни пить не хотите?

— Да нет, хочу, — отвечает еврей. — Но у нас ужасно строгие законы насчет пищи!

— И вы не можете нарушать их ни при каких обстоятельствах?

— Ну, разве что в редких случаях. Например, когда возникает опасность для жизни.

Тут офицер вытаскивает револьвер и в шутку наставляет на еврея:

— Пейте, или буду стрелять!

Еврей пьет.

— Вы на меня не очень сердитесь? — смущается офицер.

— Сержусь. Почему вы не вынули револьвер раньше, когда угощали меня ветчиной?

* * *

На маленькой станции под Винницей на платформе крестьянка торгует домашней колбасой. Два пассажира — еврея жадно смотрят на эту вкусную еду.

— Жалко, что это трефная колбаса, — говорит, вздыхая, один из них.

— Не может быть! — возражает ему другой. — Сейчас проверим.

Он подходит к крестьянке и грозно спрашивает:

— Вы что, позволяете себе торговать трефной колбасой?

— Нет, — отвечает крестьянка, которая не имеет понятия о трефном.

— Я же говорил! Дайте мне три фунта!

* * *

Одна из самых важных заповедей — обрезание (брит — мила). Кажется, евреи гуманнее своих соседей — арабов — они проводят обрезание, когда ребенок так мал, что и понять не успеет, что с ним произошло. Моэлъ — весьма почтенная профессия, его приезд в маленький город предшествует шумным гуляниям, какие устраивают после обрезания. Конечно, это важный ритуал, но евреи не прочь пошутить на эту тему.

В окне лавки выставлены красивые старинные напольные часы.

— Продайте мне часы, — просит заинтересовавшийся покупатель.

— Я не продаю часы, — отвечает хозяин лавки. — Я делаю обрезание.

— А почему вы поставили в витрине часы?

— А что бы вы хотели, чтобы я там поставил?

* * *

— Ребе, почему мальчикам делают обрезание?

— Ну, во — первых, это красиво…

* * *

После брит — мила следующее важное событие — бар — мицва. По сути дела, это вхождение мальчика в мир взрослых. Веселый праздник, ничего не отрезают. Традиция требует, чтоб во время бар — мицвы мальчик блеснул своими знаниями Талмуда. Это делается так: мальчик читает отрывок из Талмуда и растолковывает его. То есть сначала он ставит каше (вопрос), потом дает на него теруц (ответ).

Меламед готовит тупого ученика к бар — мицве и пытается вбить ему в голову хотя бы самые простые вещи:

— Первое. Вокруг темно и скользко, и ангел мести вышел на охоту. Итак, каше: почему он не падает? Теруц: он же ангел! Второе. Когда Иосиф и его братья встретились в Египте, они его не узнали. Где здесь каше? Вот где: почему они его не узнали? Теруц: прежде он не носил бороды, а тут они увидели его с бородой. Третье. У Ноя было три сына. Каше: как звали их отца? Теруц: его звали Ной…

Наступил знаменательный день. Мальчик, проходящий посвящение, стоит перед общиной и торжественно говорит: «И вот встает пасук: вокруг темно и страшно, так страшно, что Иосиф забыл, как зовут его собственного отца, да и сам он такой страшный, что его мама родная не узнает, а тем более братья. И вот вышел он из Египта на охоту. Следует каше: почему он не падает? Теруц: раньше он не носил бороды, а теперь носит».

* * *

Вечеринка в честь бар — мицвы:

— Абрамчик расскажет, каким нужно быть мальчиком, чтобы попасть в рай, — умильно говорит мама.

— Мертвым, — коротко отвечает Абраша.

* * *

Вечеринка в честь бар — мицвы. Отец мальчика после двух рюмок пустился в воспоминания:

— А вот я сразу после своей бар — мицвы убил в один вечер четырех бешеных собак.

— Папа, а в прошлом году ты говорил, что только двух.

— Знаю! Тогда ты был слишком мал, чтобы знать всю правду!

* * *

Вечеринка в честь бар — мицвы:

— Абраша, как ты думаешь, Ной много рыбачил, находясь на ковчеге?

— Нет, — ответил мальчик. — Ведь у него было только лишь два червяка.

* * *

Учитель — талмудист и сын еврея — аренда — тора читают Мишну. Дойдя до главы «Вол бодает корову», мальчик спрашивает:

— Ребе, а какой масти была корова?

Отец, который слышит это, обращается к учителю:

— Какой идиот! Сколько раз ему говорил: масть коровы — это чепуха! Важен ее возраст, здоровье и удойность!

* * *

Местечковый богач отдал сына учиться в религиозную школу. Спрашивает у учителя:

— Ну, как успехи?

— Уже разучиваем поминальную молитву.

— Зачем? Я пока умирать не собираюсь.

— Э — э, чтоб вам жить столько лет, сколько он будет учить поминальную молитву!

* * *

Запрет на воровство присутствует практически в любой религиозной доктрине.

Евреи тоже не исключение.

Один еврей пешком отправился в Бердичев. Вдруг видит: на дороге фургон стоит.

— Не подвезешь ли меня? — спросил он кучера.

— Подвезу, — ответил тот. Забрался еврей в фургон, и кучер погнал лошадей. Едут они, беседуют, вдруг видят слева поле, а на нем скошенный овес. «Вот моему коню будет праздник!» — подумал кучер и решил стащить охапку — другую. Он остановил коня и сказал попутчику:

— Пойду возьму пшеницы, а ты гляди по сторонам; если кто увидит, подай мне знак.

Еврей согласно закивал. Только кучер нагреб большую охапку, как попутчик руками машет: мол, кто‑то их увидел. Кучер в испуге бросил пшеницу, вскочил на козлы и ходу. Отъехав от поля, он оглянулся, а вокруг ни души.

— Ты обманул меня, — напустился он на попутчика. — Кто видел, что я пшеницу взял?

— Бог, конечно. Он ведь все видит, ничто не укроется от Него.

* * *

В недорогой гостинице два еврея заняли семейный номер, чтоб сэкономить деньги. Когда оба спускались по лестнице, один из них нагнулся и протянул другому его бумажник, который упал на пол. Все были в восторге, какой честный человек! Ведь в толпе никто бы не заметил, если бы он сунул его в карман.

Утром хозяин бумажника вызвал хозяина: кошелек пропал! Его искали везде, перевернули все вверх дном, наконец вызвали квартального, который нашел бумажник в вещах соседа по комнате.

— Не понимаю, — удивляется пострадавший, — сначала он отдает мне потерянный бумажник, а потом сам же крадет его!

— Я правоверный еврей, — гордо сообщает вор. — Вернуть найденное владельцу — это мицва!

— А воровство?!

— Ну, Всевышнему было угодно, чтоб у меня была такая профессия.

* * *

Мелкий лавочник Грюн всякий раз приходит на склад точно к началу молитвы. Он поворачивается лицом к восточной стене (по направлению к Иерусалиму), истово молится, раскачиваясь всем телом, и при каждом наклоне берет несколько штук шелковых платков из большой кипы.

Владелец склада был очень религиозным и не решался отвлекаться от молитвы, так что он просто перетащил дорогой товар в другое место. И вот Грюн пришел; как всегда, усердно молится. Вдруг он прерывает молитву и с возмущением кричит, кивая в сторону платков:

— Ганев! Это ведь хлопчатобумажные!

* * *

Ребенок впервые в жизни попал на кладбище и читает по слогам: «Здесь покоится почтенный раввин…», «Здесь покоится добродетельный праведник…», «Здесь покоится щедрый благотворитель…».

— Папа, папа! А что, воры и обманщики никогда не умирают?

* * *

Давать милостыню — тоже заповедь. Благочестивый еврей тратит на цдаку до десятой части своих доходов. У богатых евреев Испании был такой обычай: у них дома стоял специальный стол, за который каждый день сажали нищих и кормили их; а когда хозяева умирали, им делали гроб из дерева этого стола. Этот обычай символизирует, что, умирая, человек берет с собой лишь то, что делал для других.

Скупой подходит к вратам Царства Небесного.

Начинает стучаться. У него спрашивают:

— Чего стучишь?

— Впустите меня! Я дал нищему Хаиму две копейки! — уверяет он. Разыскивают Хаима. Он подтверждает: да, было.

— Вот! Видите! Нищему Абраму я тоже дал две копейки, — говорит скупой. Нищего приводят, и он подтверждает: да, дал.

По две копейки получили в свое время еще трое нищих.