Россия как нарциссическое расстройство личности, Украина как нарциссическая травма - Ольга Чигиринская

Здесь этнический стереотип-терпеливость русского этноса.

Следующий анекдот позволил выявить такое качество русских как находчивость. Это качество раскрывается при сопоставлении с другими этносами, где наблюдается стремление русских оказаться в представленной ситуации лучше, чем другие:

Встретились немец, француз и русский. Немец говорит:

— Вот наши ученые смогли скрестить корову с курицей. Теперь молоко, мясо и яйца девать некуда.

— Что у вас, — говорит француз, — вот у нас ученые смогли скрестить пчелу с мухой, теперь она летает по помойкам и мед рекой льется.

— А у нас тоже скрещивают, — вступает в разговор русский, — недавно удалось скрестить арбуз с тараканом. Теперь разрезаешь арбуз… а косточки сами разбегаются!..

Такое качество русских как стойкость и упорство характера, также нашло свое отражение в анекдотах.

Террористы похитили работников оборонных предприятий: американца, француза и русского. После часовой пытки американец объяснил устройство крылатой ракеты. После двухчасовых пыток француз выдал схему новейшего истребителя. После недельных пыток русский нарисовал гайку в трех проекциях.

Интересно, что в описываемой в анекдоте ситуации о поведении мужчины по отношению к женщине в раскаленной пустыне каждый этнос, пытается увидеть свой этнический образ: француз-галантность, англичанин — выдержку, еврей- предприимчивость, причем русский сразу же узнает в этой ситуации себя, и приписываемую ему доброту и, как уже отмечалось, широкодушие:

Послали представителям разных национальностей фильм: раскаленная пустыня, палящее солнце. С трудом идут мужчина и женщина. И вдруг мужчина достает сочный апельсин и отдает его женщине.

Вопрос: Какой он национальности?

Француз:

— Только француз мог так галантно отнестись к даме!

Англичанин:

— Нет, это англичанин — посмотрите, какая выдержка!

Русский:

— Нет, это только русский: Надо же быть таким дураком! Сам бы съел.

Еврей:

— Нет, это еврей: кто бы еще мог достать в пустыне апельсин».

Первое впечатление: чувак вообще не понял, о чем анекдоты. Второе впечатление: чувак понял, о чем анекдоты, но не понял, что в них русские характеризуются вовсе не позитивно. У него слепое пятно там, где о характере нужно судить по поступку, он реально считает, что анекдот, где русский ругает условно-русского дураком за щедрость, характеризует именно русскую щедрость.

Анекдоты про русских (в смысле, те, где педалируется национальность), преподносят нам героя, созданного как будто из одних отрицательных черт: пьяница, дурак, агрессивный, эгоистичный, злобный, нецивилизованный, безрассудный ленивый сквернослов… но при этом почти во всех анекдотах русский выигрывает. Будь то чемпионат мира по пьянству и мату или просто способность поставить на своем хотя бы и всем во вред (ящик водки и этих двух пидорасов обратно!) — русский выигрывает.

Так что да, с одной стороны, как пишет профессор Зубарева, анекдот вроде бы как есть форма национальной самокритики. А с другой стороны, как пишет она же — чем ближе к телу народа, к каким-то статистически подтверждаемым закономерностям в его жизни, тем снисходительней интонация:

«В отражении повседневно-бытовых проблем лидирующей оказывается тема пьянства. Однако характер фиксации данного порока не столько носит толерантный характер принятия (снисходительный тон обсуждения), сколько выступает элементом национальной гордости, признаком особости и отличия, своеобразным знаком качества всего „исконно русского“ („только у нас!“, „только наши люди так могут!“)».

«Исследователи основ русского национального характера выделяли в качестве отличительной черты русского сознания его двойственность — сосуществование антиномий, отсутствие середины, амбивалентность, выступающую в крайностях: „или — или“. Подобные характеристики во многом лишают национальный тип нацеленности на прагматические ориентиры, препятствуют выбору рационально-обоснованных и логически-последовательных построений.

Отсутствие логики и опоры на здравый смысл отражено и в содержательной направленности анекдотов, передающих в целом анекдотизм русской жизни как закрепленную в культуре нелогичность поведения, акцентировку внимания на непродуманности действий русского человека, нецелесообразности и неразумности осуществляемых им поступков»

http://ecsocman.hse.ru/data/2013/03/11/1251433807/Zubanova.pdf

Ну ладно, анекдоты — это все смехотульки-смехуечки. Давайте посмотрим на более высокие пласты культуры. На классику, чхорт возьми.

Н.О. Лосский в своей книге «Характер русского народа» упирает на религиозность. «Основная, наиболее глубокая черта характера русского народа есть его религиозность, и связанное с нею искание абсолютного добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божием, — пишет он. Совершенное добро без всякой примеси зла и несовершенств существует в Царстве Божием потому, что оно состоит из личностей, вполне осуществляющих в своем поведении две заповеди Иисуса Христа: любить Бога больше себя, и ближнего, как себя. Члены Царства Божия совершенно свободны от эгоизма и потому они творят лишь абсолютные ценности, — нравственное добро, красоту, познание истины, блага неделимые и неистребимые, служащие всему миру».

Ну что ж, помер Николай Онуфриевич в 1965 году — то есть, у него была масса времени заценить проявления этой религиозности начиная с 1917 года. А кстати, свой труд про характер русского народа он напечатал в 1957.

Исследование свое он построил на изучении русской литературы и биографий ее создателей. Давайте и мы спляшем оттуда же. Но прежде еще раз отметим: чувак, назвавший основной, наиболее глубокой чертой русского народа религиозность, как-то умудрился это увязать у себя в голове с атеистической вакханалией 20-х годов, с разрушением церквей, расстрелами священников, разгоном монастырей и т. д.

Что, он один такой? Никак нет!

Русские классики обожали (вплоть до обожествления) русский народ. Они превозносили такие добродетели русских, как терпение, отвагу, стойкость, отчаянную храбрость, свободолюбие, доброту, великодушие и сострадательность. Туда же классику кинематографа и вообще «старое доброе любимое кино».

Но с этими добродетелями, как и с религиозностью, получается интересная фигня. Возьмем, допустим, храбрость. Возьмем русскую женщину из некрасовского «Мороза-красный-нос», которая коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. А теперь посмотрим шире на творчество того же Некрасова и увидим очень похожий типаж женщины в «Кому на Руси жить хорошо». Только эта женщина покорно сносит издевательства мужа, свекрови и золовок. Впрочем, и героиня «Мороза» в финале замерзает насмерть, сдавшись перед вдовьей участью и суровой зимой.

Или возьмем солдатскую храбрость. Толстой, Лев Николаич. Платон Каратаев, вера-отвага-духовность во все поля. Но обратимся к другому его тексту, «После бала» — там зольдатики бьют своего товарища смертельным боем, не слушая просьб о пощаде, покорно и вместе с тем жестоко. И самое страшное во всем этом — признание героя: «Что ж, вы думаете, что я тогда решил, что то, что я видел, было — дурное дело? Ничуть. „Если это делалось с такой уверенностью и признавалось всеми необходимым, то, стало быть, они знали что-то такое, чего я не знал“, — думал я и старался узнать это. Но сколько ни старался — и потом не мог узнать этого».

Патриотизм? «Бородино» и «Прощай, немытая Россия» написаны одной и той же рукой.

Короче, возьмите любую из превозносимых русских добродетелей, возьмите классика, который ее превозносит — и вы увидите в его же текстах опровержение.

Думаете, сами русские классики этого не замечали? Еще как замечали. А уж русские философы опосля выдумали концепт «загадочной русской души», в которой одновременно уживаются:

«1. широта души — отсутствие формы;

2. щедрость — расточительство;

3. свободолюбие — слабая дисциплина (анархизм);

4. удаль — разгул;

5. патриотизм — национальный эгоизм».

А как увязать свободолюбие с тем фактом, что крепостное право отменили аккурат в тот год, когда в Лондоне построил первое метро? А никак. Загадочная русская душа любит свободу, но просит кнута. Да, американцы оказались еще бОльшими лицемерами, но они хоть воевали за свободу для этих негров; за свободу русского крестьянина не воевал никто, кроме кучки экстремистов.

Конечно, дураками классики не были. Они прекрасно видели, в каком жалком состоянии находится народ, и понимали, что, сколь его ни прославляй, это жалкое состояние не изменится. Они были свидетелями (а то и соучастниками!) немыслимых унижений, мучений, злоупотреблений — и ничем не могли помочь. Даже если у них была власть, как у Салтыкова-Щедрина, они не могли переломить целую систему лжи, эксплуатации и подавления.