Волосы Вероники - Френсис Фицджеральд

- Что?

- И ни на что я не намекала, - сказала Марджори напрямик. - Насколько помню, я сказала, что лучше три раза подряд надеть красивое платье, чем чередовать его с двумя страшилищами.

- Ну и как, по-твоему, приятно такое слышать?

- А я вовсе не старалась быть приятной. - И, чуть помолчав, добавила: Когда ты хочешь уехать?

У Вероники перехватило дыхание.

- Ой, - еле слышно вырвалось у нее.

Марджори изумленно подняла глаза.

- Ты же сказала, что уезжаешь.

- Да, но...

- Значит, ты брала меня на пушку!

Они уставились друг на друга через стол. Туманная пелена застилала глаза Вероники, Марджори жестко глядела на нее - таким взглядом она обычно укрощала подвыпивших студентов, когда те давали волю рукам.

- Значит, ты брала меня на пушку, - повторила Марджори так, будто ничего другого и не ожидала.

Вероника разразилась слезами, подтвердив тем самым свою вину. Глаза Марджори поскучнели.

- Ты мне сестра, - всхлипывала Вероника. - Я у тебя гощу-у-у. Я у тебя должна пробыть месяц, а если я уеду сейчас-домой, мама удивится и спросит...

Марджори выждала, пока поток бессвязных слов не сменился чуть слышным хлюпаньем.

- Я отдам тебе мои карманные деньги за месяц, - сказала она холодно, и ты сможешь провести эту неделю где тебе заблагорассудится. Тут поблизости есть вполне приличный отель...

Вероника захлебнулась слезами и выскочила из комнаты.

Через час, когда Марджори увлеченно сочиняла одно из тех ни к чему не обязывающих, восхитительно уклончивых писем, которые умеют писать только девушки, в библиотеку вошла Вероника - глаза у нее покраснели, но держалась она нарочито спокойно. Не глядя на Марджори, она взяла с полки первую попавшуюся книгу и сделала вид, что читает. Марджори, казалось, всецело поглощенная своим делом, продолжала писать. Когда часы пробили полдень, Вероника с треском захлопнула книгу.

- Пожалуй, мне стоит купить билет на поезд.

Совсем иначе думала она начать эту речь, когда репетировала ее у себя в комнате, но так как Марджори не придерживалась отведенной роли - не умоляла ее образумиться, не просила забыть это недоразумение, - ничего лучшего Вероника не нашла.

- Подожди, я кончу письмо, - сказала Марджори, не оборачиваясь. - Я хочу отправить его со следующей почтой.

Еще минуту она деловито скрипела пером, потом обернулась к Веронике, как бы говоря всем своим видом: "Я к вашим услугам". И снова пришлось начинать Веронике.

- Ты хочешь, чтобы я уехала?

- Видишь ли, - прикинула Марджори, - раз тебе тут плохо, по-моему, прямой смысл уехать. Что толку чувствовать себя несчастной.

- А ты не считаешь, что простая доброта...

- Ради бога, не цитируй ты "Маленьких женщин"! - нетерпеливо прервала ее Марджори. - Они давно устарели.

- Ты так думаешь?

- Еще бы! Какая современная девушка станет жить, как эти пустышки?

- Они служили примером нашим матерям.

Марджори расхохоталась.

- Как бы не так! И потом, наши матери были вполне хороши на свой лад, но что они могут понять в жизни своих дочерей?

Вероника взвилась.

- Я прошу тебя не говорить так о моей матери.

Марджори снова расхохоталась.

- А я, помнится, не говорила о ней.

Вероника почувствовала, что ее отвлекают.

- Значит, ты считаешь, что вела себя по отношению ко мне хорошо?

- Я сделала для тебя все, что могла, и более того. Ты довольно тяжкий случай.

У Вероники набрякли веки.

- А ты себялюбивая, злая и, вдобавок, совершенно не женственная.

- Господи боже мой! - возопила Марджори. - Да ты просто дуреха! Такие девицы, как ты, прежде всего виноваты в бесчисленных нудных, тусклых браках, в том, что чудовищная бестолковость сходит за женственность. Представляю, каково приходится человеку, когда, пленившись разодетой куклой, которую он наделил всевозможными добродетелями, он вдруг замечает, что взял в жены жалкую, нудную, трусливую жеманницу.

Вероника даже рот раскрыла от изумления.

- Вечно женственная женщина! - продолжала Марджори. - Лучшие ее годы уходят на то, чтобы поносить девушек вроде меня, которые не тратят времени попусту.

Чем больше воодушевлялась Марджори, тем сильнее отвисала челюсть у Вероники.

- Можно еще понять, когда на жизнь плачется дурнушка. Будь я непоправимо дурна собой, я бы никогда не простила родителям, что они произвели меня на свет. Но тебе-то жаловаться не на что. - Марджори пристукнула кулачком. - Если ты рассчитываешь, что я буду хныкать вместе с тобой, ты ошибаешься. Хочешь - уезжай, хочешь - оставайся, дело твое. Она собрала письма и вышла из комнаты.

Вероника не спустилась к обеду, сославшись на головную боль. После обеда за ними должны были заехать молодые люди - повезти их на утренник, но головная боль не прошла, и Марджори пришлось принести извинения не слишком опечаленному кавалеру. Вернувшись под вечер домой, Марджори застала у себя в спальне Веронику - на лице ее была написана непривычная решимость.

- Я подумала, - приступила Вероника прямо к делу, - что ты, может быть, и права, а может быть, и нет. И если ты объяснишь мне, почему твоим друзьям... словом, скучно со мной, я попробую делать все, что ты скажешь.

Марджори распускала волосы перед зеркалом.

- Ты это серьезно?

- Да.

- И без оговорок? Будешь делать все, что я скажу?

- Ну...

- Ничего не ну! Будешь делать все, что я скажу?

- В пределах разумного.

- Ни в каких не в пределах. В твоем случае ничто разумное не поможет.

- И ты хочешь заставить... посоветовать мне...

- Вот именно. Если я велю тебе брать уроки бокса - будешь брать. Напиши матери, что останешься у нас еще на две недели.

- Если ты мне объяснишь...

- Хорошо, вот тебе несколько примеров. Во-первых, ты держишься слишком скованно. Почему? Да потому, что ты никогда не бываешь довольна своей внешностью. Когда знаешь, что хорошо выглядишь и хорошо одета, об этом можно не думать. А ведь в этом секрет обаяния. Чем свободнее ты себя чувствуешь, тем сильнее твое обаяние.

- Разве тебе не нравится, как я выгляжу?

- Нет. К примеру, ты никогда не приводишь в порядок брови. Они у тебя и черные и блестят, но ты их не приглаживаешь, - и они тебя портят. А между тем они могли б тебя красить, если б ты потратила на них хоть малую толику того времени, что тратишь на ерунду. Приглаживай их так, чтобы они лежали ровно.

Вероника подняла свои раскритикованные брови.

- А разве мужчины обращают внимание на брови?

- Да, сами того не сознавая. Когда вернешься домой, займись зубами. Они у тебя чуть неровные, это почти незаметно, и все же...

- Мне казалось, - опешила Вероника, - что ты презираешь такие мелкие женские ухищрения.

- Я презираю мелкие умишки, - сказала Марджори. - Но во всем, что касается внешности, мелочей не бывает. Если девушка хороша собой, она может болтать о чем угодно: о России, пинг-понге, Лиге наций - ей все сойдет с рук.

- Что еще?

- Я только начала! Теперь поговорим о танцах.

- А разве я плохо танцую?

- Вот именно, что плохо, - ты виснешь на кавалере, да, да, чуть-чуть, но виснешь. Я подметила это вчера. И еще ты держишься, словно палку проглотила, а надо слегка изогнуться. Возможно, какая-то старуха из тех, что вечно сидят на балах по стенам, сказала, что у тебя горделивая осанка. Но так танцевать позволительно только при очень маленьком росте, во всех остальных случаях это неудобно партнеру, а считаться приходится прежде всего с ним.

- Продолжай. - У Вероники голова шла кругом.

- Так вот, научись привечать и незавидных кавалеров. Ты же встречаешь в штыки всех молодых людей, кроме тех, что нарасхват. Да меня на танцах перехватывают на каждом шагу - и хочешь знать кто? В большинстве случаев эти самые незавидные кавалеры. Ими нельзя пренебрегать. В любой компании их большинство. Чтобы научиться поддерживать разговор, нет ничего лучше юнцов, которые от робости теряют дар речи. Чтобы научиться танцевать, нет ничего лучше неуклюжих партнеров. Если ты научишься слушаться их, да еще не без изящества, тебе будет нипочем перепорхнуть с танком через проволочную изгородь до неба вышиной.

Вероника тяжко вздохнула, но Марджори еще не кончила лекцию.

- Если ты сумеешь на танцах развлечь, скажем, трех партнеров из числа незавидных, если ты сумеешь занять их беседой, заставить забыть, что вас никто не разбивает, это уже достижение. Они пригласят тебя еще раз, и со временем у тебя не будет от них отбоя, а за ними - убедившись, что им не грозит часами танцевать с тобой, - потянутся кавалеры попривлекательнее.

- Да, - слабым голосом сказала Вероника, - кажется, кое-что начинает проясняться.

- А в конце концов, и умение держать себя, и обаяние придут сами собой. В одно прекрасное утро ты проснешься и поймешь: вот оно, пришло, и мужчины тоже поймут это.

Вероника встала.

- Спасибо тебе, только никто еще так не говорил со мной, и я просто никак не приду в себя.

Марджори не отозвалась; она вдумчиво разглядывало свое отражение в зеркале.