Имперский пёс. «Власовец» XXI века - Виталий Держапольский

– Так, – размышлял на ходу Путилофф, поправляя на спине старый брезентовый вещмешок, с какими воевали русские в пятидесятых, – до ближайшего жилья не менее суток ходу. Нужно поторапливаться – времени на выполнение миссии в обрез.

– Эх, сигаретку бы, – размечтался Вольф. Но сигарет ему не дали, опасаясь, что таких марок в альтернативном мире не выпускают.

– Раздобудешь на месте, – бесстрастно заявил Штрудель, – а до этого – потерпишь. От никотинового голодания еще никто не умирал!

Вольф определил направление и зашагал на восток. Он не успел далеко отойти от места переброски – под его ногами неожиданно разверзлась земля, и Пес ухнул в черную неизвестность.

Сознание вернулось с тупой головной болью. Вольф попытался сесть, но, треснувшись обо что-то твердое головой, со стоном повалился обратно.

– Оклемался, кажись, бедолага, – сквозь гул в голове донесся до Вольфа дребезжащий старческий голос. Слова были произнесены на русском языке. – Ты, касатик, не ерепенься, а то с печки сверзишься!

Вольф затравленно огляделся: над ним нависал грубо обработанный бревенчатый потолок, слева – стена из точно таких же бревен, справа обзор закрывали цветастые ситцевые занавески. Неожиданно они распахнулись, и перед Вольфом появилось лицо крепкого седого старика.

– Как я сюда попал? – жмурясь от яркого света, спросил Путилофф по-русски.

– Я тебя, болезный, сюда на собственном горбу притащил! – не без гордости ответил старик. – Угораздило же тебя в старую берлогу провалиться, да еще головой об корягу… Если б не Полкан, лежать бы тебе там до сих пор.

– А Полкан – это кто?

– Пес мой, – охотно пояснил старик, – он-то тебя и учуял. Ты это, давай, слазь с печки, если могешь. Бульончика мово похлебай. А то, почитай, вторые сутки без сознанки валяешься.

Вольф скинул босые ноги с печи, в задумчивости пошевелил пальцами. Срочно нужно было выбирать модель поведения. Их было несколько, и одна из них, симуляция амнезии, показалась Вольфу самой перспективной. Ударился головой – ничего не помню. Определившись, Пес с трудом слез с печи и уселся за стол. Нужно как можно скорее восстанавливать форму. Старик выдернул из печки закопченный чугунок. Запахло одуряюще. Вольф непроизвольно сглотнул слюну.

– Ты это, сынок, не серчай, – проскрипел старик, – я твоего рябчика съел вчерась. Ты где его подстрелил?

– Не помню, – напряженно выдавил Вольф, не зная, чего ожидать от старика, – а что?

– Странный он какой-то был, – задумчиво почесал седой затылок дед, – жирный, словно куря бройлерная, мериканская. И вкуса никакого – как будто кусок картона приготовил.

Вольф опешил: этих рябчиков разводили на ферме рядом с Терехоффкой и навязали ему таки одного. Дескать, охотник, заплутал. Никто ж и не думал, что такая малость способна провалить дело. А этот старый хрыч попробовал птичку и мгновенно определил – не наша. Тут ухо надо держать востро.

– А ты сам-то, паря, откедова? – разливая благоухающий бульон по тарелкам, по-свойски поинтересовался старик.

Вольф изобразил на лице крайнее смятение:

– Не помню!

– Эк, – изумился старик, – как ты головой приложился-то. А хоть как зовут-то тебя, помнишь?

– Во… Вова, Владимир.

– А меня Степанычем кличут. – Старик закинул чугунок с бульоном в печь и протянул Вольфу крепкую сухую ладонь. – Будем знакомы.

Пес пожал протянутую руку, приятно удивившись крепкому рукопожатию – несмотря на годы, старик был в отличной форме.

– Ну, ты, Володька, не тушуйся, пройдет, – добродушно улыбнулся Степаныч. – На фронте таких случаев – сплошь и рядом. Можно сказать, что контузило тебя сильно.

– Точно, – согласился Вольф, – похоже очень.

– А ты что, тоже воевал? – осведомился у незваного гостя Степаныч. – То-то гляжу, у тебя пулевых ранений тьма! Где воевал-то?

Вольф понял, что прокололся еще раз. Он солдат, а не шпион. Если он попадет в руки местным спецслужбам, его вычислят в пять секунд.

– Не помню, – Вольф мучительно соображал, что же сказать, – кажется, Кавказ (русские там всегда воевали), Китай (граница должна быть рядом, может, какие столкновения были)…

– Ну, насчет Китая это ты, паря, загнул! – рассмеялся старик. – Из Чечни, значит. Это надо спрыснуть! – Невесть откуда он вытащил большую запотевшую бутыль. – Фронтовикам не грех, – поучительно сказал он, разливая жидкость по стаканам, – к тому ж завтра праздник!

– Какой? – поспешно спросил Вольф.

– Ну, Володька, я смотрю, ты себе всю башку отбил! Девятое завтра – День Победы! Ну, вспомнил?

– Нет, – покачал головой Вольф.

– Ладно, за победу! – торжественно сказал Степаныч.

Он слегка стукнул о край стакана Вольфа своей посудиной и залпом проглотил ее содержимое. Вольф не замедлил последовать примеру старика. Местный аналог шнапса оказался на удивление крепким, но душистым.

– Хороша, зараза! – выдохнул старик. – Ты огурчиком, огурчиком солененьким закуси! Неужто и это забыл?

– Здорово! – на секунду перестав хрустеть огурцом, с удовлетворением произнес Вольф.

– То-то же! – подмигнул старик. – Эх, а какие моя старуха огурцы мариновала…

– А где она? – спросил Путилофф.

– Почитай, седьмой годок, – вздохнул старик, – как преставилась голуба моя. Давай помянем, – сказал Степаныч, наливая еще по одной. – Пусть земля ей пухом!

Они выпили не чокаясь, помолчали, погрузившись каждый в свои мысли.

– Ладно, – прервал затянувшееся молчание старик, – не время грустить! Праздник все же! Я ить до Берлина дошел! Потоптался своими сапожищами по ихнему Рейхстагу…

– Так здесь Рейх пал?! – словно ужаленный подскочил со своего места Вольф.

– Да я смотрю, ты точно не в себе, – посочувствовал старик, списав непонятное «здесь» на ушиб головы. – Уж больше полувека прошло, как побили мы фрица. Ну, давай еще по одной и на боковую. Завтра в район поедем, авось тебя уже ищут.

Старик, приютивший Вольфа, оказался егерем. Утром он выкатил из-под навеса видавший виды мотоцикл с коляской.

– «Урал», – с гордостью произнес старик, – тридцать лет на нем езжу, а ему хоть бы хны! Вещь! Умели делать, не то что нонче. Сейчас переоденусь и по коням.

Когда старик вновь появился на крыльце, Вольф присвистнул от удивления: вся грудь Степаныча была увешана многочисленными орденами и медалями, которые в Рейхе можно было встретить разве что у коллекционеров. Одна только Звезда Героя Советского Союза дорогого стоила.

– Ну, как иконостас? – довольно произнес старик, позванивая медалями.

– Нет слов, – развел руками Вольф, – герой!

– Ерой, – с горечью произнес старик, – только цеплять эти побрякушки, акромя как на Девятое мая, некуда.

– Как так? – удивился Вольф. Его, как солдата, покоробило такое отношение к наградам. Своими наградами он гордился. – Ты ж кровь проливал, жизни не жалел!

– То-то и оно, что не нужны ерои этой нонешней сране. – Старик помрачнел лицом и вздохнул.

– Постой, – оторопел Вольф, – разве Союзу не нужны герои?

– Нет, паря, – тихо проворчал Степаныч, – надо тебя врачу показать. Нет Союза уж десяток лет – развалился. Немцы сломать не смогли, а буржуи мериканские за пачку жвачки, булочку с котлетой и газировку с потрохами купили! А эти и рады стараться, ух… – старик скрипнул зубами в бессильной ярости. – В телевизор глянь – срамота одна! Молодежи мозги запудривають! У мово правнука знаешь мечта какая? Мильон или найти, или выиграть, чтоб потом всю жизнь ничего не делать. А, – он махнул рукой, – чего раны бередить. На, шлём одевай, а то менты щас злющие, не посмотрят, что фронтовик, права отберут.

Мотоцикл завелся с первого толчка. Дороги до поселка, можно сказать, не было никакой, та же заросшая просека, что и в родном мире Вольфа. Но старик как-то ухитрялся ехать по ней с довольно приличной скоростью, ловко объезжая ямы и рытвины, с ходу проскакивая грязевые кашицы луж. Через некоторое время выехали на сносную грунтовку, а затем и на асфальтированную трассу. Табличку «Тереховка» Вольф заметил издалека. От непривычной надписи, выполненной на русском языке, ему отчего-то стало легко и весело, словно он попал в сказку. Казалось, что сейчас из-за поворота выскочит на разгоряченном скакуне святой Илия Муромский или не менее чтимый Урий Длиннорукий и восстановит попранную справедливость.

«Да уж, – мысленно одернул себя Вольф, – Рейх, расползшийся по миру, не остановят никакие святые. Они легко подомнут под себя и этот мир, раз уж здесь не ценят своих героев. Есть один выход – верой и правдой служить фюреру! И тебе воздастся! Пусть не так, как истинным арийцам, но и не обидят преданного Пса».

А мотоцикл уже мчал по узким улочкам поселка городского типа, как было указано на табличке. Но как Вольф ни крутил головой, ничего городского он так и не заметил. Однако вскоре начали попадаться и кирпичные дома. Правда, пятиэтажки были верхом архитектурного роста. Вольф понял, что они приближаются к центру Тереховки. Мотоцикл с ревом пронесся мимо здания районной администрации. Путилофф с удивлением узнал в облупленном строении очертания собственной блок-канцелярии. Только в его родной Терехоффке на фасаде дома красовался Имперский Орел с позолоченной свастикой, а здесь – наполовину отбитые серп и молот. Да и вообще все здесь было каким-то неопрятным и грязным: мусорные контейнеры никто не удосужился вывезти даже в честь праздника, кусты не подстрижены, деревья не побелены, центральная улица вся в рытвинах и колдобинах, словно здесь проводились танковые учения. Явно за порядком никто не следит. Да если бы во вверенном ему блоке, даже в самой захолустной деревеньке творилось бы такое безобразие, не видать ему поста блокляйтера как своих ушей. Мотоцикл, проскочив центр поселка, опять углубился в частный сектор. Наконец егерь остановился напротив небольшого аккуратного дома, утопающего в гроздьях распустившейся черемухи. Вольф полной грудью вдохнул чудесный аромат весны.