Хюбрис, или В тени маяка - Андрей Дашков

Он почувствовал мой взгляд, повернул голову и несколько секунд смотрел на меня в упор. Я уже говорил вам, что мне не нужны неприятности, особенно в самом начале пути? Не говорил? Так вот, они мне не нужны. Я отвел глаза и принялся рассматривать других посетителей кафе, не столь колоритных. Дальнобойщики были классическими типами, ни влево, ни вправо, а влюбленные что-то яростно шептали друг другу, сблизившись головами, – то ли обменивались претензиями, то ли разжигали страсть.

Байкер допил стакан, в котором была жидкость, очень похожая на кефир, рыгнул и выгреб из кармана деньги. Когда он разжал пальцы, у него на ладони оказалось много мятых купюр и на удивление много монет. Он долго возился и с теми и с другими, разглядывая купюры и монеты так, словно вспоминал, что означает и с чем соотносится их номинал. Наконец бросил несколько бумажек на стол и поднялся на ноги.

Это был грузный мужик почти двухметрового роста, с длинными волосами, забившимися под воротник куртки. Поскольку он направился, тяжело ступая, не к выходу, а ко мне, я пожалел о том, что не захватил с собой стилет. Хотя, может, оно и к лучшему – байкер выглядел опасным человеком, способным отобрать у писателя его «перо» и засунуть ему же в задницу.

Нависнув надо мной, он положил на стол свои здоровенные ручищи (на тыльной стороне левой был вытатуирован якорь, а на правой – картуш с девизом, написанным по латыни, в коей я ни бельмеса не соображаю). Я застыл в напряжении, стараясь на этот раз не отвести взгляда от его водянистых, грязно-зеленых, словно подернутых тиной, глаз, и прислушиваясь к наступившей в кафе тишине, которую нарушало только журчание рекламы из телевизора.

Байкер вдруг заговорил таким хриплым и сдавленным голосом, будто у него были застужены связки:

– Когда встретишь Хендрика, передавай ему привет от Райхеля. И еще: собираемся в ночь зимнего солнцестояния в Неоновой гавани.

– Вы меня с кем-то путаете, – сказал я, гадая, не проще ли в таким случаях соглашаться передать любые приветы.

– Путаю? Ну-ну. – Байкер криво ухмыльнулся, обнажив крупные желтые зубы, развернулся и направился к наружной двери. Там, где на столешницу опиралась его правая пятерня, лежала монета. Я хотел сказать ему об этом, потом сообразил, что это ни хрена не случайность и тем более не чаевые для официантки. Он оставил монету специально. Для меня.

Похоже, никто из посетителей этого не заметил. Конфликта не произошло, мордобоя не будет; в общем, ничего интересного. Все снова занялись собой, а я попытался заняться своей яичницей. Правда, теперь делал это машинально; внимание было поглощено монетой, но хватать ее я не торопился. Она была блестящей, современной на вид, довольно большой, похожей на юбилейную медаль из тех, которые когда-то отливали на заказ по всякому поводу.

Снаружи завелся «чоппер». Я дождался, пока его удаляющееся бормотание окончательно стихло, и только тогда протянул руку и взял монету. Она не сохранила тепло другой руки, в которой побывала совсем недавно, и оказалась странно холодной. Но ладно бы только это. Теперь я мог разглядеть ее как следует. Это была монета достоинством двадцать канадских долларов выпуска 2005 года. На аверсе имелся рельефный портрет королевы Елизаветы Второй. Ничего необычного. Зато на реверсе был изображен маяк.

Более чем внятный намек. Тем не менее я честно обдумал другие варианты. Не знаю, каков курс канадского доллара, но для сувенира, врученного первому встречному, к которому байкер внезапно проникся симпатией, явно дороговато. Это не вызывало у меня сомнений, даже если бы не прозвучала фраза насчет «привета Хендрику». Ладно, беру, такими штуками не разбрасываются… и еще неизвестно, что придется предъявить этому самому Хендрику в качестве подтверждения моих полномочий.

Я сунул монету в карман, наспех забросил в себя остаток завтрака, расплатился и вышел на стоянку с намерением поскорее продолжить путь. Не получилось. Возле «ниссана» бушевала небольшая пыльная буря. На моего пса наскакивал здоровенный кобель. В собачьих породах я разбираюсь достаточно, чтобы отличить кавказскую овчарку от немецкой. На кавказце был строгий ошейник, но хозяина в поле зрения не наблюдалось. Несмотря на то что противник был раза в полтора больше, Зак яростно отбивался и даже изредка переходил в контратаки, насколько позволяла привязь. Я появился как раз в тот момент, когда два пса готовились войти в клинч для окончательного выяснения, кто кому первым вырвет глотку.

Я огляделся в поисках чего-нибудь похожего на дубину. В такие минуты остро сожалеешь о запрете на свободную продажу оружия. Между тем Зак изловчился и вцепился в кавказца снизу, повиснув на нем, словно рыба-прилипала на акуле. Челюсти у него были недостаточно большие, чтобы довести дело до конца, и долго это продолжаться не могло. Кавказец отчаянно метался, пытаясь стряхнуть с себя Зака, но я-то как раз боялся того, что он навалится на моего пса сверху и попросту задавит его своей массой. Вдобавок длина поводка была совсем небольшой, и вскоре наступил момент, когда Заку пришлось выбирать между жаждой крови и самоудушением.

Я немного помог ему определиться. Подскочил к кавказцу сзади и врезал ему ногой по яйцам, которые болтались на виду и представляли собой удобную мишень. Кавказец взвыл и пустил багровую струю. Никогда раньше я не видел такого эффекта. Полузадушенный Зак отлетел в сторону, а я, как завороженный, смотрел на его противника, который пытался подняться на раздвинутые задние лапы. Наверное, мой пес успел вдобавок порвать ему пах. Судя по всему, дела его были плохи.

Пора сматываться, решил я. Но тут хлопнули дверцы. Я поднял глаза и увидел черный «BMW», стоявший метрах в пятнадцати от моего «патрола». Из него вылезли двое… ну да, кавказцев. Они направлялись ко мне, и по их виду мне все стало ясно. Не иначе, они решили потренировать свою собаку и хотели получить удовольствие от зрелища, но Зак своей отвагой и я своим пинком нарушили их планы.

У меня сделалось кисло во рту. Один из кавказцев широко улыбался, однако его улыбка успокоила бы разве что клинического идиота. Я подумал, что наши с Заком трупы вполне могут оказаться вскоре в том самом месте, где я недавно его выгуливал. И найдут их не скоро…

– Зачем обижаешь собаку, дорогой? – спросил весельчак, доставая откуда-то из-под куртки пистолет, который, судя по виду и размерам, был знаменитым «стечкиным». – Ай, нехорошо. Злой ты человек.

Я медленно отступал к своей машине, не выпуская из руки пакет с едой и шаря взглядом по стоянке в поисках спасения. В мозгу, словно заезженная пластинка, крутилась мысль: «Что может быть глупее?» Влип в дерьмо, не отъехав от дома и на двести километров.

Кавказцы поравнялись со скулящей овчаркой, и у меня на глазах весельчак приставил ствол к голове своего пса и разнес ему пулей голову. Это было проделано хладнокровно и без малейших сомнений. Я быстро огляделся по сторонам в надежде, что хотя бы выстрел привлечет чье-нибудь внимание. Тщетно. Кроме нас, на стоянке не было ни души, в кафе шумел телевизор, а по трассе, не притормаживая, проносились машины.

Зак уже очухался, но мгновенная смерть недавнего врага, по-видимому, подействовала на него, как холодный душ. И слава богу, потому что он стал бы следующим, если бы бросился на кавказцев, я был в этом абсолютно уверен. Правда, меня это не очень утешило, поскольку по всему получалось, что следующим буду я.

Второй кавказец, не такой улыбчивый, тоже оценивал обстановку и заодно загораживал мне один из путей отступления – к кафе. Обстановка, с его точки зрения, была как нельзя более подходящей. Я догадывался, что вопрос заключается лишь в том, где именно меня прикончить. Кроме того, я не сомневался, что кавказцы возьмут себе «патрол» в качестве компенсации за моральный ущерб, а значит, скорее всего, отведут меня в сторонку, чтобы не забрызгать кровью машину и не возиться с трупом. Мои догадки подтвердились.

– Пошли, дорогой, – сказал весельчак, уперев ствол мне в живот. Я чуть не обоссался. Ну не герой я, мать вашу. Я тихий стареющий писака, который бывает крут только на бумаге. Все, чего я хотел в ту минуту, это чтобы происходящее оказалось дурным сном, чтобы в следующее мгновение я проснулся на своем диване и больше никогда, никогда, никогда с него не слезал, разве что покушать и в сортир.

Но кошмар не заканчивался. От кавказца исходил крепкий запах пота. Во взгляде читалось, что ему без разницы, кого резать: барана или человека. Человека даже интереснее. Барана может зарезать и пацан, а он – мужчина.

Нажим на мой живот усилился. Я был вынужден отступать туда, куда меня подталкивали. Зак с рычанием двинулся в нашу сторону. На нем была кровь.

– Хорошая собака. Смелая, – сказал весельчак, не повернув головы. – Не буду сразу убивать. Оставлю себе, всем покажу, потом чучело сделаю.

Он меня загипнотизировал своей болтовней и своим «стечкиным». Я двигался маленькими шажками, а выше пояса был словно оцепеневший кролик. Со стороны могло показаться, что три друга, мирно беседуя, направляются отлить, только почему-то не в биосортир, установленный позади кафе, а в другую сторону. И все же как минимум одному человеку так не показалось.