Лиман - Борис Руденко

— Если бы хоть спасательный плотик был, — произнес он не оборачиваясь и замолчал, потому что ему показалось, что неосознанно он оправдывается неизвестно в чем.

— Что? — переспросил Кроман.

Самое плохое, что никто их искать не собирается, и в этом действительно есть вина Гусева. В Фактории их не ждут, потому что он не сообщил о вылете, намереваясь сделать это уже в полете, однако начавшаяся магнитная буря превратила его намерение в ничто. А на Станции не знают, что они не долетели. Что им могло помешать? И не узнают, прежде чем не наладится связь. Черт их дернул лететь над лиманом!

— На плотике с мотором, да с нормальным запасом продуктов можно было бы рискнуть, — рассуждал он вслух. — Только говорить об этом бесполезно. Плотика-то все равно нет!

Берег в той стороне, куда он показал Кроману, отчего-то Гусев был в том уверен почти на все сто. У него отличное чувство ориентации, оно его никогда не подводило, и никакая магнитная буря не способна его исказить…

— Пойми, — сказал Гусев, — одно дело — рисковать, если есть хотя бы малейший шанс. Но сейчас-то такого шанса нет. Ты мне веришь?

— Верю, — с готовностью кивнул Кроман.

Слишком уж быстро он соглашается! Гусев снова почувствовал раздражение, желание придраться и, чтобы подавить его, отвернулся к лиману.

Из тумана вынырнул летучий голландец. Едва пошевеливая полупрозрачными перепонками, стремительно промчался над поверхностью воды к самолету, в самый последний момент немыслимым образом затормозил, замер в воздухе, отпрянул с тихим аханьем, свечкой взвился вверх и исчез.

«Тоже заплутался, бедолага», — подумал Гусев без особого сочувствия.

— Эти… летучие голландцы тоже хищники? — осторожно спросил Кроман.

— Разумеется, — кивнул Гусев. — Ты не беспокойся, мы им не по зубам. У них зубов-то нет… Слушай, Кроман, ты женат?

— Нет, — удивился тот. — А что?

— Да я так просто… У Калины жена на орбитальной базе. Она тоже врач. Нина. Может, встречал?

— Не знаю. Возможно…

— Прежде она работала в Фактории. Ты как раз должен был занять ее место.

— А почему она ушла?

— У нее открылась аллергия к пыльце росянки. Ты еще увидишь, как росянка цветет. Цветы крупные, яркие. Малейший ветерок — пыльца оранжевым облаком поднимается. Тоже неплохо выглядит, если от этого чихать не начнешь. Кстати, ее с Земли привезли, посеяли возле лимана — там, где мошкары побольше. Другие растения на этой почве существовать в принципе не могут. Гумуса маловато. Она не только прижилась, но и здорово мутировала, а потом как бы сбежала от экспериментаторов и расселилась на плато, о чем теперь стыдливо умалчивают. Сейчас все напряженно думают, что с ней делать: оставить или истребить. Собственных растений суши тут ведь пока нет. Когда закончили строить Станцию, на нижнем плато настоящие заросли образовались. Говорят, планету в конце концов решили назвать Флорой именно из-за этих цветов. Интересно, что аллергия на пыльцу проявляется не сразу. На второй, а то и третий сезон. Но потом уже не отвязывается, и никакие твои таблетки помочь не могут. Вот и у Нины так было. Калина по ней сильно скучал… — Он поспешно поправился: — Скучает.

— Мне кажется, я ее помню, — сказал Кроман, тоже отчего-то чересчур торопливо. — Такая худенькая блондинка, верно? Очень симпатичная… и хороший специалист.

Гусев снова отвернулся к лиману.

«Словно стеной из ваты нас обнесли», — подумал он.

Взгляд его случайно упал на обрывок целлофана. Несколько секунд он смотрел на него, прежде чем ощутил какое-то несоответствие.

— …На базе она заведует карантинным отделением, да? — спрашивал Кроман.

— Да-да, — машинально ответил Гусев и внезапно понял причину своего беспокойства.

Обрывок переместился от того места, куда он его бросил, левее сантиметров на тридцать. Такого не могло, не должно было быть в принципе, но ошибиться Гусев не мог.

— Почему? — услышал он удивленный возглас Кромана и обернулся.

— Что?

— Ты сказал: «не может быть». А мне все же кажется, что аллергия к этой пыльце излечима. Принцип тот же. Выделить агрессивный белок и создать противоядие…

Гусев никак не мог понять, о чем идет речь.

— Возможно, — пробормотал он и еще раз посмотрел на кусочек целлофана, убедившись, что за последнюю минуту он переместился еще дальше.

— Странно, что этим никто всерьез не занимался, — озабоченно проговорил Кроман. — Пожалуй, я займусь этим в первую очередь.

Гусев глядел то на него, то на проклятый комок целлофана и чувствовал, как внутри разливается жгучий холод. Он резко шагнул к передатчику, включил, повернув до отказа регулятор громкости. Кабину заполнил оглушительный грохот атмосферных разрядов. Кроман протестующе замахал руками и зажал уши. Гусев отключил питание и осторожно вернулся к двери. Клочок обертки медленно уплывал под крыло самолета. Еще минута, и он окончательно скроется из виду. Эту минуту Гусев следил за ним не отрываясь.

— Слушай, Кроман. — Гусев старался, чтобы его голос звучал как можно спокойней и естественней. — А ты по дну идти сможешь? Если очень постараешься?

— Почему ты спрашиваешь? — удивился врач.

— Да так, просчитываю разные варианты… Если, например, мы Калину потащим на надувном матрасе. Матрас его выдержит.

— Ну конечно, выдержит! — воскликнул Кроман и тут же увял. — Ты понимаешь, Гусев, у меня, наверное, не получится. Вообще-то я уже об этом подумал, когда пробовал походить возле самолета. Нога здорово болит, я просто боюсь, что очень быстро выбьюсь из сил. И тогда толку от меня никакого… Но почему все же ты спрашиваешь? Ты же сам говорил, что без ориентиров в этом тумане можно мгновенно сбиться с направления.

— Не собьюсь, — быстро проговорил Гусев и осекся, покосился на Кромана, но тот ничего такого не заметил. — Ориентир можно создать. — Гусев отвернулся в сторону, словно бы размышляя. На самом деле ему просто не хотелось сейчас смотреть в лицо Кромана. — Звуковой ориентир не хуже иного. Предположим, что каждые пятнадцать минут от самолета будет раздаваться выстрел…

— Так это же здорово! — мгновенно сообразил Кроман. — Слушай, я был уверен, что ты что-нибудь обязательно придумаешь.

— Я просто рассуждаю, — теперь Гусев еще тщательнее следил за интонацией. — Допустим, ты будешь стрелять каждые четверть часа. Выстрелы послужат мне ориентиром, я буду слышать их километра три—четыре, может, и больше. А дальше — ну, полагаю, твердо взяв направление, я с него уже не собьюсь. К тому же я не считаю, что берег от нас дальше чем в пяти километрах. Ты будешь продолжать стрелять, и, если я начну кружить, звуки выстрелов вновь помогут мне сориентироваться и вернуться. Впрочем, это только теория.