Обняться, чтобы уцелеть - Олег Рой

– Голова слегка закружилась. В мои годы, знаете ли, это бывает… Давление, сосуды не в порядке… Вы, Олесечка, даст бог, еще долго с этим не столкнетесь… Вам ведь года двадцать три?

– Двадцать четыре.

– Ну, вот видите… В вашем возрасте люди еще не понимают, что значит слово «здоровье»…

Леонид говорил и говорил, пытаясь отвлечься на пустую болтовню, а сам все не решался вновь взглянуть в зеркало – что-то отразится в нем на этот раз?..

– Вам правда лучше? Может, все-таки врача? – Тревога и участие на ее лице казались искренними.

– Не беспокойтесь.

И он все-таки отважился. Сгруппировался внутренне, точно перед прыжком в холодную воду… и снова заглянул в зеркало.

Он увидел комнату, полуоткрытую дверь, дубовый паркет, лепнину на потолке, белые тисненые обои и выходящее в сад старинной формы окно. Увидел столпившихся охранников и тоненькую фигурку Олеси, повернутую к зеркалу в три четверти оборота. А в центре этой композиции он снова увидел самого себя – но уже сегодняшнего, со всеми современными атрибутами, включая очки, залысины и серый костюм, сшитый на заказ в Лондоне.

Конечно, то, что ему почудилось несколько минут назад, просто обман зрения, галлюцинация – но, черт возьми, какой же явной, отчетливой и реальной она была! Он ведь не просто увидел со стороны молодого себя, он будто бы на миг снова вернулся в те далекие года, в самое начало восьмидесятых, когда не был еще директором Завода, да что там, даже мечтать об этом не смел! Когда были еще живы отец и мама, когда он был с Валечкой и думал, что впереди еще много-много времени…

«А ведь в душе я остался прежним, – пронеслось в голове у Голубева. – Несмотря на все эти годы, опыт, все то, что было сделано, пережито, несмотря на борьбу, взлеты и падения… Я все тот же, и мне все еще тридцать!»

Но из зеркала на него глядело сегодняшнее отражение…

«Ну вот, у нас с тобой уже галлюцинации начались, – мысленно сказал ему Леонид. – Ну, ничего страшного, бывает, переутомился. Вот переберусь сюда насовсем и на некоторое время вообще забуду о делах. Приведу в порядок квартиру, сделаю ремонт, обставлю все тут на свой вкус… Буду ходить в театры, на выставки, в музеи, чаще встречаться с Жоркой, Инной…»

– Ну как вы? – осторожно поинтересовалась Олеся. – Вам лучше? Хотите продолжить осмотр? Или вам сейчас все-таки лучше поехать в гостиницу?

Голубев кинул быстрый взгляд на часы.

– Да, пора. Мне сегодня еще на телевидение… Хотелось бы немного прийти в себя перед эфиром.

Девушка заметно огорчилась:

– Как жаль… Вы ведь еще не видели кухню, ванную… Ванная комната здесь – настоящее произведение искусства!

Леонид улыбнулся и пожал тоненькую руку:

– Думаю, успею еще вдоволь налюбоваться и кухней, и ванной. Я покупаю эту квартиру. Так что можно все оформить. Только сделайте все как можно быстрее, идет?

Глава 2

В которой старые друзья рассуждают о молодости, а молодые женщины не считают нужным скрывать свои взгляды на жизнь

К Москве Леонид привык на удивление быстро и вскоре уже с недоумением вспоминал о том, что мог жить где-то еще и называть своим домом какое-то другое место, а не особняк на Бульварном кольце с уютным садом за красивой оградой. Прелестная Олеся расстаралась, и оформление документов действительно не заняло много времени. В начале ноября Голубев официально сделался собственником.

Затевать грандиозный ремонт он не стал – не было ни желания, ни необходимости. Во-первых, стремился поскорее перебраться в столицу; во-вторых, все и так было в прекрасном состоянии. Поэтому Леонид ограничился сменой обоев в трех комнатах из четырех да заказал новую каминную решетку Сереже Сластину – талантливому молодому кузнецу из Екатеринбурга, к которому всегда обращался в подобных случаях, – и с энтузиазмом принялся обставлять новое жилище.

Голубеву всегда нравились интерьеры, устремленные в прошлое, а квартира в особняке и не предполагала никакого иного решения. Однако превращать свой дом в подобие музея или антикварного магазина он тоже не собирался – хотелось, чтобы новое место обитания получилось не только красивым, но и удобным. Не желая доверять собственный комфорт чужим людям, Леонид Николаевич отказался от услуг дизайнерских фирм и занялся всем лично, иногда консультируясь у специалистов и поручая многочисленным помощникам только техническую работу – отслеживание доставки, оформление оплаты и тому подобное. А сам штудировал всевозможные каталоги. Целыми днями ездил по мебельным и антикварным салонам, ворочался ночами, раздумывая, как лучше решить проблему освещения в прихожей, и даже специально слетал в Париж только затем, чтобы выбрать в знакомом магазинчике часы для каминной полки. Попутно побывал и в Италии, навестил свою виллу на побережье и проконтролировал строительство еще одного своего любимого детища – красавицы-яхты, звавшейся «Любимая», в честь единственной женщины в его жизни, которую он любил.

Обустройство нового дома отняло немало времени и сил – намного больше, чем он планировал изначально, – но результаты превзошли все ожидания. Московское жилье получилось восхитительным. В квартире сохранялся дух времени, но при этом она стала настоящим жилищем состоятельного холостяка из двадцать первого века. Леонид готов был целыми днями бродить по своему новому пристанищу, то присаживаясь в гостиной на диван с шелковой обивкой; то переходя в столовую, чтобы вновь и вновь любоваться подлинными картинами в тяжелых резных рамах и коллажами из старинных фотографий времен Первой мировой войны, то заглядывать в кухню, где в добротную мебель из натурального дуба была встроена самая современная техника.

Из старого дома в родном городе он привез немногие личные вещи, одежду, библиотеку, которую начала собирать еще бабушка, да любимую коллекцию зонтов. Зонты были маленькой слабостью Голубева. Когда-то он прочел, что сначала они были знаком высокого положения в обществе и только много лет спустя превратились в доступное каждому средство защиты от дождя или солнца. С точки зрения Леонида, этот аксессуар не утратил своего значения и по сей день, став частью имиджа, так же, как часы, обувь или автомобиль. Сам он предпочитал зонты-трости, поскольку считал, что они гораздо надежнее складных и придают шарм и элегантность своему владельцу, но в его обширной коллекции, помимо зонтов-тростей от Jean Paul Goulrier, Ferre, были и «карманные» зонты вплоть до миниатюрных, зонт с шестнадцатью спицами вместо положенных восьми и даже предмет реквизита с «Мосфильма» – зонт, с которым щеголял персонаж Олега Даля в фильме «Не может быть!». Один из лучших экспонатов его коллекции – швейцарский зонт конца девятнадцатого столетия – занял почетное место в специальной подставке как элемент декора прихожей.

Единственное, что сначала смущало Голубева в новом, но быстро ставшем привычным и родным доме, – это старинное зеркало, сыгравшее с ним шутку при осмотре квартиры. Первое время он даже подумывал избавиться от этого антикварного предмета, тем более что комнату, где оно висело, планировалось сделать спальней. Начинать или завершать день воспоминаниями о странной галлюцинации не было никакого желания. Но, к счастью, видения больше не повторялись, а к зеркалу Леонид быстро привык и даже, можно сказать, полюбил его. Во всяком случае, ему нравилось в него смотреться. Известно, что идеальных отражающих поверхностей не бывает – в каждом кроется хоть один, хоть малейший дефект, который, однако, на поверку может обернуться как недостатком, так и достоинством. Скажем, если зеркало искривлено вширь или по диагонали, то отражающиеся в нем предметы приобретают смешные и нелепые очертания. Но ведь оно может также изменять отражение, вытягивая его по вертикали – не слишком, а чуть-чуть, еле заметно, – и тогда люди, глядясь в него, видят себя выше и стройнее, чем они есть на самом деле. Очевидно, какой-то подобный изъян таился и в недрах старинного посеребренного стекла, украшавшего голубевскую новую спальню. Во всяком случае, собственное отражение в нем казалось Леониду как-то лучше и симпатичнее, чем во всех других зеркалах. Пожалуй, даже и моложе, но, конечно же, не на двадцать пять лет, как померещилось тогда.

Словом, с квартирой все получилось отлично. А вот с прелестным риелтором возникли небольшие проблемы. Как только все документы были оформлены, Голубев сразу же пригласил Олесю отметить это событие в одном из своих любимых ресторанов за Окружной дорогой – Russian style. Девушка охотно приняла приглашение и весь вечер была совершенно очаровательна. Леонид улыбался, шутил, слушал ее милый голос и смех, а про себя просчитывал возможные варианты будущего по оптимистическому, пессимистическому и реалистическому сценарию. Но вышло совсем не так. После чудесного ужина он, как галантный кавалер, доставил свою даму до самого подъезда – Олеся жила в одном из «сталинских» домов на проспекте Мира. У парадного, зажатого между ярко освещенных зеркальных витрин модных магазинов, прозвучал традиционный вопрос о приглашении на кофе. В ответ девушка огорошила его заявлением: