Вештица придёт - Настя Водопьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва дыша:
– А если пересчитает?
Мама обняла Нюту, уткнулась губами в растрёпанную макушку:
– Не сможет. Нет такого огромного числа, Нют. Так что кошмар твой будет считать, и считать, и считать…пока не исчезнет.
– Пока не сдохнет? – радостно переспросила Нюта. Мама ахнула с притворным возмущением:
– Цыц, балда! И откуда такие словечки?
– Так лёня говорит.
– Ну ладно. Пока не сдохнет.
И они захихикали, как две дурочки.
Нюту разбудил снег.
В короткий миг между пробуждением и тем, чтобы открыть глаза, в голове Нюты пронеслось невесть откуда взявшееся: «снегопад». И сердце бешено заколотилось, так, что заложило уши. В окно ничего не было видно. Только кружились, как обезумевшие, крупные белые хлопья, бились в стекло – весело и насмерть.
В квартире скрипнуло. Нет. Стон.
Нюта подкралась к двери и прильнула ухом к щели. Короткий стук – где-то в комнате ветер распахнул форточку. Внутренности над пупком скрутило безотчётным ужасом. Нюта пошатнулась, вцепилась в круглую дверную ручку. Снова стон – скорее, плаксивый вздох. Бабушка Неша? Ладони скользкие – почти как Лёнины лапы. Нюта вытерла руки о футболку, а сама вся – одно дрожащее ухо, не шла по коридору, а плыла на звуки. Огромный зеркальный шкаф отражал и множил зимнее бешенство за окнами, и Нюте уже казалось, что ноги увязают в белом, а мокрое тянет вниз. Глаза пощипывало – плохо смыла перед сном колядочный грим.
Придёт – сердце заберёт, придёт…
Бабушка Неша сидела в кровати: спина прямая, как железные ножки её старинной кровати, а взгляд – жадный, и блуждающий, и испуганный – рыскал в темноте комнаты. Форточка была закрыта.
– Бабуль. – Нюта залезла с ногами под одеяло – пружины заскрипели, – прижалась к тощей фигуре. Баба Неша перестала бормотать. С неожиданной силой она отпихнула Нюту от себя, словно больную кошку:
– Уйди. – Сдавленно, но твёрдо. – Прочь.
Нюта сползла с кровати, попятилась, больно наткнулась спиной на дверь, а потом непослушными руками захлопнула её за собой.
Что с бабушкой? Нюта укусила губу – сильно, вспухнет, – чтобы не разреветься. Шорох в зале, где спали Вика и Лёня, пока гостили тут. Уже не стоны, а сдавленные рыдания, как сквозь сжимавшую рот ладонь.
Нюта пошла дальше, пальцы левой руки перебирали завитки на обоях. То ли успокоиться, то ли…
Дверь в зал – как у бабы Неши, с полупрозрачным стеклом, только белым, не цвета грецкого орешка. Нюта прижалась носом к нижнему квадрату, скосила глаза, выискивая секретное местечко, через которое – подглядывать без искажений.
Сквозь распахнутую форточку в комнату танцевал снег. Раскладушка тряслась от Викиных истеричных рыданий – обеими руками та зажимала себе рот, чтобы вештица не услышала, не увидела, не учуяла, ушла. А она стояла, согнувшись, за окном, косые глаза тлели пожаром отнятых сердец. И рука, которую она сунула в форточку, уже почти касалась острым обломанным ногтем Лёниной вздымающейся груди.
Нюта не поняла как очутилась в кровати, вся потная и дрожащая от страха. Было слишком тепло, до влажности. Очень отдалённо Нюта понимала, что описалась, как пятилетка.
Хлоп. Форточка, уже пустая, сквозь неё вынули горячее сердце и унесли в метель. Скрып. Дверь в зал с квадратиками стёкол, в которых всё не то, что на самом деле. Нюта лежала, с головой замотанная в толстое одеяло, широко распахнутые глаза таращились в напольное зеркало. Папа привёз его из Санкт-Петербурга, из большого магазина, похожего на бесконечный дом. Он всегда привозил Нюте подарки из командировок, но этот превзошёл все ожидания. Портал в Десятое королевство, Еиналеж и зеркало Злой Королевы. И в нём сквозь дрожащие ресницы Нюта видела, как медленно открылась дверь в комнату. Как в неё бледной луной вплыла Вика. Безумные глаза шарили вокруг, словно она никак не могла отыскать кровать, а в ней – двоюродную сестру. Руки тоже всё бегали, кулаки сжимались и разжимались. Наконец, она шагнула к Нюте – неожиданно робко, осторожно.
– Аня!
В горле у неё клокотнула мокрота – или слёзы натекли. Вика махнула рукой, будто не видела перед собой ничего, ступала наощупь. Снова булькнула:
– Аня…ты спишь?
Замолчи, пожалуйста, замолчи! Снег всё скрывал, но Нюта точно знала – она слышит. Снова метнула взгляд в зеркало и вся сжалась: ровно посередине груди на Викиной ночнушке чернел рваный разрез.
Нюта укусила край одеяла, зажмурилась. Вика постояла ещё немного, а потом ушла обратно в зал. Скрипнули пружины старого дивана. Нюта представила, как они лежат там вдвоём – Вика и Лёня, – совершенно пустые, живые покойники, и смотрят в окно.
Господигосподигосподи…
Скрипнула форточка – но крючок держал хорошо. Нюта слышала стон снега под чьим-то тяжёлым шагом.
Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу и песчинки в море – не сможешь навредить мне.
Ветер ударил ещё раз, зло, с предупреждением.
Пока не пересчитаешь все звёзды на небе, листья в лесу…
Она уснула быстро – как в обморок упала.
***
Лёня пропал несколько зим спустя. Так сказали Нюте. Колядовали, напился у кого-то, потерялся. В гаражах. Нюта выросла и не спрашивала, но, должно быть, замёрз.
С Викой они никогда ничего не обсуждали. По большей части потому, что Вика вообще не разговаривала. Тихая, молчаливая, с белым шрамом на груди: остался после операции. Нюте особо ничего не объяснили. И не нужно было.
Сначала казалось, она всё себе придумала. Но как только выпадал первый снег, она слышала:
девять…три…восемь…шесть
Голосом, не приспособленным для человеческой речи.
два…четыре…семь
Никогда не больше десяти.
В университете Нюта уже смирилась с тем, что вештица не знает иных чисел. Возможно ли только по пальцам рук сосчитать листья? Хотя бы в сквере рядом с домом. Нюта не знала. Но голос всегда был с ней в метели.
– Любишь снег?
Карандаш, который она вертела между пальцев, со стуком ударился о стол. Соня подхватила его у самого края, с улыбкой вручила Нюте.
– Я заметила: каждый раз, когда начинается снегопад, ты прямо залипаешь. С дождём такого нет, например.
– Я просто слушаю.
– Что?
– Забей.
Нюта сделала вид, что следит за лекцией. Только что, вроде, опять было «девять». Нюта записала на полях. Этой зимой она решила считать вместе с вештицей, но её счёт каждый раз заставал врасплох – не прислушаться, не отстраниться толком. Слушать бесконечные числа было невыносимо – но не слышать их было бы ещё хуже. Соня уже заметила. Плохо. Сходить с ней в кино, отвлечь?