Двойник - Герритсен Тесс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это?
– Не догадываешься?
– Нет.
Элайджа приподнял череп и слегка провернул его, отделяя от позвоночника. Девочка поморщилась, когда он пихнул череп ей в лицо.
– Не надо! – вскрикнула она.
– Мяу!
– Элайджа!
– Ну, ты же сама спрашивала, что это.
Она уставилась в пустые глазницы.
– Кошка?
Он достал из рюкзака полиэтиленовый пакет и начал складывать туда кости.
– Что ты собираешься делать с этим скелетом?
– Это мой научный проект. От котенка до скелета за семь месяцев.
– Где ты взял кошку?
– Нашел.
– Ты нашел дохлую кошку?
Он взглянул на нее. Голубые глаза улыбались. Но взгляд уже не напоминал о Тони Кертисе; этот взгляд пугал ее.
– Кто сказал, что она была дохлой?
У нее вдруг сильно забилось сердце. Она попятилась.
– Знаешь, мне, пожалуй, пора домой.
– Зачем?
– Уроки. Мне надо делать уроки.
Он легко вскочил на ноги. Улыбка исчезла, сменившись тайным предвкушением.
– Я… увидимся в школе, – пробормотала Алиса, продолжая пятиться назад и оглядываясь по сторонам.
Кругом был все тот же лес. Откуда они вышли? Куда теперь идти?
– Но мы ведь только пришли, Алиса.
Он что-то держал в руке. Только когда он занес предмет над головой, девочка поняла, что это.
Камень.
От удара Алиса упала на колени. Она оказалась в грязи, в глазах почернело, руки и ноги онемели. Она не чувствовала боли, только тупое удивление от того, что он ударил ее. Она поползла куда-то, ничего не видя перед собой. Элайджа схватил ее за щиколотки и потащил назад. Волоча ее за ноги, он расцарапал ей лицо о землю. Она пыталась брыкаться и кричать, но рот забился грязью и травой, а Элайджа все тянул ее к яме. Когда она почувствовала, что уже падает туда, девочка уцепилась за молодое деревце и изо всех сил старалась удержаться.
– Отпусти, Алиса, – сказал он.
– Вытащи меня! Вытащи меня!
– Я же сказал, отпусти. – Элайджа схватил камень и ударил ее по руке.
Она закричала, ослабила хватку и тут же провалилась в яму, приземлившись на подстилку из листьев.
– Алиса! Алиса!
Ошеломленная падением, она посмотрела вверх и увидела кусочек неба над головой. На его фоне выделялся силуэт Элайджи. Он заглядывал в яму.
– Зачем ты это делаешь? – всхлипнула она. – Зачем?
– Лично против тебя я ничего не имею. Я просто хочу посмотреть, сколько времени это займет. Котенку хватило семи месяцев. А сколько понадобится тебе?
– Ты не сможешь так поступить со мной!
– Прощай, Алиса.
– Элайджа! Элайджа!
Доски закрыли дыру, и свет померк. Больше она не видела неба. «Это неправда, – подумала она. – Это шутка. Он просто пытается напугать меня. Он подержит меня здесь несколько минут, а потом вернется и выпустит. Конечно же, он вернется».
Потом что-то застучало по доскам. «Камни. Он заваливает доски камнями».
Алиса встала на ноги и попыталась вскарабкаться наверх, ухватившись за сухую лозу, которая тут же рассыпалась в ее руках. Она стала скрести землю ногтями, но так и не нашла, за что зацепиться, – всякий раз, чуть приподнявшись, девочка скатывалась назад. Ее крики пронзали темноту.
– Элайджа! – орала она.
Но ответом ей был только грохот камней по дереву.
1
Pensez le matin que vous n’irez peut-etre pas jusqu’au soir,
Et au soir que vous n’irez peut-etre pas jusqu’au matin
Каждое утро помни о том, что можешь не дожить до вечера,
А каждый вечер – о том, что можешь не дожить до утра
Памятная доска в парижских катакомбахВыставленные в ряд поверх причудливого нагромождения больших берцовых и бедренных костей, черепа свирепо таращились пустыми глазницами. В двухстах метрах над ней парижские улицы были залиты июньским солнцем, а доктор Маура Айлз ежилась от холода, путешествуя по мрачной галерее, стены которой до самого потолка были выложены человеческими останками. Она была знакома со смертью даже чересчур хорошо и неоднократно встречалась с ней лицом к лицу, проводя вскрытия на секционном столе, но эта экспозиция поражала ее своим размахом. Сколько же костей хранилось в системе туннелей под Городом Света! Маршрут протяженностью в километр позволил ей увидеть лишь малую часть парижских катакомб. Недоступными для туристов оставались многочисленные боковые туннели и набитые костями камеры, чьи зияющие пасти манили даже через запертые ворота. Здесь покоились останки шести миллионов парижан, которые когда-то ощущали тепло солнца, голодали, мучились от жажды, любили, чувствовали биение собственных сердец, движение воздуха в легких. Они и представить себе не могли, что придет день, когда их кости выкопают из священных могил и переместят в этот мрачный подземный склеп.
Когда они станут экспонатами, на которые будут дивиться толпы туристов.
Полтора века назад, чтобы расчистить место для свежего притока покойников на переполненные парижские кладбища, отцы города распорядились эксгумировать кости и перевезти их в просторные ячейки древних подземных каменоломен. Рабочие, перевозившие кости, не стали бездумно сваливать их в кучи, а выполнили свою скорбную миссию с фантазией, создав из останков причудливые композиции. Словно искусные каменотесы, они выстроили высокие стены из чередующихся рядов черепов и костей, превратив разложение в произведение искусства. И они же повсеместно развесили дощечки с выгравированными на них мрачными изречениями, чтобы напомнить всем, кто бродил по этим коридорам: смерть не щадит никого.
Одна из таких дощечек попалась на глаза Мауре, и она остановилась, чтобы прочитать ее. Она силилась вспомнить значение французских слов, которые когда-то учила в высшей школе, а тем временем по коридорам пронеслось гулкое эхо неуместного детского смеха, прошелестел обрывок фразы, произнесенной мужским голосом с техасским акцентом:
– Как тебе это местечко, Шерри? У меня мурашки по коже…
Пара из Техаса прошла мимо, и голоса растворились в тишине. На мгновение Маура осталась одна в камерах, дышащих пылью веков. В тусклом мерцании лампочки была заметна зеленоватая плесень, проступившая на черепах. Во лбу одного из них зияла одинокая дырка от пули, похожая на третий глаз.
«Я знаю, как ты умер».
Холод туннеля пробирал ее до костей. Но она продолжала стоять, полная решимости понять надпись, подавить в себе страх с помощью бесполезной интеллектуальной головоломки. Давай, Маура. Три года изучала французский и не можешь справиться? Теперь это стало для нее делом чести, и все мысли о смертности на время ушли на второй план. Постепенно слова стали приобретать смысл, и она почувствовала, как кровь стынет в жилах…
Счастлив тот, кто знает час своей смертиИ каждый день готовится к концу.Она вдруг заметила, что вокруг стало очень тихо. Ни голосов, ни эха шагов. Она развернулась и вышла из мрачного помещения. Как же она отстала от группы? Осталась одна в этом туннеле, наедине с мертвыми. Сразу возникли мысли о неожиданных сбоях в электроснабжении, о перспективе заблудиться в кромешной тьме. Маура слышала рассказ о том, как сто лет назад парижские рабочие заблудились в катакомбах и умерли с голода. Она ускорила шаг, чтобы догнать туристов, вновь оказаться среди живых. В этом лабиринте особенно остро ощущалось дыхание смерти. Казалось, черепа смотрят на нее с негодованием и шестимиллионный хор бранит ее за праздное любопытство.
«Когда-то мы были живыми, как ты. Думаешь, тебе удастся избежать нашей участи?»
Наконец она выбралась из катакомб на залитую солнцем улицу Реми-Дюмонсель и жадно глотнула свежего воздуха. Впервые она обрадовалась шуму городского транспорта, плотной толпе прохожих, как будто заново родилась. Краски казались ярче, лица приветливее. «Мой последний день в Париже, – подумала она, – а я только сейчас по-настоящему оценила красоту этого города». Прошедшую неделю она в основном провела в залах заседаний, участвуя в работе Международной конференции по судебно-медицинской патологии. Времени на осмотр достопримечательностей выдалось крайне мало, и даже те экскурсии, которые предложили организаторы конференции, были так или иначе связаны со смертью и болезнями: медицинский музей, старый анатомический театр.