Боги войны - Игорь Николаев

— Просвещаю, — все с той же серьезностью сообщил заряжающий-один. — «Полтос» — очень скверная и зловредная штука. Это Е-50.

— Не слышал… — протянул Гедеон, морща лоб в мучительных попытках вспомнить. — Не припоминаю…

— Разведсводки нужно читать, — зло буркнул Имам. — Их для глаз, а не для задницы пишут.

— «Полтос» недавно поставили на конвейер, это не привозная машина, а уже местная работа, на захваченных землях, — пояснил меж тем Вольфсон. — Хуже всего, что у него броня из гогенцоллерновской стали, нелюдь восстановила всю цепочку проката. У нас с металлами и керамикой гораздо лучше, чем у них, поэтому «семерки» смогли упаковать мощь тяжелого танка в габариты и вес среднего. Штучная работа, сборка под личным руководством конструктора и все такое. Машина легкая, резкая и страшная. Появляется очень редко, но те, кто ее видят, потом обычно уже ничего не рассказывают. Так что поминать «полтоса» всуе не стоит, могут побить по лицу, чтобы не накликал.

— Вчера, когда за маслом катались, у склада видел два трейлера с «тридцатьчетверками», — вставил Солоницын. — Отводили какую-то часть с передовой. У обоих башни развалены по сварным швам.

— Сто двадцать восемь мэмэ? — понимающе угадал Имам, высунув голову из люка мехвода. Через его лоб наискось шел широкий масляный мазок, из-за чего инженер-механик-мичман походил на одноглазого пирата, сдвинувшего повязку.

— Да, «тапок». А рядом крутился один мужик из тамошнего экипажа. Парня контузило, так что соображал он плохо и молол без передышки. Говорил, видели они «полтоса» три дня назад. Выскочил хрен пойми откуда, шустрый, как с петардой в заднице, по нему бьют — без толку. Сжег двоих наших, третьего «разул», причесал пехоту из пулемета да и ушел. Ему бронебойный в корму — срикошетило! А после шустрого поползли уже обычные «тапки» и «Финдеры»…

Тощий наводчик оборвал себя на полуслове, увидев бегущего к танку корнета. Вахнин мчался так, словно за ним гнались нелюди из утилизационной команды «семерок», корнет размахивал на ходу руками, как ветряк. Далеко впереди что-то коротко и звучно громыхнуло, затем еще раз. Со стороны командного пункта бригады в небо взмыла зеленая ракета, гавкнул ревун сирены.

— В машину! — неожиданно громко для своего тщедушного сложения крикнул Вольфсон. — Щас будет весело!..

КВ-5 стал первым более-менее удачным образцом тяжелой бронетехники — фактически противотанковая самоходка с башней, склепанная на базе агрегатов ВМФ, с флотским дизелем и флотской же пушкой. Недостатками машины можно было заполнить солидный фолиант — от чудовищно неудобной КПП до сверхнизкой скорости поворота башни, благодаря последней иногда оказывалось проще наводить пушку всем корпусом. Достоинств же было ровно два — орудие, способное пробивать броню вражеской тяжелой техники плюс собственная «шкура» толщиной от девяноста до ста восьмидесяти миллиметров. Благодаря им «пятый», хотя устарел и был снят с производства, все еще оставался весьма опасным противником. В руках умелого экипажа, разумеется.

В свое время его появление вызвало фурор — настоящий танк, который не был заведомо одноразовым — то есть до первого вражеского выстрела. «Бегемот», он же «толстожоп», стал настоящим кулачным бойцом. КВ не состязался с противником в заведомо проигрышном измерении скорости и тактического мастерства, он принимал удары, наносил ответные и делал это достаточно хорошо. Многие даже предрекали вражеским «панцерваффе» скорый и неизбежный закат — дескать, орды «кавэшек» перехлопают вражеские «Пфадфиндеры», на том война и закончится.

Увы, романтики ошиблись — враги также ответили новым поколением техники. Теперь в бой под черно-белыми флагами с трехлучевой свастикой шли усиленные «Финдеры», VK4502, они же «тапки», и редкие, но уже овеянные страшными легендами Е-50 — «полтосы». И все это не считая многочисленных самоходок, которые в бешеном темпе штамповали захваченные европейские заводы. До фронта доходили многочисленные слухи о новых машинах, которые вот-вот даст тыл, но слухи-слухами, а машин все не было и не было.

Поэтому, когда Вахнин ужом скользнул в люк, ожидания у него были самые мрачные. Насколько огромным КВ-5 казался снаружи, настолько тесным он был внутри, и не просто тесным, а заполненным торчащими со всех сторон приборами, рычагами и указателями. Корнет привычно занял свое место у командирской башенки, натягивая шлем левой рукой, одним взглядом окинул весь набор наблюдательных приборов. Рыкнул, заводясь, дизель. Экипаж слаженно исполнял привычный и многократно отработанный ритуал подготовки.

— Есть связь, — голос радиста срывался и дрожал.

Бедный парень, подумал корнет. Типичный городской мальчишка, только что с курсов и сразу в бой…

В шлемофоне щелкнуло и заскрипело.

— Меняю фугас на подкалибру. — Вольфсон всегда знал, что следует делать, даже раньше, чем прикажет командир. Лязг и металлический шум сзади свидетельствовали о том, что у заряжающих слова идут рука об руку с делом.

«Сто двадцать пятый» включался в боевой режим поэтапно и быстро, система за системой, от экипажа до последней шестеренки. И так же приходила в боевую готовность бригада, от комбрига до последней машины.

— Ждем! — голос полковника Буйновского прорвался сквозь скрип помех в шлемофоне. — Пехоты у нас нет, крутимся медленно, так что сидим как мыши и не светимся раньше времени.

— Принято — отозвались эхом голоса командиров экипажей, к которым присоединился и Вахнин.

— Не вижу, — произнес чуть дрожащим голосом Солоницын. Наводчик приник к блоку наведения так, словно сложный прибор был продолжением его глаз. — Ничего нет.

— Сбавь обороты, — приказал корнет мехводу.

Хотя на выхлопную трубу была надета длинная резиновая трубка, отводящая выхлоп в сторону, дымить не следовало. Не дай бог будет воздушный налет.

Рокот дизеля изменился, стал чуть ниже. Вахнин крутил головой от призмы к призме в наблюдательной башенке, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Бесполезно, его взору открывался все тот же унылый пейзаж — чахлые рощицы, натыканные как веники то здесь, то там, несколько полуразрушенных домов, когда-то белых, со вставками красного кирпича, теперь одинаково черных, закопченных пожарами. Лента поселковой дороги, проходящая параллельно их позиции. Когда-то по ней с легкостью мог пройти даже небольшой автопоезд, теперь же асфальтовая лента оказалась раздолбана в крошево тяжелыми колесами и гусеницами военной техники. Но даже эта убогая и разбитая дорога была невероятно ценна в преддверии большой Битвы. Оседлав трассу, противник сможет перебрасывать больше подкреплений к южному фасу обороны Первой Танковой.

Поэтому бригада будет защищать дорогу до победы. Или до смерти.

«Твою судьбу, ни черта не вижу!» — выругался про себя корнет. Наступающие сумерки смазали линию горизонта, между серым небом и серой землей колебалось марево неопределенного цвета и неясной границы. Там вроде бы ничего нет, но кто-то ведь уничтожил дальний дозор, причем так, что тот даже не успел подать сигнал.

— Дым! — в голос крикнул наводчик, но Вахнин уже и сам видел слабые отблески, сплошной цепью прошедшие вдали. Каждая вспышка немедленно вспухала клубами плотного серо-черного дыма.

— Н-негодяи! — культурно и неумело выругался радист Гедеон. Корнет был с ним вполне солидарен.

С одной стороны, прекрасно, что нет опасности с воздуха. Впрочем, это понятно, вся авиация «семерок» сейчас непрерывно штурмует позиции Первой Танковой. Воздушный щит генерала Кнорпеля, комбинированный из зенитных самоходов и дирижаблей ПВО, хрен прогрызешь. С другой, использование дымов — это не к добру. Парадоксально, но при всей невероятной оснащенности «семерок», им не хватало многих вроде бы обыденных вещей, например, гиропланов, зенитных автоматов, тех же средств задымления. И если в ход пошел такой дефицит — дело будет жарким.

«Ну, стану дважды „железножопым“» — утешил себя Вахнин. Больше у него никаких посторонних мыслей не оказалось, потому что в тусклом свете последних солнечных лучей, из глубин вражеского задымления выдвинулся силуэт характерных угловатых очертаний, безошибочно выдающих вражескую школу танкостроения. У Вахнина было прекрасное зрение, он никогда не путал технику «семерок» и не принимал рядового «Финдера» за «мамонта», чем постоянно грешили неопытные танкисты. Машина, крадущаяся среди плотных клубов дыма, очень походила на рабочую лошадку нелюдей, но была ощутимо тяжелее, тонн на десять самое меньшее. И компоновка традиционная, в отличие от вывернутого VK.

Во роту пересохло, по спине прошел нехороший холодок, глаза уже опознали рисунок из вчерашней разведсводки, но разум еще отказывался верить в неизбежное.

— Вот непруха, — выдохнул Солоницын. — Радист, я тебе нос сломаю, сукин сын. Накликал-таки…