Магия реальности. Откуда мы знаем что является правдой - Ричард Докинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третье значение волшебства — то, которое я имею в виду в моем названии: поэтическое волшебство. Нас доводит до слез красивая музыкальная пьеса, и мы описываем исполнение как «волшебное». Мы пристально глядим на звезды тёмной безлунной ночью без городских огней и, затаив дыхание от радости, говорим, что открывающееся зрелище «настоящее волшебство». Мы могли бы использовать те же слова, чтобы описать великолепный закат, или альпийский пейзаж, или радугу на фоне тёмного неба. В этом смысле, «магия» означает просто волнующее, будоражащее явление: то, что даёт нам ощущение мурашек по коже, то, что заставляет нас почувствовать полноту жизни. Я надеюсь показать вам в этой книге, что реальность — факты реального мира, насколько они понимаются через научные методы — это магия в этом третьем смысле, поэтическом, жизнелюбивом смысле.
Теперь я хочу вернуться к идее о сверхъестественном и объяснить, почему оно никогда не сможет предложить нам истинное объяснение того, что мы видим в мире и вселенной вокруг нас. На самом деле, требовать сверхъестественного объяснения чего‑то означает не объяснить его совсем и, хуже того, исключает любую возможность, что оно когда‑либо будет объяснено. Почему я так говорю? Потому что все «сверхъестественное» должно быть по определению недосягаемо для естественного объяснения. Оно должно быть недосягаемо для науки и хорошо обоснованного, опробованного и проверенного научного метода, которому мы обязаны существенным развитием знаний, используемых примерно в течение последних 400 лет. Сказать, что произошло что‑то сверхъестественное, не означает просто сказать, что «Мы не понимаем», это означает «Мы никогда не поймём это, так что даже не пытайтесь».
Наука применяет прямо противоположный подход. Наука процветает на неспособности (пока) объяснить все и использует это в качестве стимула, чтобы продолжать задавать вопросы, создавая возможные модели и испытывая их, поэтому мы и продвигаемся вперёд, шаг за шагом приближаясь к истине. Если что‑то такое должно было произойти, что шло бы вразрез с нашим текущим пониманием действительности, учёные рассмотрели бы это как вызов нашей существующей модели, требуя, чтобы мы отказались или, по крайней мере, изменили её. Именно через такие корректировки и последующие проверки мы подходим все ближе и ближе к тому, что является правдой.
Что бы вы подумали о сбитом с толку убийством детективе, которому лень даже попробовать поработать над раскрытием преступления, а вместо этого описавшего произошедшее как сверхъестественное? Вся история науки показывает, что у вещей, о которых, как когда‑то думали, что они были результатом сверхъестественного, вызванного богами (и добрыми и злыми), демонами, ведьмами, духами, проклятиями и заклинаниями — фактически, есть естественные объяснения: объяснения, которые мы можем понять и проверить, и в которых уверены. Не существует чему абсолютно никаких оснований полагать, что то, чему наука пока не находит естественных объяснений, окажется сверхъестественного происхождения, не более, чем вулканы, землетрясения или болезни окажутся вызванными сердитым божеством, как когда‑то считали.
Конечно, никто не поверит, что можно было бы превратить лягушку в принца (или принца в лягушку? Я никак не могу вспомнить) или тыкву в карету, но вы никогда не задумывались, почему такие вещи были бы невозможны? Есть различные способы объяснить это. Мой любимый способ заключается в следующем.
Лягушки и кареты — сложные вещи, с большим количеством деталей, которые должны быть собраны особым образом, по специальной схеме, которая не может возникнуть просто так случайно (или по мановению волшебной палочки). Именно это и означает «сложный». Очень трудно сделать такую сложную вещь как лягушка или карета. Чтобы сделать карету, вы должны объединить все части вместе только правильным способом. Вам нужны навыки плотника и других мастеров. Кареты не возникают случайно или просто по щелчку пальцев со словами «Абракадабра». Карета имеет структуру, определённую сложность, рабочие части: колеса и оси, окна и двери, пружины и мягкие сиденья.
Было бы относительно легко превратить что‑то сложное, такое как карета, во что‑то простое, например, пепел: в палочку доброй феи нужно было бы только встроить паяльную лампу. Легко превратить почти что угодно в пепел. Но никто не может взять груду пепла — или тыкву — и превратить их в карету, потому что карета является слишком сложной; и не просто сложной, а сложной в полезной направленности: в данном случае полезной для людей, чтобы путешествовать.
Давайте немного упростим задачу для доброй феи, предположив, что, вместо того, чтобы взывать к тыкве, она взывает ко всем необходимым деталям для сборки кареты, все смешивается в коробке, как комплект для строительства модельного самолёта. Комплект для изготовления кареты состоит из сотен досок, оконных стёкол, прутьев и железных стержней, пачек обивки и листов из натуральной кожи, а также гвоздей, шурупов и банок клея, скрепляющих все вместе. Теперь предположим, что вместо чтения инструкций и присоединения частей в правильной последовательности, она просто поместила все части в большущий мешок и встряхнула их. Каковы шансы, что части склеились бы вместе как раз правильным способо способом, чтобы собрать рабочую карету? Ответ — практически нулевые. И одна из причин этого — огромное количество возможных способов, которыми вы могли бы объединить перетасованные части и куски, которые не приведут к рабочей карете — или вообще к чему‑нибудь рабочему.
Если вы возьмёте кучу деталей и будете встряхивать их наугад, они могут просто время от времени составлять нужную структуру, или то, что мы признаем как нечто особенное. Но способов, которыми это может произойти, крошечное количество: действительно очень крошечное по сравнению с числом способов, которыми они составят структуру, не признаваемую нами как нечто большее, чем груда хлама. Существуют миллионы способов перетасовки и перестановки кучи кусочков и частей: миллионы способов превратить их в… другую кучу кусочков и частей. Каждый раз, когда вы перетасовываете их, вы получаете уникальную кучу барахла, которое никогда не видели прежде — но только крошечное меньшинство тех миллионов возможных куч сделает что‑либо полезное (например, доставит вас на бал) или будет замечательной или незабываемой в каком‑то отношении.
Иногда мы можем буквально сосчитать количество способов перестановки последовательности частей — как с колодой карт, например, где «части» являются отдельными картами.
Представьте, что сдающий перетасовывает колоду и раздаёт её четырём игрокам, так, чтобы у каждого из них было по 13 карт. Я поднимаю карты и у меня от изумления перехватывает дыхание. У меня полный набор 13 пик! Все пики.
Я слишком поднимаю первую ставку и показываю свою комбинацию трём другим игрокам, зная, что они будут поражены как и я.
Но затем, один за другим, каждый из игроков кладёт карты на стол и вздохи удивления раздаются со всех сторон. Каждый из них имеет «совершённый» набор: один имеет 13 черв, у другого 13 бубн, а последний имеет 13 крестов.
Будет ли это сверхъестественным волшебством? Мы можем склоняться именно к такой мысли. Математики могут вычислить вероятность того, что такой замечательный расклад возникнет чисто случайно. Оказывается, она почти невероятно мала: 1 к 536 447 737 765 488 792 839 237 440 000. Я не уверен, что знаю как назвать это число! Но если бы вы сели и играли в карты в течение триллиона лет, то вы могли бы лишь в одном случае получить такой идеальный расклад как этот. Но — и в этом все дело — этот расклад не более маловероятен, чем любой другой расклад карт, который когда‑либо имел место! Возможность любого расклада 52 карт составляет 1 к 536 447 737 765 488 792 839 237 440 000, потому что это — общее количество всех возможных вариантов. Мы просто не замечаем какой‑либо конкретной закономерности в подавляющем большинстве карточных раскладов, и они не кажутся нам чем‑нибудь из ряда вон выходящим. Мы только замечаем расклады, которые выделяются каким‑то образом.
Существуют миллиарды вещей, в которые вы могли бы превратить принца, если бы были достаточно жестокими, чтобы переставить его части в миллиарде комбинаций в случайном порядке. Но большинство из этих комбинаций будет выглядеть как беспорядок — как и все эти миллиарды бессмысленных, случайных раскладов карт с которыми мы имели дело. Лишь незначительное количество из всевозможных комбинаций беспорядочно перетасованных частей принца были бы распознаваемыми или полезными для чего‑либо вообще, не говоря уже о лягушке.
Принцы не превращаются в лягушек, и тыквы не превращаются в кареты, потому что лягушки и кареты — сложные вещи, части которых могли бы быть объединены в почти бесконечное число куч мусора. И все же мы знаем как факт, что каждое живое существо — каждый человек, каждый крокодил, каждый чёрный дрозд, каждое дерево и даже каждая брюссельская капуста — эволюционировала из других, первоначально более простых форм. Так разве это не тот же процесс везения, или своего рода магия? Нет! Абсолютно нет! Это — очень распространённое заблуждение, так что, я хочу объяснить прямо сейчас, почему то, что мы видим в действительности, не является результатом случайности или везения или чего‑либо отдалённо 'волшебного' вообще (кроме, конечно, в строго поэтическом смысле, чего‑то, что наполняет нас благоговением и восхищением).