Сказка бочки. Путешествия Гулливера - Джонатан Свифт

Очутившись в Англии в 1689 году без денег, без связей и без определенных планов, Свифт стараниями матери был пристроен в доме богатого вельможи, в прошлом видного дипломата сэра Уильяма Темпла, человека образованного и либеральных воззрений, в силу которых он счел для себя невозможным дальнейшую службу при Стюартах и удалился на покой в свое родовое поместье Мур-Парк. Здесь на досуге он писал изящные и скептические эссе, посвященные разнообразнейшим проблемам политики, литературы и даже… садоводства. Его навещали видные политические деятели партии вигов, ища совета или поддержки; здесь бывал даже будущий король Англии Вильгельм Оранский (Темпл знавал его в бытность свою послом в Голландии); здесь обсуждались, а иногда и вершились вопросы высокой политики. В Мур-Парке и провел Свифт почти десять лет поначалу в очень уязвлявшей его гордость и самолюбие роли молодого человека для разного рода домашних поручений и услуг. Постепенно Темпл испытывал к нему все большее расположение. Свифт стал его секретарем, он помогал Темплу в его литературных занятиях, одновременно читая запоем и восполняя пробелы своего образования. Желая обрести самостоятельность, он дважды покидал своего патрона и недолгое время был священником небольшого церковного прихода в Ирландии. Но после Мур-Парка, где он впервые окунулся в столь необходимую ему атмосферу политических и литературных интересов, жизнь в деревенской глуши, среди враждебно настроенных католиков и приверженцев диссидентских сект, проповеди в пустой церкви показались Свифту тягостным прозябанием. Он был не только самолюбив, но и честолюбив и, сравнивая свои дарования и общественное положение с дарованиями знатных посетителей Мур-Парка, которые для того, чтобы получить столько благ, потрудились только родиться, — испытывал горечь. Эта горечь долгие годы отравляла ему существование и настраивала на мрачный лад.

Ему еще не раз суждено было переживать крушение своих честолюбивых надежд и планов. Темпл отправил его как-то к королю со своим проектом, и Свифт надеялся выхлопотать себе во время аудиенции подходящую должность, но король предложил ему… чин капитана кавалерии. В 1699 году Темпл скончался, он завещал Свифту… отредактировать и издать свои произведения. Свифт выполнил его волю и первый том снабдил комплиментарным посвящением королю, однако Вильгельм III не вовремя умер, упав с лошади. В итоге Свифту пришлось удовольствоваться местом домашнего капеллана у лорда Беркли, с помощью которого он получил, наконец, церковный приход — Ларакор, в нескольких часах езды от Дублина, ставший одним из его прибежищ до конца дней. Ему было уже 32 года.

Именно в этот момент Свифту представилась возможность выступить на политической арене и обратить на себя внимание. В это время произошла очередная межпартийная свара: наиболее реакционные тори обвинили четырех вигов во главе с лордом Соммерсом (тем самым, которому посвящена «Сказка бочки») в государственной измене, за то что они скрепили без ведома парламента тайный договор Вильгельма III с Голландией и Австрией против Франции. Надвигалась война с Францией за Испанское наследство. Свифт увидел в происках тори попытку нарушить равновесие сил и навязать свое господство. Вот почему он спешно выпускает анонимно свой памфлет «Рассуждение о раздорах и разногласиях… в Афинах и в Риме» (1701). Памфлет вышел весьма своевременно и оказал вигам немалую услугу. Те стали разыскивать автора, который, впрочем, не очень скрывал свое имя. Так начался период почти десятилетней близости Свифта к вигам, выражавшим интересы деловых и коммерческих кругов Англии.

Он то и дело приезжает в Лондон, надолго покидая свой приход. В Ирландии он томился и чувствовал себя неуютно, хотя там в это время поселился самый близкий и преданный ему человек — мисс Эстер Джонсон, которую Свифт ласково нарек именем Стелла, то есть звезда. Она была почти на 14 лет моложе его, и ей не было, по-видимому, и десяти лет, когда Свифт стал ее учителем и воспитателем в доме Темпла, где она жила. Постепенно уважение к своему наставнику перешло в преданную любовь. В Ирландии эта красивая и умная женщина прожила до конца своих дней рядом с любимым человеком. Это были необычные и нелегкие отношения, о характере которых можно строить лишь догадки. Свифт, несомненно, был к ней привязан, заботился о ней и опекал, многое ей поверял (насколько вообще был способен к откровенности этот достаточно замкнутый человек), но жили они лишь вблизи друг друга, часто видаясь, но всегда в присутствии третьих лиц. Счастья жены и матери Стелле не суждено было узнать, и долгие месяцы, а иногда и годы она довольствовалась лишь письмами Свифта.

В Лондоне он бывает в это время у лордов Соммерса, Галифакса и прочих, близко сходится с литераторами вигистского лагеря, впоследствии известными журналистами Аддисоном и Стилем, за ним все более упрочивается репутация блестящего собеседника, его остроты и каламбуры повторяют в лондонских кофейнях, излюбленных местах времяпрепровождения людей самого разного толка. Но особенно возросла его литературная репутация после опубликования в 1704 году (тоже анонимно) давно уже написанной «Сказки бочки», выдержавшей к 1710 году пять изданий и сразу поставившей Свифта в первый ряд английской литературы.

«Сказка бочки» написана необычно, в первоначальном восприятии читателя она распадается на две, как будто мало связанные, хотя и перемежающиеся друг с другом части: одна представляет собой притчу, повествующую о приключениях и последующей вражде трех братьев, в которых аллегорически воплощены три основных христианских вероучения в Европе — католицизм (Петр) и отколовшиеся от него в результате Реформации — кальвинизм, и в том числе пуританские секты в Англии (Джек) и более умеренное лютеранство, и англиканская церковь (Мартин). Цель этой части — осмеяние нелепостей и извращений в религии.

Вторая часть книги представляет собой ряд постоянно прерывающих эту притчу отступлений, как будто нарочно вставленных для того, чтобы сбить читателя с толку и сделать композицию книги хаотичной. Отсюда и название — «Сказка бочки», что по-английски означает бессвязная болтовня, мешанина. На самом деле все эти предисловия, посвящения и отступления тоже имеют свою общую тему и цель — осмеяние всякого рода нелепостей в науке, образованности и особенно в современной литературе. Дополняя друг друга, эти две темы, одинаково важные, дают картину современной духовной жизни в целом, как она представлялась Свифту.

Книга написана якобы не Свифтом, а одним из нынешних писак, человеком беззастенчивым, циничным и откровенным, и пишет он по заказу и на потребу таким же «умникам», как он сам, для того чтобы отвлечь их от опасных размышлений о государстве, подобно тому, как киту, преследующему корабль, бросают бочку, дабы отвлечь его (в этом заключен второй смысл названия книги). Свифт постоянно прибегал к такому приему, многие его произведения написаны от лица вымышленного персонажа — хирурга и капитана Гулливера, ирландского торговца тканями («Письма суконщика») и проч. Он любил мистифицировать читателя, да к тому же, если учесть характер его писаний, так было безопасней. Однако этот рассказчик чаще всего не столько полнокровный характер, сколько маска, которой Свифт то прикрывает свое лицо (и тогда он подделывается под тон своей маски, резко утрируя его), то снимает ее. Он словно прикинулся на время одним из современных писак, чтобы изнутри изобличить их сервилизм, самоуверенность и духовное убожество. При этом образ рассказчика все время трансформируется у нас на глазах: только что это был разглагольствующий щелкопер с Граб-стрит, а вот это уже скорее модник из кофейни Билля, воспринимающий весь мир своими утлыми мозгами сквозь призму своего конька — наряды, ткани, украшения… И вот уже возникает мысль, что люди различаются лишь платьем и знаками отличия, которые ценятся в этом мире больше, нежели сам человек, и уже не мэр носит то-то и то-то, а сочетание такой-то одежды составляет мэра… Сколько в этом глубокого и горького прозрения, и оно уже явно принадлежит самому Свифту. Кроме того, у Свифта всегда нелегко определить, говорит ли он в данный момент всерьез или морочит голову, улыбается или его лицо сведено гримасой отвращения, говорит от себя или кого-то передразнивает — и читателю надобно постоянно иметь это в виду.

В притче Свифт сначала сводит счеты с католицизмом (главы II и IV). Петр прежде всего мошенник, способный на любые фальсификации, готовый на любые извращения христианской веры ради выгоды, обогащения, укрепления своей власти. Затем с удивительной изобретательностью и остроумием высмеиваются многие нелепости католических обрядов и самой ортодоксии — отпущение грехов, святое причастие, исповедь, торговля индульгенциями и т. д. В главах VI и XI Свифт изображает реформацию, и здесь объектом сатиры становятся фанатики-пуритане; сюда же относится изображение основанной окончательно рехнувшимся Джеком секты эолистов (глава VIII), и, наконец, в главе IX эта тема все более расширяется, далеко выходя за пределы чисто религиозной проблематики. Безумны не только сектанты, религиозные кликуши, неспособные внять ни доводам рассудка, ни логике, ни свидетельствам собственных органов чувств, и потому особенно опасные, — безумен весь современный мир, где сколько угодно таких же фанатиков, предпочитающих руководствоваться в своих действиях не конкретной реальностью, а своими бредовыми фантазиями и слепым энтузиазмом. При этом причины, вызывающие безумие у людей простых и сильных мира сего, одинаковы, но только последствия его различны, ибо безумцы, обладающие властью, могут беспрепятственно осуществлять свои бредовые идеи. Речь, в сущности, идет о том, какой дорогой ценой расплачивается человечество за бредни всякого рода маньяков.