Стихотворения - Семен Гудзенко

1942

ПЕРВАЯ СМЕРТЬ

Ты знаешь,    есть в нашей солдатской судьбепервая смерть       однокашника, друга…Мы ждали разведчиков в жаркой избе,молчали     и трубку курили по кругу.Картошка дымилась в большом чугуне.Я трубку набил       и подал соседу.Ты знаешь,      есть заповедь на войне:дождаться разведку      и вместе обедать.«Ну, как там ребята?..           Придут ли назад?..» —каждый из нас повторял эту фразу.Вошел он.      Сержанту подал автомат.«Сережа убит…       В голову…            Сразу…»И если ты      на фронте дружил,поймешь эту правду:            я ждал, что войдет он,такой,   как в лесах Подмосковья жил,всегда пулеметною лентой обмотан.

Я ждал его утром.         Шумела пурга.Он должен прийти.            Я сварил концентраты.

Но где-то      в глубоких             смоленских снегахзамерзшее тело      армейского брата.Ты знаешь,      есть в нашей солдатской судьбепервая смерть…            Говорили по кругу —и все об одном,         ничего о себе.Только о мести,            о мести                  за друга.

1942

ПОДРЫВНИК

К рассвету точки засекут,а днем начнется наступленье.Но есть стратегия секунд,и есть секундные сраженья.И то,  что может сделать они тол  (пятнадцать килограммов),не в силах целый батальон,пусть даже смелых              и упрямых.Он в риске понимает толк.Уверенно,     с лихим упорствомвступает он в единоборствос полком.      И разбивает полк.И рассыпаются мосты.И падают в густые травы,обламывая кусты,на фронт идущие составы.

И в рельсах, согнутых улиткой,Отражена его улыбка.

1942

САПЕР

Всю ночь по ледяному насту,по черным полыньям рекишли за сапером коренастымобозы,     танки          и полки.

Их вел на запад          по просекампростой, спокойный человек.Прищурившись, смотрел на снеги мины находил под снегом.Он шел всю ночь.            Вставал из логарассвет в пороховом дыму.Настанет мир.          На всех дорогахпоставят памятник ему.

1942

ПАМЯТЬ

Был мороз.       Не измеришь по Цельсию.Плюнь — замерзнет.              Такой мороз.Было поле с безмолвными рельсами,позабывшими стук колес.Были стрелки       совсем незрячие —ни зеленых,       ни красных огней.Были щи ледяные.              Горячиебыли схватки        за пять этих дней.

Каждый помнит по-своему, иначе,и Сухиничи, и Думиничи,и лесную тропу на Людиново —обожженное, нелюдимое.

Пусть кому-нибудь кажется мелочью,но товарищ мой до сих порпомнит только узоры беличьии в березе забытый топор.

Вот и мне:        не деревни сгоревшие,не поход по чужим следам,а запомнились онемевшиерельсы.Кажется, навсегда…

1942

ТОВАРИЩИ

Бойцы из отряда Баженова прошли

по тылам 120 км, неся раненого.

Можно вспомнить сейчас,                отдышавшись и успокоясь.Не орут на дорогах немецкие патрули.По лесам непролазным                и в озерах студеных по поясмы товарища раненого несли.Он был ранен в бою,                на изрытом снарядами тракте…Мы несли его ночью,                дневали в лесу.Он лежал на траве,                не просил: «Пристрелите.                                 Оставьте».Он был твердо уверен —                друзья донесут.Стиснув зубы до боли,                бинтовали кровавые раны.Как забыть этот путь!                Он был так безысходно далек.Голодали упрямо,            но каждый в глубоких карманахдля него     почерневший сахар берег.Мы по рекам прошли,                по нехоженым топким болотам.Мы пробились к своим                и спасли драгоценную жизнь.Это в битвах рожденный,                пропитанный кровью и                                  потом,самый истинный,            самый русский                    гуманизм.

1942

ОТДЫХ

Из боя выходила рота.Мы шли под крыши,             в тишину,в сраженьях право заработавна сутки позабыть войну.

Но у обломков самолетаостановился первый взвод.И замерла в песках пехотау красных       обожженных звезд.

…Осколки голубого сплававалялись на сухом песке.Здесь все:       и боевая слава,и струйка крови на виске,и кутерьма атак            и тыла,ревущая,       как «ястребок».

Нам отдых сделался постылыми неуютным городок.

Апрель 1942

БАЛЛАДА О ВЕРНОСТИ

Написано много о ревности,о верности, о неверности.О том, что встречаются двое,а третий тоскует в походе.

Мы ночью ворвались в Одоев,пути расчищая пехоте.И, спирт разбавляя водою,на пламя глядели устало.

(Нам все это так знакомо!..)Но вот     на пороге            всталахозяйка нашего дома.Конечно,     товарищ мой срочнобыл вызван в штаб к военкому.Конечно,     как будто нарочноодни мы остались дома.

Тяжелая доля солдаток.Тоскою сведенное тело.О, как мне в тот миг захотелосьне вшивым,       не бородатым,—быть чистым,          с душистою кожей.Быть нежным хотелось мне.                      Боже!..

В ту ночь мы не ведали горя.Шаблон:     мы одни были в мире…Но вдруг услыхал я:               Григорий…И тихо ответил:          Мария…

Мария!   В далеком Ишиметы письма читаешь губами.Любовь —     как Сибирь — нерушима.Но входит,     скрипя костылями,солдат никому не знакомый,как я здесь,       тоской опаленный.Его оставляешь ты дома.И вдруг называешь:             Семеном.Мария!    Мое это имя.И большего знать мне не надо.Ты письмами дышишь моими.Я знаю.Я верю.Ты рядом.

1942

СМЕРТЬ БОЙЦА

Хороним друга.Мокрый снег.Грязища.Полуторка ползет на тормозах.Никак правофланговый не отыщетпесчинку в затуманенных глазах.

Торжественная музыка Шопена.Нелютая карпатская зима.И люди покидают постепеннос распахнутыми окнами дома.

И тянется по улицам колоннак окраине, до самого хребта.Лежит он, запеленатый в знамена.Откинуты в полуторке борта.

А на полные вырыта могила,а на поляне громыхнул салют,а чья-то мать уже заголосила,а письма на Урал еще идут,а время невоенное.                             И дажене верится, что умер человек.Еще не раз стоять нам без фуражек —такой уже нелегкий этот век.

Уходят горожане постепенно,и женщины, вздыхая, говорят:— Погиб герой!В бою погиб военный!Как им скажу,что не убит солдат,что трое суток в тихом лазаретеон догорал,он угасал в ночи,ему глаза закрыли на рассветебессонные, усталые врачи?

Ну как скажу,—привыкли за три года,что умирают русские в бою.И не иначе!

Грустная погода.Но запевалы вспомнили в строюо том, как пулеметные тачанкилетали под обвалами свинца.

И снова говорили горожанки:— Так провожают павшего бойца…

1947