Нет времени любить - Эмили Лоринг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромный «линкольн» бесшумно катился по Парк-авеню, скорость его упала с двадцати до десяти миль в час, и он остановился у светофора в сплошном потоке машин. Когда они приблизились к вокзалу «Гранд-Сентрал», жилых домов стало меньше, вокруг все теснее вырастали небоскребы из стали и стекла. Машина остановилась рядом с темным каменным зданием, упрямо удерживающим позицию между двумя небоскребами.
Жюли открыла дверь. Берт даже не успел выйти из машины.
— Я сама понесу чемодан, — произнесла она сердито. — Тебе не стоит выходить.
Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, — пусть даже в гневе она видит его любящие глаза.
— Я тебе не нужен или ты не хочешь помощи от меня?
— Не хочу, — ответила она громко. — До тех пор, пока ты не извинишься за все, что нагородил о тете Джорджии. Она моя мать, мой друг, мой компаньон — все вместе. Кроме того, она просто не может быть нечестным человеком. Просто не может.
— Отлично. Наверное, я не любил бы тебя так сильно, если бы ты не была тверда, как сталь. Взгляни правде в глаза. Не кажется ли тебе забавным, что весь этот балаган разыгрался в твое отсутствие? В конце концов я готов поверить — я говорю это в пользу твоей тети, — что она не хотела втягивать тебя в это дело.
— О! — воскликнула Жюли, устав от его непонятного упрямства.
— Отнести ваш чемодан? — спросил подошедший узколицый дворецкий.
— Спасибо, Перкинс. В мою комнату, пожалуйста. Принцесса дома?
— Ее высочество в библиотеке. У нее деловая встреча.
Берт снова выглянул из машины, когда Жюли громко хлопнула дверью.
— Я буду бесконечно делать тебе предложения. Это стало моей привычкой, как и твой отказ. Одной из тех дурных привычек, с которыми трудно покончить. Как, например, грызть ногти.
Он улыбнулся, и ее злость исчезла. Невозможно было злиться на такого приятного человека, как Берт.
— Я отгоню машину к гаражу твоей тети. До свидания, моя дорогая! — Он как ни в чем не бывало помахал ей рукой. «Линкольн» мягко зашелестел прочь от дома.
Глава вторая
Минуту-другую Жюли наблюдала, как «линкольн» влился в поток машин. Ей всегда бывало больно, когда они расставались с Бертом после ссоры. Но почему-то это повторялось снова и снова. Вспомнив, что Перкинс держит парадную дверь открытой, она пересекла тротуар и вошла в дом, который был для нее родным большую часть ее жизни.
Как и многие другие старые нью-йоркские дома, он был узким. Направо начиналась лестница, пол был выложен мраморной мозаикой. В вестибюле висела люстра, освещая полутемный первый этаж, — люстру принцесса привезла из дворца во Флоренции после смерти мужа. Налево располагалась гостиная: вдоль всей стены тянулись окна, занавешенные золотистыми шторами, похожими на театральный занавес, — благодаря им в дневной полутьме становилось светлее, а ночью они скрывали домашний очаг от любопытных глаз прохожих на Парк-авеню.
В задней части дома находилась светлая столовая — она выходила окнами в один из тех садов, которые совершенно неожиданно можно встретить в центре Нью-Йорка, города, где, кажется, ничто живое уже не в состоянии пробиться сквозь асфальт. Сад, состоящий из небольшой лужайки, нескольких кустарников и одного дерева, каким-то чудом умудрились сохранить, хотя для этого требовалось значительно больше усилий, чем на содержание сортового розария в Уэстчестере.
В средней части дома, в комнате без окон, помещалась библиотека: вдоль стен тянулись полки с книгами, их не было лишь на стене, выходившей в холл, где находился камин, над которым висел портрет Дино Собелли, так мастерски освещенный, что глаза его казались совершенно живыми, а рот как будто улыбался. Принц был необыкновенно красивым человеком. Неудивительно, что тетушка так и не сумела оправиться после его смерти, подумала Жюли, глядя на портрет. Неудивительно, что она с головой бросилась в бизнес — для того лишь, чтобы не оставалось времени для личной жизни. Неудивительно, что она не проявляла интереса к мужчинам, которые мечтали, чтобы она вышла за них замуж, — даже к такому старинному и искреннему другу, как Брукс Мэнсфилд, который сопровождал ее на званые обеды и в театры, всюду, куда бы она ни пожелала, — верный, ожидающий, что наконец-то ей надоест жизнь незамужней женщины, наконец-то надоест бизнес и наконец-то понадобится близкий человек.
Обычно дверь в библиотеку была открыта, но сейчас она оказалась запертой. Жюли вспомнила, что дворецкий упомянул о каком-то деловом свидании. Как правило, принцесса отказывалась обсуждать свои дела дома. Возможно, ее навестил следователь, чтобы задать несколько вопросов об ограблении.
Перкинс отнес чемодан Жюли к маленькому лифту, встроенному в стену позади холла. Лифт мог вместить трех человек, при условии, что все они были средней упитанности. Жюли отказалась ехать, и дворецкий нажал на кнопку. Лифт загудел и уполз наверх.
Жюли бесшумно поднялась по лестнице, покрытой мягким ковром. Она почти достигла второго этажа, когда услышала мужской голос:
— Вы не теряете выдержки? — Никогда раньше она не слышала этого голоса, такого глубокого и выразительного.
— Боюсь, я уже сошла с ума от страха, — прозвучало в ответ мягкое контральто тетушки Джорджии, с тем особенным оттенком, который оставлял неизгладимое впечатление в редкие минуты, когда ее убеждали выступить с речью или дать интервью по телевидению.
— Вы не изменили своего решения?
— Уже поздно, не так ли? Прошли месяцы, пока я разработала план. И наконец сделала решительный шаг.
— Еще не поздно, если, конечно, вы не желаете идти дальше. Мне с самого начала не хотелось вовлекать вас в это дело, ведь только я несу ответственность за все. Но в данной ситуации у вас остается выбор.
— Я уже говорила вам, что пройду через все. И намерена сдержать свое слово. — Жюли никогда не слышала подобных интонаций в голосе тетушки Джорджии. Ей вовсе не нравилось подслушивать, но сейчас она даже не осознавала, что уже делает это. Она почувствовала, что происходит нечто страшное.
— Если вы совершенно уверены…
— Я уверена, — сказала тетя Джорджия.
— По крайней мере вы знаете, против чего идете. Вы знаете об этом не меньше, чем все остальные. Это опасная игра.
— Я готова к этому.
Мужчина, голос которого был похож на низкий колокольный звон, тихо рассмеялся.
— Последнее слово принадлежит вам. Но не отвергайте протянутую руку. Вы ведь иногда слишком доверчивы, не правда ли?
— Конечно, меня считают твердолобой, но я не настолько скрытна, как вы.
— Я? — Мужской голос прозвучал удивленно.