Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера - Гала Рихтер

Пожилая дама подошла к нам и протянула мне руку.

— Привет. Ты ведь Чарли, не так ли?

— Ну, — невыразительно ответил я и руки не подал. Дик покосился на меня крайне неодобрительно. Я проигнорировал и его. Женщина то ли не заметила этого, то ли сделала вид, что не заметила, и продолжила жизнерадостно:

— А я — Полина Чанг, директор школы-интерната для одаренных детей и подростков "Новый Дом". Очень приятно с тобой познакомиться, Чарли.

— Не сказал бы, что взаимно, — схамил я… и тут до меня дошло.

Школа-интернат для КОГО?

Я резко обернулся — Дик ухмылялся в воротник своего свитера.

— Сукин сын! Ублюдок! Сволочь! — не знаю каким образом он увернулся от удара в скулу, но под дых я ему врезал здорово, — Скотина! — я бы еще ему добавил, но Риди сгреб меня в охапку, сообщил директрисе, что мы вернемся минут через пять и отволок меня в сторону парка. Я сел на скамейку. Дик плюхнулся рядом.

— И что тебе не понравилось? — спросил он серьезно, — Это не спецшкола, как ты и просил, решеток на окнах здесь не будет, надзирателей тоже.

— Сам догадайся, придурок, — предложил я. О, Господи, это я-то одаренный? Я проучился в нормальной школе ровно два месяца, когда мне было десять, и с этих пор систематическим образованием не занимался вообще. Да, я неплохо знал языки, но это все было следствием путешествий по всему миру, когда мне приходилось понимать людей, чтобы не сдохнуть с голоду или не натворить глупостей из-за брошенного в мой адрес непонятного слова. Но одаренностью это не назовешь в любом случае. Математику я не знал, физику тоже, химию — только азы неорганики. Я не умею рисовать или сочинять музыку, играю, конечно, на гитаре и губной гармонике, но это умеет делать примерно восемьдесят процентов моих сверстников. Не понимаю, как Риди пришло в голову притащить меня сюда.

Очевидно, то, о чем я думал, было написано у меня на лице.

— Шахматы, — сказал Дик.

О да, конечно. Шахматы. Прошлогодний чемпионат Северной Америки в онлайн-режиме. Только вот выиграл я его мошенничеством, хотя никому об этом не говорил.

— Дик, я сжульничал в финале. Какая к чертям одаренность?

Он, казалось, вовсе не удивился.

— Про финал мог бы и не рассказывать, это я и так знал. Я вообще…

— А что вообще, Риди? Что ты вообще обо мне знаешь? — меня начало нести.

Когда меня начинает так вот заносить, я вполне верю в то, что в моих жилах течет ирландская кровь. Уж не знаю кто конкретно из моих предков был предполагаемым членом ИРА, но в состоянии злости я могу нанести не меньший урон обществу, чем батальон боевиков. Но следующие слова Риди меня немного отрезвили.

— По крайней мере то, что тебе нужен нормальный дом, а не трущобы по которым ты шляешься, и нормальные друзья вместо блатной компании! — рявкнул он и продолжил уже тише, — Я понимаю, что тебе откровенно чихать на то, что с тобой будет, но я вот такой странный тип — мне не плевать! И в колонию для малолеток, которая, если честно, по тебе давно уже плачет, я тебя отправлять не намерен, потому что если ты туда попадешь, то выйдешь уже совершенно другим человеком. Надеюсь, ты меня понимаешь, и у тебя хватит здравого смысла сейчас встать, извиниться перед Полиной и молча направиться в свою комнату.

— Да пошел ты, — сказал я, схватил рюкзак и направился к миссис Чанг.

* * *

В итоге все оказалось не так уж и плохо. Мне выделили небольшую светлую комнатку, с окнами, выходящими на солнце, светло-голубыми обоями и маленьким, но мощным компьютером, с выходом в Интерком, через который можно было найти любую информацию, какая только существует в Солнечной Системе, даже если она и находится под восемью паролями. Очевидно, в школе для одаренных детей этому уделяли особое внимание. Полина Чанг проводила меня до моего нового жилища, по пути объясняя правила общежития. Курить, пить, принимать стимуляторы, устраивать дебоши и приглашать посторонних без разрешения директора или кого-либо из преподавателей, запрещалось. Все остальное — пожалуйста. В обязанности вменялось посещать не менее трех пар в день, выбрать себе расписание предметов по желанию, прибираться в своей комнате самостоятельно и помогать готовить на кухне по графику. Знакомить меня с однокашниками директор не стала, выразив надежду, что я справлюсь сам. Я уверил, что справлюсь. По правде говоря, ни с кем знакомиться я не хотел. Не потому что я не люблю ничье общество, просто задерживаться где бы то ни было не в моих привычках. Когда кого-то знаешь, уходить труднее. Намного.

А пока я просматривал расписание, выбрал себе органическую химию, молекулярную генетику и право в качестве основных предметов и набрал факультативов по коллоидной химии, основам физики, алгебры и геометрии. Я, вообще-то, гуманитарий по своей природе, и многие вещи, которые большинство изучает в школе, познал на собственной шкуре, но, раз уж я сюда попал, мне захотелось окунуться на некоторое время в совсем другую сферу.

На некоторое, очень недолгое время.

Что бы там не утверждал Дик Риди, в моей компании никогда не было уголовников. Честно говоря, у меня вообще не было компании. Хотя на улице невозможно выжить, если ты не принадлежишь своеобразному "клану", группировке или просто какой-либо субкультуре — а я определенно не принадлежал ни к чему подобному — тем не менее, я был одиночкой настолько, насколько позволяла ситуация. У меня были знакомые среди медвежатников, карманников, форточников, проституток и прочей шушеры, которой полно на улице и в притонах, куда меня иногда заносило. Я и сам воровал, бил окна магазинов и курил траву в подворотнях, но моя клятая натура каждый раз протестовала против того, чтобы быть "как все". Думаю, поэтому-то Риди меня и не любит: он привык все классифицировать, всему находить определение, загоняя в узкие рамки своих представлений о мире. Впрочем, это беда не только Дика, но и большего количества представителей "Homo sapiens".

Следующее после моего прибытия в "Новый Дом" утро, ознаменовалось Происшествием. Рано утром я вышел из комнаты и направился на кухню — позавтракать. Директор с вечера провела меня по всем подсобным помещениям, и я точно знал, что чтобы попасть на кухню необходимо пройти до основной лестницы, спуститься на первый этаж и свернуть налево. До пресловутого поворота все было нормально, и, как и в любом другом интернате в пять утра — тихо. Стоило мне повернуть к кухне, я столкнулся лицом к лицу с чучелом.

Чучело было выше меня ростом, имело взбитые голубые кудри, фантазийный макияж и было одето в нечто сверкающее и обтягивающее.

— Смотри куда прешь! — рявкнуло чучело хорошо поставленным сопрано, выдавая свою половую принадлежность.