Философия повседневных вещей, 2011 - Вячеслав Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, когда я набиваю на клавиатуре эти самые строчки, мой компьютер отключен от Сети и я чувствую себя Робинзоном Крузо, лишившимся всякого общения с остальным миром. Потому монитор в данный момент - это скорее экран одиночества и досады. Пока компьютер есть лишь печатная машинка. Но достаточно провести оптоволокно, загрузить поддерживающие сетевое подключение программные оболочки, нажать несколько волшебных кнопок -и компьютер «оживет», вступит в ансамбль вещественных отношений, получит в моем восприятии то «прибавочное удовольствие»10 (термин Жака Лакана, переводящий язык политэкономии в компетенцию структурного психоанализа), ради которого эта вещь и существует в поле моего персонального желания.
В-третьих, если вещь - это «вещь из внутреннего пространства»11, то физика и вообще позитивная наука должны уступить свое место философии и психологии, занятым поиском рациональных и бессознательных оснований самой необходимости существования современных вещей. С этой точки зрения предмет быта - это феномен, событие, явление, обстоятельство...
Первая возможность для такого анализа задается пониманием вещи как предмета страсти12, объекта желания13 или, выражаясь лакановским языком, объекта-причины желания14 (objet a). Под этим углом зрения можно переоценить роль и значение таких привычных вещей, как телевизор, туфли, телефон, автомобиль и пр.
Другой вариант - еще более радикальный перенос акцента с объекта желания на саму интенцию интереса. В таком случае вещь становится психическим состоянием, атомом внутреннего космоса. В этом смысле можно говорить о таких повседневных вещах, как насилие, секс, семья, возраст и пр.
Далее есть резон выделить символические единицы повседневности - отчужденные от реальности образы мира вещей, иные из которых можно счесть статичными (например, торговые марки, бренды, рекламные архетипы), иные -именно движущимися образами (лучше всего анализировать здесь язык кинематографа, сущность которого, по Жилю Де-лёзу, и составляют постоянно меняющиеся «образ-движение» и «образ-время»15).
Эти возможности и образуют структуру моей работы, цель которой состоит попутно во введении в нужный момент корректной философской терминологии и объясняющих то или иное явление повседневности концепций. В детективе интересно, «кто убил?», а в философском исследовании всегда важно понять, «почему есть нечто, а не ничто?». Или, слегка меняя вопрос, надо знать, почему есть это, а не то? Почему люди гибнут то за металл, то за пластмассу? Зачем коллекционер тратит жизнь на собирание перфорированной бумаги, на чем основывается женская мания фотографирования, почему «настоящий мачо» в автомобиле не пользуется ремнем безопасности, что такого интересного находит в картонных монстрах и сюжетах любитель фильмов ужасов?..
Итак, дальше будут появляться и частью даже решаться подобные вопросы, но смысл всей книги (в ряду прочих, посвященных данной теме) в том, чтобы философия повседневности перестала восприниматься как бедный родственник среди истинно уважаемых «старших братьев» с громкими именами «онтология», «феноменология», «гносеология», «эпистемология» и т. д.
Да и для повседневного сознания интересна должна быть всякая попытка взглянуть на привычные вещи со стороны. Ведь даже в глянцевых журналах «для домохозяек» или «для настоящих мужчин» постоянно появляются «аналитические» материалы, ставящие вопросы о целях и самой необходимости потребления как института, о роли и символическом статусе повседневных вещей и т. п. Иногда трудно понять, где именно мы встречаем настоящую рефлексию на тему консюмеризма - в кругу философствующих маргиналов или в сообществе профессиональных потребителей. Серьезный и сухой тон специализированных научных изданий порой откровенно проигрывает пафосу, например, мужского журнала Playboy, не одно десятилетие заигрывающего с интеллектуалами и чередующего веселые картинки с критическими (не знаю даже, нужно ли брать здесь это слово в кавычки) статьями.
Так пусть дело будет как в историческом анекдоте из жизни Бернарда Шоу: тому как-то написала письмо симпа-
15
тичная, но глупая актриса, предложив завести вместе детей «красивых, как она, и умных, как он». Действительно, гламур повседневности нуждается в квазисерьезном дискурсе (очевидная мысль, разжеванная массовому читателю Виктором Пелевиным в «Empire V») - так журнал не может состоять из одних лишь картинок, так зрелищные образы Голливуда апеллируют (как, например, фильмы братьев Вачовски, Пола Верховена, Дэвида Финчера и др.) к модным философским теориям.
Правда, Шоу иронично отписал актрисе следующее послание: «А что, если наши дети будут такими же красивыми, как я, и такими же умными, как Вы?»
ГЛАВА 1
ВЕЩЬ КАК ОБЪЕКТ ЖЕЛАНИЯ
Реально то, что ты воспринимаешь*, - объясняет Мор-феус потерявшему гносеологическую координацию Нео в первой «Матрице» (The Matrix, фильм братьев Вачовски, 1997). Эта банальная сентенция зиждется на тысячелетнем опыте европейской философии и на целом ряде современных концептов, одним из которых можно признать лакановский структурный психоанализ. В семинарах 1959-1960 годов Жак Лакан специально занимается этимологией и объемом понятия «вещь» (das Ding), формулируя целый ряд блестящих определений. Старый добрый вопрос о реальности внешнего мира французский психоаналитик и философ решает очень просто:
Сегодня же я хочу всего-навсего указать на то, что Вещь заявляет о себе для нас лишь постольку, поскольку она «попадает» в слово - в том смысле, в котором говорим мы «попасть в десятку»**.
* Морфеус: «Что есть - реальность? Как ты определяешь реальное? Если ты говоришь о своих ощущениях - о том, что ты осязаешь, вкушаешь, нюхаешь, видишь, слышишь, - тогда это все лишь электрические сигналы, интерпретируемые твоим мозгом» (What is real? How do you define real? If you’re talking about your senses, what you feel, taste, smell, or see, then all you’re talking about are electrical signals interpreted by your brain).
** Лакан Ж. Этика психоанализа // Семинары. М., 2006. Кн. 7. С. 74.
17
Попадание вещи в десятку означает на деле, что субъект может выделить из всего внешнего пространства лишь такую вещь, которая наиболее точно выражает его внутренние интенции, удачно вписывается в координаты поля его желаний, резонирует с принципом удовольствия.
Ding как Fremde, нечто чужое, а порой враждебное, то первое в любом случае, что предстоит субъекту в качестве ему вне-положенного - вот что служит субъекту на пути его продвижения главным ориентиром. Продвигается же он, сверяясь с чем? Оглядываясь на что? - На мир своих желаний. Ему важно убедиться
