Избранное - Пентти Хаанпяя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на успех своих произведений, Пентти Хаанпяя недоволен собой. Особенно в длинные осенние вечера, когда на дворе льет дождь, его одолевают порывы к образованию — слишком узок кругозор из окна отцовского дома. Он записывается на заочные курсы Народного просветительского общества. Сперва он изучает английский язык, затем берется и за философию. Язык дается ему нелегко, но подхлестывает уже давно возникшая идея уехать в Канаду. Об усердном и глубоком изучении языка могут свидетельствовать обнаруженные после смерти писателя его переводы рассказов Дж. Джойса. А ведь в конце 20-х годов Джойс был практически неизвестен в Финляндии. Кроме того, как выяснилось позже, в ряде новелл Пеннти Хаанпяя чувствовалось прямое влияние этого ирландского писателя.
Что же касается намерения покинуть родину, то здесь главной причиной была неуверенность в будущем. Из поездки в Америку, правда, ничего не вышло. Для этого нужно было получить хоть какую-нибудь профессию. Подсчитывая же свои гонорары, он убедился, что писательский труд вполне может его прокормить. И вместо того чтобы уехать в Канаду, решил знакомиться со своей страной. Во время своего путешествия посетил столицу, куда явился инкогнито. Однако его приезд не остался незамеченным. На следующий же день во многих столичных газетах был опубликован портрет молодого писателя-отшельника, написанный художником Вяйно Куннасом, а газета «Ууси Суоми» писала: «Среди молодых писателей царствует вдохновение: Пентти Хаанпяя на время отказался от своего таинственного одиночества и прибыл в столицу, чтобы приветствовать своих братьев и сестер по перу и праздновать 10-ю годовщину Финляндской республики. Его приняли таким, какой он и есть: на ногах пьексы, на могучих плечах шерстяной свитер, на шее ярко-красный шарф, в зубах трубка…»
В столице Пентти Хаанпяя встретился со многими писателями, особенно подружился он с Унто Сеппяненом, со своим ближайшим конкурентом со времен участия в конкурсах новелл, организованных «Нуори Войма».
В апреле 1928 года издательство «Верпер Сёдерстрем» получило от Хаанпяя рукопись цикла новелл «Плац и казарма». Был заключен предварительный договор, но вскоре редактор издательства потребовал от писателя внести изменения в рукопись, ибо в таком виде книга не может не быть издана из-за чрезмерною натурализма.
Судьба «Плаца и казармы» приобрела драматический оборот.
Хаанпяя, не согласный на сокращения или изменения в тексте, забрал из издательства рукопись и после долгих раздумий направил ее в прогрессивное издательство «Кансанвалта» («Народная власть»); в сентябре 1928 года книга вышла в свет без каких-либо поправок. На писателя обрушился град негодования, критики жестоко расправились с книгой. Даже такой радикальный писатель, как Олави Пааволайнен, называя книгу «интеллектуальным самоубийством», писал: «…писателю ни разу не удалось подняться выше того неинтеллектуального и низкого уровня, на котором обитают его персонажи. «Плац и казарму» написал не писатель и художник Пентти Хаанпяя, а солдат Хаанпяя Пентти, по гражданской специальности лесосплавщик…»
Однако спор, конечно, не о художественной ценности сборника, а о его социальной направленности. Пентти Хаанпяя, изображая будни финской армии, бичевал прогерманскую ориентацию, высмеивал шовинистические планы создания «Великой Финляндии — от Ледовитого океана до Урала». Армейская система воспитания, основанная на жестокости и слепом подчинении, убивала в людях все человеческое, разжигая в них садистское стремление подавлять чужую волю. А для восторженного буржуа и обывателя, стремившегося к созданию «великофинской нации», армия молодой республики была любимым детищем, и обидеть ее они не позволяли никому. Газеты ежедневно заполнялись гневными протестами против «надругательства над бравым финским солдатом», а студенты направляли петиции в министерство внутренних дел с требованием привлечь автора «Плаца и казармы» к ответственности. Масло в огонь подливала и появившаяся в журналах фотография Пентти Хаанпяя — солдата. Обиженный обыватель воскликнул: «…это провокация, доблестный финский солдат не может выглядеть таким образом: пилотка на боку, воротник нараспашку, руки, до локтей сунутые в мятые штаны. Непонятно, перед тобой бравый финский солдат, на которого возложена великая миссия, или чучело какое-то».
Одним словом, Пентти Хаанпяя, тот самый, которого еще недавно называли «славным сплавщиком», попал в число подозрительных и стал жертвой хитросплетенной системы травли и устрашения, применяемой в буржуазном обществе к людям демократических убеждений. Он лишился материальной помощи, его книги бойкотировали, и, самое главное, он лишился возможности говорить с читателем так, как он этого хотел. Да и намного позже, уже после смерти писателя, когда финская литературная критика пересмотрела свое отношение к творчеству Хаанпяя, некоторые литературные круги пытались и пытаются искажать социальную суть сборника. Говорится, что шум вокруг книги был поднят напрасно: в сущности, мол, книга абсолютно безвредна, а если в ней и наличествует элемент критики, то это касается не всей армейской системы в целом и того меньше — страны и ее порядков, а лишь легкоустранимых мелочей. Что вся критика писателя — это лишь «субъективное недовольство» самого Хаанпяя: он якобы «дитя природы», поэтому и воспевает будто бы «идеал дикой свободы» и протестует против необходимой в армейских условиях дисциплины…
Сборник «Плац и казарма» открывается рассказом «Немецкий егерь», который, по замыслу автора, должен был подготавливать читателя к восприятию книги, создавать ей необходимый фон. Единственный сын торпаря из глухой финской деревушки, начитавшись Рунеберга и Тонелиуса, полный романтических представлений о «служении отчизне», отправляется в Германию в только что сформированный финский егерский батальон, «унося в сердце мечту о независимой и свободной Финляндии». Но однообразная учеба в казармах близ немецкого городка Локштеда, бесконечная и изнурительная муштра приводят его к разочарованию. Все, что казалось ему таким «красивым, возвышенным, парящим где-то недосягаемо высоко, рухнуло наземь. Неужели же это и есть жизнь борца за свободу родины?..». Но тут финских егерей отправляют на фронт, на войну, ибо «только кровью можно вернуть свободу родине», и многие финские парни за славу немецкой армии проливают кровь на промерзлую землю Курляндии «во имя маленькой Суоми». Проза и жестокость войны лишь усиливают отчаяние и сомнения героя. Он начинает думать, что, «может быть, они пошли по ложному пути и напрасно отдают свои силы, пот, кровь и жизнь, сражаясь на стороне великой Германии против великой России… Но вот слышится шум из России! Царь свергнут! И для Германии война на этом фронте прекращается… что же будет теперь? Даст ли свободная Россия свободу и Финляндии тоже, захочет ли великая восточная республика жить в дружбе и братстве с нею?»
Ему недолго пришлось ждать своего часа. В родной Финляндии разыгралась война, «освободительная война», и их егерский батальон вернулся на родину, чтобы «помочь своему народу сбросить вековые оковы рабства». Но каково было его удивление, когда он увидел, что их врагами были не кто иной, как простые финские парни, рабочие и торпари, которые «поднялись защищать свои идеи и свое дело и которые хотели уничтожить старый порядок в стране и установить новый, чтобы таким образом добиться свободы, равноправия и благополучия». И вновь его одолевают сомнения, но хоть он и не поверил, что красногвардейцы — предатели народа и приспешники врага, он все же, отгоняя от себя «бунтарские мысли», «вел свой отряд вперед без колебания». А после подавления рабочей революции у себя дома он, охваченный шовинистическим угаром «создания Великой Финляндии», отправляется выполнить свою «освободительную миссию» в Эстонии и Карелии. Однако снова он убеждается, что стал жертвой обмана. В Эстонии он сам оказался в числе интервентов, помогавших местной буржуазии задушить молодую Советскую Республику, а в Олонце оказалось, что почти никто из местного населения и не собирался воевать. Бесцельно проблуждав по болотистым лесам Карелии, «последние освободители Олонца так и вернулись ни с чем, оборванные и изнуренные, изголодавшиеся и жалкие». И унтер-офицер финляндской армии осознал, что «его пылкие мечты о Великой Финляндии охладели, заглохли, а возможно, умерли навсегда».
Но не сразу он приходит к сознанию, что армия и вся ее система совершенно чужды простому труженику и что его собственные похождения в шинели и с ружьем в руке были лишь сплошной цепью заблуждений. Лишь после того, как он демобилизовался и вернулся в родной хутор, с содроганием подумал о том, «по каким же чужим тропинкам блуждал он до сих пор»…
Если в рассказе «Немецкий егерь» Хаанпяя вскрывает причины, обусловившие чуждость армии народу, то в других рассказах сборника он показывает, как армейская система разлагает человека и оскорбляет его достоинство. Анализируя этот цикл, советский литературовед А. Мантере в своих исследованиях творчества писателя пишет, что автор нарочито буднично, в сурово реалистических тонах рисует солдат, тем самым лишая их всякого ореола героизма и «святого рвения», которым окружила армию официальная пропаганда.