Новое назначение - Андрей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и все остальные шалости, направленные на создание определенной репутации, тоже дали свои плоды, а те в какой-то момент слились в единый результат, который Олега более чем устраивал.
Нет-нет, дело было вовсе не в том, что он хотел каким-то образом дистанцироваться от своих новых коллег. Наоборот, они ему очень нравились. Да, эти люди совсем не похожи на тех, которых он в детстве, тогда, когда раз и навсегда решил, чем хочет заниматься, видел по телевизору и на которых хотел походить. Не похож был Сан Саныч на Пал Палыча Знаменского или майора Томина. Так и время сейчас стояло другое, более жесткое и беспринципное, не могли люди не измениться, это Олег, несмотря на всю свою молодость и свойственный ей максимализм, отлично понимал. Как и то, что все они ходили на работу сюда, в ОВД, и делали свое дело, при этом не обращая внимания ни на что. Ни на брань, которая то и дело неслась в их адрес и на улицах, и с экрана телевизоров; ни на грошовую зарплату, которую вдобавок постоянно задерживали; ни на то, что за власть их считали уже далеко не все, а потому случиться могло всякое, причем очень даже просто. Если раньше после убийства милиционера его коллеги могли весь город раком поставить, причем настолько быстро и жестко, что виновника происшествия свои же привозили и им сдавали, то теперь новость том, что кто-то там завалил «мусора», никого в криминальных кругах особо не трогала. Ну если только какую-то особо крупную фигуру с доски очередной стрелок снимал, такую, на которую много чего подвязано. Да и то речь шла не о почтении к форме, а о возникших в определенных кругах неудобствах для бизнеса и возможных финансово-репутационных проблемах.
Но они все равно служили. Почему, зачем, для чего — наверное, задай Олег своим коллегам такой вопрос, большинство и ответ бы на него сразу не дали. Просто — кому-то же надо? Почему не нам?
При этом почти каждый из них мог уйти и очень неплохо устроиться в жизни. Ту же Раису многие из ее бывших подопечных, крепко поднявшихся по жизни, к себе звали. С почтением, с уважением, не ради глумежа или издевки. Помнили о том, как когда-то эта совсем тогда еще молодая, но уже сильно суровая тетка их от первого срока спасала, хотя могла на «малолетку» отправить, да чаем с дубовыми от времени пряниками в кабинете поила, зная, что они жрать хотят.
Собственно, и Васька то и дело заманивали к себе разные бригады — кто отбойщиком, кто просто на жалование. А он раз за разом отказывался, хотя и осознавал, что в один не самый лучший день вместо разговора может прилететь пуля. Да, с ларечников свою мзду имел, каталы, что «станки» в подземном переходе у Второй Дачной ставили, ему отстегивали, и с Сенного золотозубые небритые кавказцы ему ящиками сезонные фрукты привозили. Но это — другое. Так он вбивал в их головы мысль о том, что власть, какой бы слабой она сейчас ни казалась, все же никуда не делась. Просто время ее немного согнуло под себя. Так бывает. Впрочем, может, это он не тем, кого строил, в головы вбивал, а себя в этом убеждал. Кто знает?
А фрукты потом раздавал девчонкам из ОВД, особенно тем, у которых дома дети малые имелись. Ясно, что в Саратове тоже абрикосы и груши растут, даже тутовник найти можно, если рвануть под старый мост через Волгу, но когда мамка персики размером с будильник с работы приносит — это же другое.
Олегу все это очень нравилось, но некоторые моменты его здорово смущали. Например — водка. Ну вот не мог он ее пить. Не нравилась она ему. Ни вкус, ни запах, ни сам момент опьянения. Да что там, он на самом деле вообще любое спиртное не жаловал. То же самое — сигареты. Дома у него никто не курил, и сам он этого делать не собирался.
А как тогда быть? Мужской коллектив суров, у него свои правила и принципы. Не пьешь? Или больной, или сволочь, третьего не дано. Ну а когда про это все узнает вторая, прекрасная половина ОВД, то вообще пиши пропало. Засмеют, затуркают, и он, красный от смущения, отсюда сбежит.
Но куда? На Крытый рынок, к дядьке, кожаными куртками и кепи торговать?
Вот тогда Ровнин и разработал свою схему, которая хоть и прилепила к нему статус то ли юродивого, то ли блаженного, но зато сняла все вопросы с нетипичным для этого места поведением. Кстати, ему самому очень понравилось, как он все провернул. Так-то Олег был парень скромный, несклонный к самолюбованию, но тут он даже немного собой погордился. Шутка ли — столько народу вокруг пальца обвел? И какого! Матерого!
Он даже схему, которую начертил для наглядности тогда, когда все обдумывал, со стены своей комнаты снимать не стал как зримое свидетельство того, что в голове у него все же мозги, а не масло «Рама». Что бы там дядя ни говорил!
А еще Олегу очень хотелось раскрыть какое-нибудь резонансное дело. Ну или провести какую-нибудь операцию, после которой о нем скажут: «А парень-то не промах». Желательно, конечно, чтобы такая фраза прозвучала в главке, но, если он услышит ее, к примеру, от подполковника Маркина, которого в ОВД кроме как Емельянычем никто не называл, — тоже хорошо. И дело тут опять-таки не в тщеславии. Просто Ровнин чем дальше, тем больше начинал ощущать свою бесполезность. Сюда он пришел еще в прошлом декабре, сейчас вон уже лето начинается — и что? Чем он может похвастаться за полгода службы? Да ничем. Олег — тот, про кого говорят: «Да вон его бери, один хрен ничего не делает». Он все время у кого-то на подхвате, занимается тем, что никто больше делать не хочет — ищет понятых, пишет протоколы изъятия и обходит квартиры, причем в четырех случаях из пяти ему никто не открывает дверь, а то и вовсе посылает куда подальше. А самым большим карьерным
