Рекламмистика (сборник) - Сергей Платон

Подрастают продажи у Кторова.

Как же так? Стиль – фуфло, продвижение – глупое, сам – замшелый тюфяк, а барыш растет! Ни пиара тебе, ни рекламной агрессии, никаких других маркетинговых фокусов, а подмял уже под себя два сегмента противничек. Поди их, верни теперь.

Хохотать над рекламной эклектикой тришкиной Корпорации Подколодному уж не хочется. Капитал уплывает, блин. Какие тут хихоньки? А понять суть успеха Мироныча мозгу Силыча и не можется. Ненаучный тот успех, не по правилам из учебников. Но победа же в конкурентной борьбе явная, не оптический же обман зрения! Вот и думай теперь о природе маркетинга на российской земле…

Герыч, как звали за глаза мыслителя нашего, думой тяжкою, неизбывною, не привык забивать себе голову фотогеничную. Повелел подавать розги мочёные, вызвал Афонюшку и Супонюшку, соли две пачки принести велел, приказал скидывать порты заграничные, да и высек советников с оттяжечкой, с удовольствием.

– Щ-щас вам ш-шкуры спущ-щу, шелудивые шавки, – страшно шипит Подколодный, обихаживая розгами спины оторопевших сотрудников. – Это за ребрендинг вам, в жирном московском агентстве заказанный! (Шарк!) Это за полиграфичку элитную! (Шарк!) Это за маркетинговые исследования бесконечные! (Шарк!) Это за сувенирку эксклюзивную, за наружку многокилометровую, за фирменную мебель для офисов, за пиаровские статьи, за интервью, за обложечки! (Шарк! Шарк! Шарк!) Сколько же денег из меня вы без пользы повынули! Одним телевизорным рвачам скока было плачено-переплачено! И што? Шиш! Не сработало ваше тотальное рекламное пространство хвалёное, вшивые дешёвки! Щас шкуры спущу! (Шарк!) Прогресс прогрессом, родина родиной, а за прибыток упущенный спуску не будет вам, ушлые шельмы! (Шарк, шарк, шарк…)

Долгонько еще из кабинета директорского розги шуршали и слышалось шепелявое шипение Герыча, разносимое эхом по закоулкам притихшего офиса. На душе (или что там, у них, у топ-менеджеров, располагается?) опосля экзекуции полегчало немножечко. Но чего-то там главного, основного, глубинного, так и не допетрил Герасим, сколько ни тужился. Куда уж ему. Образованный очень он был, лихо соображающий, но не здравомыслящий.

Сорбонистые теории на нашей почве не ходко растут. Исконная родная крапивка, да сорняковый чертополох, изнеженную травку зарубежную забивают навовсе. Что же ты, дурень продвинутый, заморскую культурную траву торгуешь-культивируешь? Нам, в Евразии, она ни к чему. У нас вон, для примера, дикий веник берёзовый очень в ходу. Соотносись, давай, с геополитической ситуацией. Это твоя Родина, сынок, будь любезен, соответствуй!

Постоянно и всё мы делаем по-нашенски, дела ведём своеобычно, нам законы истинные не указ. Не по уму, по ретивому ладим. На родимое «авось», на извечное «небось» безоглядно надеемся. Оно вывезет.

Измыслим собственную премудрость второпях, и ну её к белому свету прилаживать. Напослед потом удивляемся: чой-то дело-то верное из рук напрочь валится? Чой-то вкривь, да вкось оно выходит? Сначала сами наломаемся, дров потом наломаем, и лишь тогда по сторонам посмотрим, к опыту мировому, значит, за советом на поклон направляемся, в сторону безусловных законов оглобли резко поворачиваем. Но, то ли шибко разухабисто ездим, то ли воропятимся часто, а всё мимо дельных законов проскакиваем. Либо так тот закон применять принимаемся, что и не узнать его в наших краях уже, сплошное беззаконие сызнова получается.

Короче, поборол в этот раз Кторов Подколодного по всем позициям. Трифон-то не только на креатив ничуть не потратился, так и жену-молодку обрести исхитрился недорого.

До чего же сметливый, лукавый, злокозненный, на кривой-то козе не объедешь его. Капитал наживать – не про совесть смышлять.

Только лишь голодранцы рекламные сдуру понарисовались попусту, задарма наэскизничали, горемыки наивные. Макетами друг перед дружкою на кторовских тендерах модничали, в дизайне высоком тягались. Что за эскизы-то в конкурсы слали, сплошное загляденье, один краше другого. Удивлялись изрядно, чой-то всякий раз фирмёшка «ВО», никому не известная, выигрывает? Невдомёк им было, убогоньким, что деньжатки пусть малые, но негоже им из семьи-то отлынивать на сторону.

Ой, как хитры пути вечного русского тендера! Какими такими оказиями в нём побеждают, одному лишь Лукавому ведомо. Не талантами-сроками-ценами, не умением и не опытом, не идеями преискусными, не откатами хитрыми. Бывает, что и крупными бёдрами верх одерживают.

Надоумил Ваня плутоватого Трифона на свою голову, тот и постановил старый стиль не трогать, только на продвижение тратиться. Дразнят порой особливо обиженные рекламщики стиль Корпорации теперь «тришкиным кафтаном» и «кургузой дерюжкой». Ну, да кто же их слушает?

Во как!

Что, «неправда» скажете? И то верно. Это ж сказка, врака безответственная. Всамделешние купцы высшего звена, элитарной топ-гильдии, и впрям редконько такими-то суконными лапотниками выставляются.

Хотя…

Алтынного вора вешают, а полтинного чествуют. Вот мы их слегонца и почествовали. Сами золото моем, а сами голосом воем. Вот и позавывали маленечко, всё оно и полегче сделалось. А ежели, сгоряча, чего не того наплели, так нам, игрецам беззаботным, балагурам беспечным, оно завсегда простительно. Поди, спроси с дурака ума. Не скоморошье это дело, горшки лепить. Наше дело – горшки колотить!

Так-то вот оно!

Сказка третья.

Безобразная образина

Порешила однажды пакостница одна Ваню Кунстмаллера, дизайнера популярного, вам-то уж явно знакомого, со свету сжить, чтоб и духу от него не осталось ничуточки.

На одном волосочке тонёхоньком жизнь парнишкина внезапно повисла. Какие тут сказочки? Жуть реальная и угроза взаправдашняя. Что за напасть? Кто такая она и как это так?

А вот, слушайте…

В добрый час сказать, в худой промолчать! Но живёт она среди нас, Безобразина гадкая. До чего же хитра и пронырлива! До чего ж кособока, крива и уродлива!

Зубы редкие частоколом торчат недотыканным, щёки пухлые, водянистые, как и веки у ней, все морщинисты. Ноздри круглые, угреватые, груди и руки как плети болтаются, худосочные бёдра вихляются, костяная нога циркулем приволакивается, за другую, короткую ногу, цепляется. Губы слизкие дурно попахивают.

Хороша Образина?

Смрадный рот свой усмешкою пошлою вечно кривит она и хихикает подленько. Сквернословит, как дышит… и лукавится, лыбится… Что, славна Образина? Конечно же! Залюбуешься, да забудешься! И тошнёхонько станет, и скверненько…

Только это когда к ней присмотришься пристально, да при этом ещё и подумаешь. Но не всякий теперь себя мыслями тешить решается хоть бы в месяц разок. Размышлять не всегда и не каждый торопится. Интересно, а раньше-то больше мы думали? Да какая теперь уже разница? Динамичные времена на дворе.

Ни к чему в резвый век и в эпоху прогресса технологического захламлять себе мозг бесполезными думами, зряшными мыслями, философиями напрасными. Нам, для наших лукавых делишек, для ведения ловкого бизнеса, для удачи пройдошливой, для успеха карьерного, для хватких починов и других продувных начинаний, векового инстинкта вполне предостаточно.

Вот, когда пораскинуть мозгой бы сподобились, аккурат и признали бы, может быть, в милом лике новомодной «красавицы» нашей несусветное дряхлое рыло БЕЗ ОБРАЗА. Так ить нет, не глядим, а таращимся, и не смотрим обычно, а зыркаем.

Если мельком поглядывать, так она и недурственна. Потому что гламурная очень. Потому что нарядная. Побрякушками бриллиантовыми (фальшивыми), будто ёлка рождественская, вдоволь увешанная, спа-салонами, фитнесами, саунами обработанная, пластическими хирургами подтянутая, визажистами густо отмакияженная, элитарными модельерами (это жадные портные по-нынешнему) со знаменитыми стилистами (это алчные парикмахеры так зовутся теперь) принаряженная-причёсанная… по бутикам фланирует Образинушка.

Мужики ажно шеи сворачивают.

Крепок значит, кряжистый низкий рефлекс, что давным-давно к нам в людские тела заселился, интеллектом его не повышибешь, не поправишь культурою. Плутовские глазёнки состроит она им, они – ловеласничают. Станет вдруг придуряться наивною, эти тут же ухаживают заботливо, куртуазничают, кавалерствуют, галантничают. Невдомёк этим простофилям кобелирующим, волокитам простецким и прочим дамским любезникам районного уровня, что пред ними не девка обычная, не коза и не тёлочка глупая, какой представляется, а сама Образина Великая, смотр владеньям своим учиняющая.

За рекламой, за эстрадой, за городскими пространствами днями ходит-приглядывает. Всё ли пошленько там, всё ль незатейливо, всё ль пригоженько? Не пробралась ли мысль туда или дума глубокая? Телевизорным воротилам и кинопродюсерам выгодные форматы подсказывает. Чтобы мелконько всё, чтоб «по верхушечкам». Вдруг пробудятся в зрителе чувства возвышенные, благородные устремления или, будь он не ладен, катарсис какой? Чур-чур-чур! По издательствам, по книжным лавкам, по киоскам с печатной продукцией шныряет. Не затесалось ли в обширные ряды продукции некое произведение? Не подымает ли голову придавленная чтивом литература? Не отвлекается ли народишко от жареной социалки и гламурной сплетни на ещё не совсем дорезанную журналистику? По большим да по малым театрам помпезным, по бьеннале и вернисажам прохаживается. Всё ль фальшивенько там, ярконько, пряменько и авангардненько? Нет ли сложных полотен классических, тонких и многоплановых?