Черный квадрат – белый бамбук - Юлия Николаевна Горина

А за его спиной и вокруг гобана стояли полупрозрачные силуэты, с каждым мгновением становясь все отчетливей.

***

Никита уже с ума сходил от нетерпения, когда наконец дверь кабинета Латышко открылась. Джоана Холл, первая леди Федерации Интеллектуального Спорта, одарив молодого симпатичного мужчину мимолетным взглядом, деловито прошуршала мимо него своим причудливым платьем. Картонно поулыбавшись ей в след, Никита бросился прямиком к Латышко, и чуть не столкнулся с ним в дверях.

– Ну что, Антон Михайлович? Каков ответ?

Латышко неторопливо поправил пиджак.

– Носишься, как сумасшедший… – недовольно проворчал он. – Ты – лицо нашей лиги, изволь держаться с достоинством!

Никита послушно кивнул.

– Да-да, я постараюсь! Так какой ответ?

Антон Михайлович со вздохом пригласил Никиту внутрь.

Кабинет Антона Михайловича был полным отражением предпочтений своего хозяина – сдержанный, лаконичный интерьер с преобладанием натурального дерева. Никакого блеска, хрома или глянцевых потолков. Бумажные книги на полке соседствовали с рабочим планшетным столом, на поверхности которого застыла красивая заставка: гобан с разыгранными в классической манере фусеками.

Дверь плавно закрылась за спинами вошедших.

– Все плохо, Никита, – с горечью сказал Антон Михайлович, присаживаясь на диванчик и небрежно закидывая ногу на ногу. – Миссис Холл твердо убеждена, что го – атавизм, от которого Федерацию Интеллектуального Спорта следует избавить как можно быстрее. И кое в чем она права…

Никита вспыхнул.

– Антон Михайлович, вы же сами говорили…

Нетерпеливый жест Латышко заставил его замолчать. Покачав носком ботинка, Антон Михайлович поднялся, сунул руки в карманы брюк и прошел к окну.

– Мы можем сколько угодно говорить друг другу о том, как важно сохранить го для человечества – мы, видишь ли, все тут немного фанатики. Но в реальной дискуссии нам совершенно нечего возразить.

Он обернулся.

– Когда в последний раз человек выходил победителем в турнирах? Двадцать лет назад? Человек не может победить машину, хоть тресни – это очевидно. Наши мастера теряют какой бы то ни было резон играть и развиваться, школы го пустуют, публика потеряла всякий интерес. ФИС больше не хочет вкладываться в нас – и, к сожалению, это логично…

Никита, потупив взгляд, медленно подошел к Латышко, не зная, как правильно сформулировать то главное, ради чего он пришел.

– Когда будет заседание? – спросил он.

– Через три месяца, в декабре.

Никита нерешительно потер подбородок ладонью.

– Времени достаточно… программа почти готова, нужно будет только ее оттестировать как следует, поправить ошибки…

– Какая программа? – нахмурился Антон Михайлович.

Никита немного смущенно улыбнулся.

– У нас с Изуми возникла одна идея, и ребята из техотдела нас поддержали. Только не отказывайтесь сразу, выслушайте до конца! Мы полгода работали, чтобы все сделать как следует! Нужно будет только уговорить членов совета ФИС посмотреть презентацию, но ведь вы с вашим авторитетом сможете это сделать?

Антон Михайлович нахмурился еще сильнее.

– Мне это уже не нравится, но ты все равно рассказывай по порядку!

***

Юки вышел из вагона трамвая и устало побрел после игры к дому, в котором остановился на время партии.

Он никуда не спешил.

В руке Юки нес маленький чемоданчик – в обыденной жизни он чувствовал себя в кимоно настолько же не комфортно, как и во время игры – без него. Словно существовало два Накамуро – один из них, в простой неброской одежде и вечно пропыленной обуви, был робок и стеснителен. Другой – юный мастер древней игры, двигался всегда стремительно и резко, и такими же резкими и часто агрессивными были его ходы.

Остановившись возле дома, Юки поставил свой чемоданчик на скамейку и присел рядом, чтобы послушать цикад и привести свои мысли в порядок.

И в это мгновение прогремел взрыв.

Верней, сначала небо пронзила ослепительная, обжигающая вспышка, от которой не смогли защитить даже высокие стены бетонных домов. Юки вскрикнул и зажмурился, закрывая лицо руками – и через мгновение услышал чудовищный грохот. Он даже еще не успел осознать происходящее, когда его отшвырнуло в сторону взрывной волной, вместе с облаками пыли и обломками того, что раньше было зданием.

Когда он пришел в себя, долго не мог понять, где находится. Наконец боль отступила и сознание прояснилось – черный тоннель смерти, привидившийся ему в забытьи, превратился в затемненную нишу, к счастью образовавшуюся под завалом. Юки поднес к лицу свои руки – в полутьме он не мог толком рассмотреть, что с ними. Ощупав лицо и шею, он понял, что им тоже досталось. Пошевелив ногами, Юки смог подтянуть одну к себе, а другая оказалась в ловушке под небольшим, но тяжелым куском бетона. Впервые в жизни он возблагодарил всех богов за то, что ему досталось такое маленькое и щуплое тело! Изогнувшись, Юки уперся руками в зажавший его осколок и со стоном чуть приподнял его, высвободив пылающую болью стопу. Отдышавшись, он осмотрелся, прикинул, в какую сторону лучше попытаться проползти – и принялся осторожно пробираться сквозь узкий лабиринт к выходу.

Наконец Юки выбрался наружу.

Города больше не было.

Под пепельно-серым небом, насколько хватало зрения, лежали только кучи бетонного лома с торчащими наружу ребрами металлических арматур.

Сквозь звон в ушах постепенно начинал пробиваться звук – кто-то надрывно рыдал, совсем рядом. Осмотревшись, Юки увидел молодого мужчину, безуспешно пытавшегося сдвинуть огромный кусок железобетона с безжизненно распластанной под ним девушки. Ветер шевелил на ее худеньких смуглых коленях тонкое летнее платье.

Он поспешил было на помощь, закусив губу и мучительно хромая на каждый шаг – но, опустив глаза вниз, остолбенел.

Юки стоял на трупах. Присыпанные пылью и спрятанные под завалами, они словно превратились в невидимок, но сейчас он отчетливо видел, как из-за одного камня виднелась разбитая голова, из-под куска плиты – чья-то спина, а под смятым автобусом – десяток детских рук и ног, и оттуда тоже доносился пронзительный плач.

Он похромал к остаткам автобуса, схватил обожженными руками кусок арматуры и попытался воспользоваться им, как рычагом, чтобы приподнять край изуродованного железа, но безуспешно.

А потом вдруг автобус со скрежетом приподнялся. Юки обернулся – и увидел, что позади него арматуру держат еще двое мужчин. У одного из них все лицо было сожжено, а глаза побелели.

– Вытащи тех, кого сможешь! – просипел обожженный, обращаясь к Юки. И он полез вытаскивать детей, стесняясь своей слабости и стараясь не кричать из-за ноги.

Потом они откапывали пожилую женщину.

Потом – молоденькую девушку с дедом. Но завал вдруг неожиданно осел, и крики о помощи из-под обломков умолкли.

Тогда Юки заплакал.

Он сел прямо в пыль, затрясся всем телом и разрыдался, и черные слезы