Таллинские палачи - 2 - Андрей Шахов

— Слушайте анекдот! — крикнул практикант Леха, вонзая ввысь короткий палец неестественно миниатюрной для такого мордоворота ладошки; все притихли. — Встречает русский эстонца, хочет над ним приколоться и спрашивает: «Видал ли ты когда-нибудь фотку длинноухого осла?» Эстоха тупо мотает головой: откуда же — не наш зверь. Русский ему и говорит: «Посмотри тогда в свой паспорт!» Проходит какое-то время. Русский о своей хохме и думать забыл, а эстонец, мечтая ему отомстить, при первой же встрече и спрашивает: «Ты фотограафию длинноухого ослаа когда-нибудь видел?» «Нет, отвечает тот. — Фото — не видел». Ну эстоха и орет: «Посмотрии тогда, русаак подлый, в мой пасспорт!»

Хохот стоит неимоверный. Никто и не подозревает, что хитрый Леха немного переориентировал вычитанную им в газете историю о взаимоотношениях француза и бельгийца.

— А вот еще…

Леха раскрыл рот, чтобы рассказать еще один анекдот, но за его стулом послышался вдруг отчетливый шумок мышиной возни.

— Ожили, кровопийцы! — брезгливо поморщился баллонщик, которого, не взирая на сорокалетний возраст, из-за поджарой фигуры и мальчишеского взгляда голубых глаз и стар и млад звали исключительно Витек. — Видать, и им лехин анекдот понравился.

Звук доносился из мусорного ведра в углу вулканизаторной. Судя по его характеру, можно было смело предположить наличие там, по крайней мере, двух серых грызунов.

— Елки! — Паша страдальчески закатил глаза, почесал плохо выбритый, но все равно порезанный подбородок. — Надо нам, мужики, смастерить какие-нибудь мышеловки. Я даже знаю одну оригинальную конструкцию…

— Вот и воплотишь ее к завтрему! — отрубил бригадир — крепкий, загорелый мужик пятидесяти лет с мощным «мозолем» на животе и физиономией отпетого уголовника.

— А время и ресурсы дашь?

Бригадир залпом допил кофе, покрутил в руке еще горячий стакан и по-отечески посоветовал:

— Насчет давания ты к жене обратись — может, сжалится.

— И не будь дураком, — подхватил Витек. — Пусти слезу горючую-горючую и говори, мол, сам «бугор» велел расслабиться. Сам же вроде как и не причем!

Пока Паша сквозь смех внимал советам умудренного жизненным опытом старшего товарища, бригадир направился к выходу, у ведра вдруг задержался и, узрев что-то, воткнул в него ногу.

— Клянусь: не убил, так контузил. Обоих!

— А, может, это самочки? — живо среагировал Витек.

Словно оскорбленные его предположением мыши вдруг повыпрыгивали из ведра — и тю-тю.

— А я бы, — вздохнул юный Дима, — сразу же вытащил эту штуку, — он указал на бригадирскую ногу в ведре, — и побежал бы к мусорному контейнеру.

— Какой умный! — как бы восхитился бригадир.

— Гадюка рыжая! — подхватил Витек. — Но мыслит, надо признать, в очень даже верном направлении.

— Ах так, душа твоя резиновая! — проскрипел бригадир. — Ну, погоди: еще попросишь дрель!

Стасис допил кофе, вернул в шкаф ополоснутый стакан и, прихватив с собой стартер, пару ключей и отвертку, побрел на контейнерный терминал. Еще месяца три назад он поехал бы на малом погрузчике — стартер, все же, штука не самая легкая. Но в последнее время начальство строго наказывало работников, пользующихся техникой, не имея внутрипортовых прав. Хотя по отношению к ремонтникам это было полнейшей глупостью. Стасис, например, никогда не превышал допустимую скорость. Он прекрасно знал, чего могут стоить не имеющим амортизатор погрузчикам скачки по многочисленным портовым колдобинам: сам же ремонтировал, проклиная лихачей-докеров, которые любили поиграть в «пятнашки» на двухтонных автопогрузчиках.

Возле «Валмета» никого не было. Наверное, Спецназ не вынес вынужденного безделья и ушел в теплушку — пообщаться с другими свободными грузчиками.

Четкими, выверенными движениями — раз в сотый небось, — Стасис вогнал стартер в гнездо, зажал гайки на шпильках крепления и подсоединил проводку. Глянув с тоской на руки, за пять минут покрывшиеся толстым слоем промасленной и прокопченной грязи руки, залез в кабину, кое-как обтер пальцы валявшейся под сиденьем тряпицей и включил стартер. Раздался отвратительный скрежет металла по металлу — бендикс бесполезно бился в раскуроченные зубья маховика. Пришлось выйти и провернуть маховик, толкая ногой лопасти вентилятора. Только после этого бендикс попал в пазы между нормальными зубьями, и двигатель завелся с одного оборота стартера.

На рокот пришел Спецназ — низкорослый мужичок лет сорока с вечно грустными глазами.

— Можно забирать? — спросил он, заглядывая в кабину.

Стасис пожал плечами:

— За «стоху» могу еще часок подержать.

— Не надо, — испугался Спецназ. — У меня на сегодня тьма контейнеров! и кивнул на испещренный номерами листок за приборной панелью.

— Тогда забирай.

Стасис решил понаблюдать за работой погрузчика и сел на скамейку у стены ближайшего склада.

Тридцатитонный «Валмет» лихо развернулся, подъехал к составленным в два яруса контейнерам, вогнал в пазы одного из верхних свои стальные лапы и легко поднял его, весящего тонн двадцать. От длинной колонны грузовиков отъехал белый красавец «Вольво» и подставил под призывно висящий в воздухе контейнер свой длинный трейлер. Спецназ немного поприноравливался, затем мягко опустил контейнер гнездами точно на фитинги крепления.

Стасис вспомнил, как, проработав в порту первый месяц, услышал о каком-то докере Спецназе и представил себе двухметрового бугая с железными ручищами. Потом ему показали этого мужичка, внешне более чем заурядного, а на закономерный вопрос, за что же его одарили столь громким прозвищем, рассказали прелюбопытную историю.

Как-то раз, лет двадцать назад тогда еще просто Степа по пьяному делу вывалился из окна квартиры аж на четвертом этаже. Все участники шумного застолья в миг протрезвели и затряслись — хана ведь парню! Вызвали скорую, выгребли беднягу из сугроба — лицо все в крови, вроде, и не дышит! Кто-то ляпнул безнадежно: «Вона и мозги на снегу». Но Степа в реанимационной от шока отошел, увидел над собой каких-то людей в белом и, заподозрив неладное, начал вдруг бедных врачей материть и «метелить». Оказалось, всех делов-то: падая, разорвал кубу об карниз да руку вывихнул. Мозгами на снегу был вывалившийся изо рта кусок жеваного торта.

После этого Степа и стал Спецназом. А когда его спрашивают о происхождении шрама на губе, он наводит на вечно грустную физиономию туман загадочности и скупо роняет: «Было дело. Думал, не жить…» На самом-то деле ни о чем он не думал — не помнит даже, как у того злополучного окна оказался. Это уж потом ему объяснили, что окно распахнули, потому что на дворе было около ноля, а батареи жарили так, что потрескивали рассыхающиеся подоконники.

Смех смехом, но этот с виду совершенно заурядный человечек был в числе первых ликвидаторов в районе Чернобыльской АЭС. Не добровольцем — военкомат направил. Но, рассказывая об этом, Спецназ никогда не жаловался; послали значит, надо было, не одного его отправили. И щемило сердце, когда он со странной гордостью говорил, что хоть и зашкаливает с тех пор давление, но, в отличие от многих других ликвидаторов, волосы пока не выпадают, даже в интимном плане — тьфу-тьфу! — вроде, все в порядке.

Стасис глянул на стоящее у причала судно — «National Glory» с пробивающейся из-под облупившейся краски ржавчиной. На палубе стоял какой-то черноволосый человек и смотрел не то на Стасиса, не то на «Валмет». Может быть, и вообще куда-нибудь на горизонт — близорукие глаза Стасиса не различали его взгляд. Только вот в фигуре виделось что-то знакомое.

Хотя откуда у него знакомый на судне под либерийским флагом?

«Мерещится», — решил Стасис и побрел обратно во владения своей бригады.

Еще издали он заметил толпу вокруг мусорного контейнера и прибавил шаг. Когда же подошел совсем близко и ясно услышал многочисленные возгласы: «Давай, Бендюля! В клочья их, пиявок!» Из плотного кольца с диким криком вырвался бригадный кот Бендикс и мгновенно скрылся за углом бокса.

Стасис протиснулся через толпу к контейнеру и глянул на мечущихся по куче мусора двух мышек.

— «Бугор» засек, как они снова в ведро залезли, — объяснил Дима и указал на горделиво приосанившегося бригадира. — Не оплошал на этот раз!

— Думали Бендиксу их скормить, — вздохнул Витек. — Такое шоу провалил!

— В конец зажрался! — пробасил удрученный Степан Тимофеевич.

Бывшая гроза птиц и грызунов, с щедрой руки кладовщицы Веры Бендикс и впрямь стал походить на племенного поросенка экзотичной пушистой породы. И, скорее, даже хрюкал, чем мяукал.

Бригадир поднял с земли увесистую доску:

— Придется самому убить и съесть!

Радченко устало потянулся, глянул в распахнутое окно на улицу. Тяжеловато работать в такую жару.