Стихи - Егор Фетисов

* * *

Когда я перестану верить в огни Самолета, летящего в Гватемалу, В этом буду виноват только я сам. Извини, Что так мало Живу по твоим часам. Я даже не знаю, На борту ты сейчас или нет, И кому ты машешь рукой Не видно из-за тумана. Я ищу Гавайи На картинах Мане, С запрокинутой головой Под тяжестью самообмана. Помнишь, я говорил тебе о бесконечности галерей? 365 шагов от первой до последней картины... Потом все по кругу, прав был старик Галилей Мало места остается после рутины. Я пишу тебе письма - в четверг перед дождем И смотрю на дорогу через провалы кювета. Она пахнет Бодлером и, покидая наш дом, Тоже ведет в Гватемалу и тоже теряется где-то.

Чужой мир

Старается день не сойти с ума. Счастливая тень от твоих волос падает на дома так всерьез.

И я так неказист в своем пиджаке, утренний лист ищет точку опоры. Заходит в пике. На лица опущены шторы.

Время стоит. Стоит уставший прохожий. Кончается август, дождит, и хочется остановиться и вспомнить, на что так похожи ни на что непохожие лица.

Tout compris

Ты себя не кори. Всё получится, как суждено. Допивая перно, Не забудь - tout compris. Ты сотри Все дожди и все тени у глаз, Ничего про запас, Всё в единственный раз Tout compris. Твой grand prix Так изящен, но очень тяжел, Словно кто-то ушел И оставил свой крик. Ты замри, На секунду замедли свой шаг И почувствуешь, как Tout compris.

* * *

Судьба... Как будто кто-то судит. И присужденье третьих премий навряд ли голову остудит и поубавит озарений. Пространство школьных коридоров он мог бы променять на прерии и блеск тяжелых луидоров, а позже - на доверие князей и королей, ведь в жизни каждого, ей-ей, есть этот шанс: сесть рано утром в дилижанс и укатить, куда глаза... Но "Муравей и стрекоза" они читали в этот год. Он объяснял, что все придет и к муравью, и к стрекозе, если раз выбранной стезе не изменять. Не изменил. И та, которую любил, однажды канула в апрель. В тот день они с 9 "А" читали Гоголя. "Шинель". Судьба. Точнее, не судьба. И в стопки разложив тетради под подоконник у стола он думал, что она ушла чего...или кого-то ради. И без конца пил чай с лимоном и детям мысли исправлял: там правил бал дух Покемона, но шанс - тот шанс - существовал. Судьба... Как будто кто-то судит и приговаривает к сроку. Не Бог, не ангелы, не люди... Одно всевидящее Око. Года сожрало одиночество. Он не завел себе собаки, и неуместным стало отчество, и метким - прозвище "Акакий". И утром, на крыльце у школы, смотря в фарфоровое небо, он невесомый и тяжелый мгновенье был. Мгновенье не был.

Фуга смерти

Сумрачно. Сумчатые сучат лапками, Прислушиваются к сучкам сломанным, С ужасом, выношенным в сумках, судорожно, Слушают фугу смерти.

В сутолоке с умностью на лице тапками Суживаю пространство, скомканным Шагом. Муторно и тошно - муторошно Вслушиваться в фугу смерти.

Пуще пущего зарываюсь в подушку Вылущенный, как орех, выпущенный ли, Выброшенный... Обнимаю тебя, подругу, И шепчу тебе в самое ушко: "Слышишь... фугу?"

Чу... солнце заштукатурено тучами, Ветер гудит и бубнит гулко. Что же ты, душа моя невезучая, Выбралась не вовремя на прогулку?

В трубах пусто. Пусто и холодно. Кутаюсь, Напиваюсь, снова кутаюсь, напеваю Фугу смерти.

* * *

Ты вошла из другого мира, принесла с собой запах снега и в вазу моего сердца поставила свои цветы. Вечер цвета сапфира удобный предлог для побега, в потолке у меня есть дверца и шаг до безумия от твоей красоты.

И когда я прошу о жизни и о смерти, во время пира, (мои слезы от дыма и перца), я мысленно обращаюсь к тебе: поприсутствовать на этой тризне, хоронят вечер цвета сапфира, его прах сожгут в урне моего сердца, что странно само по себе:

Для меня он всегда был браслетом, украшающим твою руку (мы тебе подберем другой. Подумай, может, из сердолика). И так странно, что не встретимся летом, не разольем по бокалам скуку, не позабавимся пустотой, разбавляя ее глубиной крика.

И я буду совсем один складывать твое лицо из снежинок и ждать отклика твоего сердца, и мучаться от своей немоты, и слушать скрип берез и осин как скрип тех чудесных пружинок, на которых открывается дверца и шаг до безумия от твоей красоты.

И ты снова придешь из другого мира, принесешь запах юности и цветы, чудесные и живые только сердце уже не ваза, а погребальная урна для вечера цвета сапфира, чуть нелепая в этой своей ненужности и отверстия ножевые: доведение до экстаза.

Твои губы, ресницы длинные прерывают мое дыхание. Ощущение, в чем-то сходное с ощущением высоты. Бьют двенадцать часы старинные. Я все знаю опять заранее: и то, какая ты бесподобная, и путь до безумия от твоей красоты.

* * *

Волос твоих печальная река в долине слов моих так одинока. Изгиб тревожный у виска, переходящий в шелк потока, в мечту срывающийся с плеч бесстрастным водопадом. Куда мне течь? Как быть мне рядом? Когда на берегу игривом, привычно балуясь словами, я чувствую, как под губами прилив сменяется отливом.

* * *

Тебе не нужны цветы, вплетенные в локон, и распахнутость окон и огарок звезды, погасшей не в этом эоне. Дело не в фоне. Тебе не нужны мосты на заднем плане на снимках, где ты в шаловливых ботинках наступаешь в листы апрельского света в преддверии лета. Тебе не нужны слова. Все в твоих чертах и движеньях: без малейшего напряженья дважды два. И куда бы ты, где бы ты ни мир со вкусом твоей помады, и безумно тянутся дни, когда ты не бываешь рядом.

Ожидание

Пересекаемся. Расходимся. Встречаемся опять Спросить, что нового в Норвежском королевстве: Ведь в Датском все по-прежнему. Назвать Хотя бы Гамлета. Все так же бродит в детстве.

Офелия чего-то ждет: мужской руки? Мужского слова? Вечные капризы... Тень ивы чуть касается реки, Чья мгла по-прежнему способна на сюрпризы.

На берегу скучает Фортинбрас, Он не сорвет ее улыбки шелка. Бежит поток неприхотливых фраз. Любовь засела в сердце как иголка.

И ничего не крикнуть в пустоту, И зимний день не встретить с теплым сердцем, Беззвучно птицы мерзнут на лету, Так и не попытавшись отогреться.

Пересекаемся. Расходимся. Куда? Еще Евклид добрался до предела: Пересеченье рук есть та звезда, Что миллионы лет назад сгорела.

Мы видим вспышки давнего разрыва, Мы видим место, где она была, Мы видим, как божественно красива И как пуста космическая мгла.

Утро

Ты родилась опять во мне сегодня рано. Мир спал. Горели две звезды на небе, как на плоскости экрана. Твое дыхание баюкало сады, и заросли бамбука, и коал... В моей душе все пело и смеялось, я тень твою тихонько целовал, ведь ты вчера ушла - она осталась. И запах твоей кожи был во всем, как будто ты присутствовала рядом. Твой образ светом заполнял весь дом. И больше ничего. И ничего не надо. К тебе уходят мысли - посмотреть, во что ты, милая, оделась на работу, и остается лишь желание согреть и снять губами с губ твоих зевоту. И вечером, когда ты ляжешь спать, уставшая от корабля и бала, тебе глаза и руки целовать, и положить звезду на одеяло...

* * *

Вечер полон тобой. Вчерашний вечер был полон тобой. В этом их схожесть с утром. октябрьским перламутром затянуто небо, небо полно тобой дождем, как слезами - твоей красотой. И, кажется, только скажи: постой, помедли, мгновенье твоей улыбки, стань тенью, стань отраженьем улитки... Твои волосы как летописные свитки: в них гибель империй и волшебство эмпирей. Возвращайся скорей здесь воздух полон тобой, ветер гудит в свой гобой гимн твоему совершенству. Время подобно блаженству тем, что полно тобой. Ты - "орел" и "решка" на всех монетах, ты - живые цветы на всех планетах, твой образ слышно во всех сонетах, но важно то, что осень полна тобой, и лето было полно тобой, пусть здесь тебя плачет гобой твой смех в золотых кастаньетах...

Прощание

Когда ты взбежишь по трапу Туда, откуда город Не узнаваем по крапу Домов и деревьев, Я соберу целый ворох Птичьих опавших перьев, Я соберу целый ворох Листьев в твоем далеке Мой маленький мир отпорот Сумкой в твоей руке, Переходящей в лето Нахлынувшая бирюза... Во что ты будешь одета, Мне будет не видно из-за Домов, взгромоздивших крыши В бездонную вертикаль. Ветром почти не дышит Май. Ничего не жаль За то, чтоб легли счастливо Звезды на твой маршрут. Твоя неплакучая ива Согнется под тенью минут, Когда ты взбежишь по трапу Туда, где Питер Неузнаваем по крапу Мостов и палаццо. В моем отчаянии литер Долго будет смеяться Твоя красота на солнце, Когда ты взбежишь по трапу...

* * *

Мой странный ангел с изумрудно-серым блеском В глазах, скажи мне, кто я. Что ждет меня за этим перелеском, За полем дальним, полным сухостоя?

Зачем та туча надо мной нависла Карнизом-горизонтом вниз... Скажи мне, ангел мой, какие нынче числа. Хотя... как знаешь. Это лишь каприз.

Каприччо, если хочешь музыкальный термин. Напой мою судьбу, в одну октаву Всё вместится. Без лилий и без терний. В простейшую оправу. Без стекла.

Вечер

Спят два кита на моем мониторе, В шахматы туч не играет ветер. Чья-то рука на чужом заборе Пишет странное слово "вечер".