Холодная война. Свидетельство ее участника - Георгий Корниенко

Согласиться же с рассуждениями тех западных и наших доморощенных «философов» и «политологов», которые считают капитализм самой совершенной, конечной стадией развития человеческого общества, — означало бы вообще перестать верить в прогресс, в поступательное восхождение цивилизации ко все новым вершинам человеческого разума и духа.

Нельзя не удивляться «догматизму наоборот», а также исторической и политической безграмотности иных нынешних политиков. Не счесть, например, сколько тысяч раз за последние 15 лет прозвучали проклятия в адрес коммунистов по поводу того, что они якобы действовали по принципу «разрушим всё до основания, а затем…», как это, дескать, предписывает партийный гимн «Интернационал». Но ведь в «Интернационале» (который, кстати, до сих пор остается гимном некоторых современных западноевропейских социалистических партий, как и революционная «Марсельеза» остается государственным гимном Франции) нет и никогда не было такого призыва — там есть совершенно другое: «весь мир насилья мы разрушим до основанья…» Это же, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Ну, и уж совсем мало кому ведомо, что до 30-х годов в русском тексте «Интернационала» в соответствии с французским оригиналом пелось не «весь мир насилья мы разрушим до основанья…», а «весь мир насилья мы разроем до основанья…». И здесь тоже есть принципиальная разница — французы, создатели пролетарского гимна, как видно, мечтали о том, чтобы сломать, стереть с лица земли «мир насилья» как политическую надстройку, но без разрушения фундамента, ибо любое новое общество создается на фундаменте предшествовавших ему. Более того, и многие «надстроечные» элементы переносятся в новое общество. Марксистам, да и просто грамотным юристам должно быть известно, например, что принцип, который принято считать социалистическим: «от каждого по способностям, каждому по труду», — это норма буржуазного права, которая при социализме должна воплощаться в жизнь более последовательно и полно.

Но вернусь в свое детство. У меня было три брата и одна сестра (вторая умерла совсем маленькой еще до моего рождения). Я был самый младший — соответственно, приходилось донашивать одежду и обувь старших. Жила семья после переезда в город если не голодно, так как отец работал на земле, да и свой небольшой огород был, но и не очень сытно. Два старших брата и сестра после окончания средней школы уехали учиться в другие города и жили на стипендии и свои приработки, рассчитывать на регулярную помощь родителей не приходилось. Третий брат, который был на три года старше меня, по окончании средней школы в 1941 году поехал в Ленинград поступать в Военно- медицинскую академию — хотел стать хирургом. Но вскоре курсанты академии, в том числе вновь принятые, не прошедшие военной подготовки, были направлены на фронт под Ленинградом.

До сих пор звучат в ушах услышанные мною впервые рыдания матери, когда пришло письмо от брата, в котором он описывал свой первый бой. Большинство курсантов там и погибло, а оставшихся в живых направили в другие военные училища. Менее чем через год брат был уже командиром железнодорожной бронеплощадки с зенитными установками в районе Сталинграда, где и погиб 2 октября 1942 года. Случилось так, что извещение о гибели брата вручили мне. Я не решился сразу сказать об этом матери, а вечером отдал похоронку отцу, но и он сообщил матери только месяца через три. Отец думал, что длительное отсутствие писем от сына психологически подготовит ее к страшной вести, но горе от этого не стало меньшим. Каким-то утешением для матери было лишь то, что вскоре удалось установить место его захоронения, и после войны она и сестра побывали на его могиле и установили памятник.

У меня с детства была тяга к естествознанию, и, не случись войны, я скорее всего пошел бы по отцовскому пути, тем более что в Херсоне находился один из лучших на Украине сельскохозяйственных институтов. В 15-летнем возрасте, в 1940 году, я был даже участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (тогда ВСХВ, потом — ВДНХ, теперь — ВВЦ) по павильону «Юные натуралисты». Тогда-то я и побывал впервые в Москве.

При посещении выставки мне прежде всего бросились в глаза и навсегда запали в память слова известного деятеля русской культуры Виссариона Белинского, сказанные им в 1841 году и начертанные над входом в главный павильон выставки: «Завидую внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1941 году, идущую впереди просвещенного мира».

С учетом событий 20-х и 30-х годов могут быть, конечно, разные мнения насчет того, в какой мере сбылось пророчество Белинского к 1941 году, но бесспорным является то, что ценою огромных жертв Россия в лице Советского Союза сыграла решающую роль в спасении просвещенного мира от нависшей над ним в середине ХХ века угрозы фашистской чумы. Жертвы, принесенные ради этого русским и другими народами Советского Союза, были действительно колоссальными: погибло 27 миллионов человек, были разрушены сотни городов и десятки тысяч деревень.

Когда американскими кинематографистами в содружестве с советскими была создана киноэпопея о Великой Отечественной войне, обошедшая экраны мира под названием «Неизвестная война», у многих в нашей стране такое название вызвало большое недоумение, а у некоторых даже возмущение: как можно говорить так о войне, которая разорила всю европейскую часть нашей страны, унесла жизни десятков миллионов человек и еще больше покалечила?

Но вовсе не удивительно, что для большинства ныне живущих американцев даже старшего поколения та наша война была действительно малоизвестной, а для многих и совсем неизвестной, тем более что территория самих Соединенных Штатов во Второй мировой войне вообще не пострадала. Да и потери США убитыми и ранеными были несопоставимы с потерями СССР. При всем том, что гибель и одного человека — это трагедия, все же 390 тысяч погибших американцев далеко не то же самое, что 27 миллионов погибших советских людей.

Для наглядности можно привести и такие цифры: за годы Второй мировой войны, корейской и вьетнамской войн США потеряли 500 тысяч человек, а за эти же годы на дорогах США в результате автокатастроф погибли 815 тысяч человек. Другими словами, похоронки с театров войны приходили в дома американцев гораздо реже, чем известия о гибели их близких в автокатастрофах.

А о степени осведомленности, а вернее неосведомленности о событиях Второй мировой войны большинства нынешнего поколения американцев ярко свидетельствуют результаты опроса, проведенного в США незадолго до создания вышеназванного фильма. Оказалось, что 44 процента американцев не знало, что США и СССР были союзниками во Второй мировой войне, а 28 процентов даже полагали, что СССР воевал против США на стороне Германии, и только 28 процентов дали правильный ответ. Возможно, и это сыграло свою роль в выборе авторами фильма не очень понятного многим нашим соотечественникам названия.

Надо сказать, что большинство американцев вообще не очень хорошо знают историю даже собственной страны. Однажды в 70-е годы мне случилось смотреть по американскому телевидению следующий репортаж. В небольшом городе журналисты местной газеты подходили к прохожим на улицах, просили их прочесть какой-то текст и в случае согласия подписаться под ним. Многие просто отмахивались, не желая останавливаться, — в этом ничего удивительного не было. Поразительным было то, что из десяти человек, согласившихся прочитать текст, 9 отказались поставить под ним подпись, причем 6 из них сделали это с возмущением, заявив, что им подсовывают «коммунистическую пропаганду». И только один человек из десяти отнесся к прочитанному спокойно — он узнал текст Декларации независимости, с провозглашения которой в 1776 году началась история Соединенных Штатов Америки.

Война круто изменила мою судьбу. В августе 1941 года я с родителями эвакуировался из Херсона, под бомбежками и обстрелами добрались вначале до Северного Кавказа (там жили наши знакомые), а затем, когда и туда стали подходить немцы, уехали в Хабаровск, где в то время работал один из старших братьев.

В январе 1943 года мне пришло время идти в армию, но ввиду непригодности к армейской службе из-за болезни почек призывная комиссия направила меня на службу в органы госбезопасности. Примерно полгода я служил на радиостанции под Хабаровском, где в мои обязанности входило и прослушивание японских передач на русском языке. Это было мое первое приобщение к внешнеполитической сфере.

Когда подошло время сдачи экзаменов за 10-й класс, я отпросился у начальства на несколько дней и отправился в школу. Первым в ту пору всегда был экзамен по русскому языку и литературе — сочинение. На выбор предлагались три темы — две по произведениям классиков, а третья тема называлась «Данко и Гастелло». (Для молодых читателей, которые могут не знать этих имен, поясню: Данко — герой рассказа М. Горького «Старуха Изергиль». Чтобы вывести соплеменников из темной лесной чащобы, вырвал из груди свое сердце, вспыхнувшее ярким светом. Николай Гастелло — советский летчик, самолет которого был сбит во время наступления немцев на Москву. Вместо того чтобы выброситься на парашюте, он направил горящий самолет на вражескую танковую колонну.)