Дом в Черёмушках - Михаил Коршунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Подарок молодым хозяйкам» рассыпался по полу.
Леонид Аркадьевич подумал: «Суп из бычачьих хвостов? Чёрт знает что такое!»
— А ну её, эту книгу, — сказал Гарька, складывая листки как придётся. Вепри, каштаны, бычачьи хвосты, крокеты… Мы и без неё проживём. Правда, дядя Лёня?
— Правда, — ответил Леонид Аркадьевич. — Проживём и без неё.
Грибы получились отменные.
Леонид Аркадьевич сам искренне удивился, что они с Гарькой сумели так вкусно приготовить, хотя у них под руками и были только масло, соль и завалявшаяся, вялая луковица, и совсем не было ложки муки, сметаны, а при подаче на стол отсутствовала зелень петрушки.
После целого дня на свежем лесном воздухе у дядьки и племянника разыгрался такой аппетит, что они ели молча ложками прямо со сковородки, а хлеб не резали, а ломали кусками.
В печке с шелестом разваливались головешки. От них отстрекивали угольки и тут же гасли, падая на железный лист, прибитый на полу перед топкой. Трещала духовка — остывала.
В дом входила ночная тишина, полная трепетных теней от крыльев бабочек-бражников, запаха ещё горячих от солнца ёлок.
В лесу угомонились птицы, только где-то одиноко вскрикивала серая сова-сплюшка: «Сплю… сплю…»
Поужинали и загасили огонь в печке. Улеглись пока что на матерчатом диване.
Гарька уснул, едва прикоснувшись к подушке.
А Леонид Аркадьевич кашлял, вставал, пил воду, долго ворочался: ныла поясница после мытья полов, побаливали в плечах руки, которые без привычки отмахал топором, в спину упирались пружины дивана.
Но не беда…
Жизнь, кажется, налаживалась.
2
Да, жизнь налаживалась — самостоятельная трудовая, без Матрёны Ивановны.
И, когда Яков Данилович сообщил, что Матрёну Ивановну задержат в больнице, Леонид Аркадьевич и Гарька не отчаялись, не впали в уныние, а окончательно приняли решение: жить в Черёмушках и вершить свои дела по хозяйству, без посторонней помощи.
Они докажут заносчивой Жене, на что способны двое сильных духом мужчин.
…День начинался с физзарядки: дыхательные упражнения, прыжки на месте, бег вокруг дома.
Гарька с самого старта легко обходил дядьку.
— Знаете что? — однажды сказал Гарька. — Так неинтересно… Я буду бегать в другую сторону.
— Хорошо, — согласился Леонид Аркадьевич. — Бегай в другую.
С тех пор дядька огибал дом в одном направлении, а племянник — в другом, ему навстречу, да с такой скоростью, что наскакивал на Леонида Аркадьевича из-за каждого угла.
Покончив с зарядкой, завтракали — ели простоквашу, которая, как считал Леонид Аркадьевич, весьма удавалась ему в приготовлении: с вечера он заправлял молоко кусочками чёрного хлеба и оно быстро прокисало. (Леонид Аркадьевич узнал об этом из «Подарка молодым хозяйкам», куда наведывался потихоньку от Гарьки.)
Дни, когда назначалась простокваша, были для Гарьки стихийным бедствием: простоквашу приходилось есть не только во время завтрака, по и за обедом и за ужином.
Леонид Аркадьевич приготовлял её в огромном количестве, как самое несложное блюдо. Загружал простоквашей кастрюли и даже чайник.
В те часы, когда Леонид Аркадьевич обкладывался книгами, для Гарьки наступало томительное одиночество.
Вначале Гарька рисовал пейзажи, пока не израсходовал зелёную краску.
Потом возникло новое увлечение: Гарька взялся ремонтировать дом. Начал с крыльца.
Раздался сотрясающий грохот. У Леонида Аркадьевича попадали со стола карандаши: Гарька вколачивал в порожки строительный гвоздь.
— Ты что? — ужаснулся Леонид Аркадьевич размеру гвоздя.
— Прочно будет, — невозмутимо ответил Гарька.
Закончив ремонт крыльца, Гарька попросил Леонида Аркадьевича купить масляной краски.
— Для чего тебе?
— Буду забор красить.
— Хорошо, — сказал Леонид Аркадьевич и подумал: «Пусть красит забор, пусть красит даже деревья, лишь бы не стучал».
Посоветовавшись с Яковом Даниловичем, Леонид Аркадьевич сходил в нефтяную лавку, которая находилась в центре посёлка, рядом с пожарной будкой, купил оранжевой краски (была только оранжевая), большую кисть и олифы.
Дома развели краску, и Гарька незамедлительно приступил к работе.
Леонид Аркадьевич теперь часто отрывался от книг и словарей, наблюдал, с каким вдохновением Гарька работал.
Как-то Леонид Аркадьевич поддался искушению, оставил «персов» и «арабов» и вышел поразмяться, попробовать покрасить забор.
Работа была настолько увлекательна — забор на глазах из грязного и линялого превращался в чистый, ярко-оранжевый, — что Леонид Аркадьевич сбегал в лавку и купил себе вторую кисть.
«Не напрасно, значит, ребята, друзья Тома Сойера, — вспомнил Леонид Аркадьевич, — предлагали Тому пару головастиков, одноглазого котёнка и даже оконную раму, чтобы только разрешил вместо него белить забор тёткиного дома. В этом определённо был смысл».
Забор красили с разных концов, навстречу друг другу.
Вскоре краска кончилась.
Леонид Аркадьевич отправился в нефтелавку, но там сказали, что масляной краски больше нет. Надо подождать, пока привезут из города.
Леонид Аркадьевич, опечаленный, вернулся к недокрашенному забору, который своим цветом успел уже произвести убедительное впечатление на всех обитателей Черёмушек.
После обеда Гарька и Леонид Аркадьевич часто уходили гулять, осматривать окрестности.
Собирали цветы, ловили стрекоз, сбивали с ёлок крепкие, ещё неспелые шишки. В залитом водой большом карьере, где когда-то добывали песок, — пугали лягушек. Лягушки, взбрыкнув задними лапами, шлёпались с берега в воду, а потом притворялись дохлыми — не шевелились, накрывали глаза, растопыривали лапы и колыхались на воде, как зелёные кленовые листья.
Лягушек можно было даже трогать прутиком.
В укромных, затенённых лозой и ивняком излучинах карьера сидели нахохлившиеся мальчишки с кривыми удилищами из орешника.
При появлении Леонида Аркадьевича и Гарьки мальчишки хмурились, просили не шуметь и ни в какие разговоры не вступали.
Позже удалось с ними познакомиться и принять участие в рыбалке, и то в качестве сторонних и безмолвных наблюдателей.
Но сколько Леонид Аркадьевич и Гарька ни проводили времени с мальчишками и их кривыми удочками, ни разу не видели, чтобы кто-нибудь поймал хотя бы плотицу или окунька.
В карьере, кроме лягушек и жуков-ныряльщиков, никто не водился, но мальчишки ни за что не хотели этому верить и продолжали ловить рыбу.
В лесу ели мелкую дикую малину, умывались колкой от холода ключевой водой, караулили у неизвестных норок неизвестных зверьков, которые никогда не появлялись, стучали палками по гнилым, трухлявым пенькам, вспугивая домовитых пауков и сороконожек.
Возвращались из леса усталые, но полные впечатлений.
Отужинав, мыли посуду, накопившуюся за день, рубили впрок дрова, натаскивали из колодца воды, после чего Гарька садился читать книжку «Приключения барона Мюнхаузена».
Читал вслух.
Леонид Аркадьевич слышал, как Гарька у себя в комнате монотонно, словно дьячок, гудел: над книжкой.
Как-то Леонид Аркадьевич взял посмотреть «Мюнхаузена»: вспомнить собственное детство, когда увлекался подобными книжками.
Вечером Гарька засел за «Барона» и, не найдя своей закладки, чуть не разревелся.
— Что вы натворили! — всхлипывал он. — Я не знаю, где остановился. Теперь мне всё сначала начинать…
Леонид Аркадьевич понял, что он «натворил»: Гарька читает по складам и не умеет бегло просматривать текст, чтобы найти место, где остановился.
— А как же ты тогда в поваренной книге о грибах нашёл? — поинтересовался Леонид Аркадьевич.
— Там картинка с грибами была, а здесь нет картинок.
Пришлось Леониду Аркадьевичу расспрашивать Гарьку:
— Про то, почему барон Мюнхаузен зеленел, когда стыдился или гневался, читал?
— Читал.
— Про слугу Буттерфогеля читал?
— Читал.
— А про шарманщика?
— Тоже читал.
— И про охотника и его дочь читал?
— Нет, не читал.
Место «остановки» было обнаружено.
Гарька забрал книжку и снова монотонно загудел над ней.
В доме установился покой…
Однажды утром в кухонном шкафу было вскрыто хищение: в гостях побывали мыши.
Леонид Аркадьевич предложил куда-нибудь перепрятать продукты.
— Всё равно найдут, — возразил Гарька. — Мыши — они хитрые.
— Задача… — призадумался Леонид Аркадьевич.
— А знаете, — оживился Гарька, — давайте возле шкафа мяукать по очереди!
— Мяукать? — вначале не сообразил Леонид Аркадьевич. — А, да-да… мяукать. Так что ж это, мы все ночи и будем мяукать?
