Они написали убийство - Светлана Алешина

– Неужели Степкин? – неподдельно удивилась Лариса.

– Нет, насколько я знаю, Степкин – это мастодонт нашей литературы. Кажется, кто-то из молодежи…

Котов замолчал и хмуро уткнулся в программку мероприятия, прикидывая, сколько еще времени ему придется страдать.

Страдания его продолжались еще где-то около часа. Когда официальная часть завершилась, в фойе театра к Котовым подбежал толстенький усатенький человек, который, брызжа слюной и размахивая руками, воскликнул, что он чрезвычайно рад появлению их на этом мероприятии.

– Альберт Фатеев, – важно представил его Котов жене. – Критик, писатель, между прочим, не хуже всяких там Степкиных.

– Ну, это ты не надо, – засмущался Фатеев. – У Михаила Александровича очень правильные, очень нужные, я бы сказал, своевременные романы. Заслуженная награда, заслуженная…

Несмотря на его слова, Ларисе показалось, что в интонации Фатеева проскользнула ирония. Что ж, это было естественно для творческой среды, в которой каждый очень ревниво относился к успехам коллег.

– Я думаю, что вы примете участие в нашем, так сказать, парти?.. – изогнувшись дугой, спросил Альберт.

– Всенепременно, – с готовностью откликнулся Котов. – Куда проходить?

– Мероприятие будет на пятом этаже. Знаешь, где буфет?

– Да уж, где буфет, он знает, – ответила за мужа Лариса. – Я так думаю, что из-за буфета он в свое время со мной сюда и ходил. Пока не занялся бизнесом и времени стало меньше…

– Так вот, проходите мимо буфета и направо, по коридору. Там будет дверь, на которой написано «Банкетный зал». Впрочем, – Фатеев задумался, – я вас сейчас сам туда проведу. А то могут быть сложности – ведь это как бы только для своих.

И он, взяв под руки супругов, колобком покатился вперед, к мраморной лестнице, ведущей на пятый этаж.

– Макушкин – горький пьяница! – зазвенел голос Андрея Бельмана, который, раскачиваясь на своих длинных ногах, облаченных в кожаные штаны, обнимал за талию какую-то девушку и не замечал, что стряхивает пепел ей прямо в декольте.

Собственно, и девушка этого не замечала, поскольку была всецело поглощена персоной красавца Андрея. Она млела, заглядывая ему в лицо.

Тут отреагировал и сам «горький пьяница» Макушкин. С трудом оторвав голову от колонны, к которой он на всякий случай прислонился, он отхлебнул из бокала шампанское и изрек:

– А Бельман – чудовищный иудей!

Это высказывание, однако, не пригвоздило Бельмана к позорному столбу, и он весело отозвался:

– Жалкий графоман!

– Очень приятно, писатель Макушкин, – поклонился Бельману Макушкин, сам от себя не ожидавший в данный момент способности иронизировать.

Поклон дался ему с трудом, и он, чтобы окончательно не раскоординироваться в пространстве, был вынужден схватиться за колонну рукой.

– Полное собрание сочинений Макушкина сдано… В макулатуру, – подняв палец, уточнил Бельман под одобрительное хихиканье девушки.

– В макулатуру-у? – неожиданно раздался скрипучий голос главного лауреата, Степкина. – И это правильно, товарищи! Все в макулатуру, абсолютно все! У нас нет литературы, товарищи! Не-ту!

Он тоже уже порядком набрался и ходил от группы к группе, одаривая присутствующих своим вниманием. Временами у него просили автографы, которые он милостиво раздавал.

– Я-то всякой левотой не занимаюсь, – многозначительно заметил Макушкин. – В отличие от некоторых…

Его красноречивый взгляд был направлен в сторону Бельмана, которого неожиданно это покоробило. Он обнял свою даму еще крепче и, состроив презрительную мину, удалился.

– Степкин – жалкое ничтожество и бездарность, – пробормотал Макушкин, одолев в конце концов бокал шампанского.

Однако сказал он это на всякий случай потише, дабы не нарываться на скандал.

– А кстати, что представляют собой эти его романы? – спросил у него Евгений.

Он уже «подлечился», и по этой причине его пробило на общение.

– Полнейший кал! – скривился Макушкин. – Пространные рассусоливания на тему будничного героизма людей труда. В каждой главе рефреном проходит тема «Эх ты, жизнь моя, жестянка!». Автор, кажется, сам не понимает, какой серой жизнью живут его герои. По-видимому, и у него она такая же…

– Конечно, серая! – проскрипел тут снова неожиданно возникший Степкин. – Я по туалетам не валяюсь… Эх, молодежь! – рубанул он рукой воздух.

– Я попрошу без оскорбительных намеков, – пытаясь гордо поднять голову, ответил Макушкин.

Однако сделать это ему не удалось, и он ограничился лишь поворотом в сторону Евгения.

– Давайте выпьем! Я вижу, что вы меня понимаете!

– Конечно, – с готовностью отреагировал Котов.

Лариса слушала эту внутрилитературную перебранку и снисходительно улыбалась. И тут неожиданно заметила взгляд незнакомого молодого человека, который сидел напротив.

Это был жгучий брюнет с короткой стрижкой, высокий и широкий в плечах, в очках-хамелеонах. На левой щеке у него была большая родинка. Пожалуй, он был одним из немногих, кто был практически трезв. Лариса заметила, что он как держал наполненным бокал с шампанским, так и цедил его вот уже часа полтора.

Рядом с ним сидела достаточно бойкая молодая особа в джинсовом костюме, громко общалась с компанией, сосредоточившейся на противоположном конце стола. Время от времени она толкала в бок брюнета и что-то шептала ему на ухо. Тот, однако, весьма сдержанно на это реагировал и вел себя подчеркнуто солидно.

То, что Лариса по каким-то причинам его заинтересовала, было для нее очевидно. Сидевшему рядом с брюнетом критику и писателю Фатееву это тоже бросилось в глаза. Он с интересом следил за ситуацией. И только Котову, окончательно погрузившемуся в процесс поклонения Бахусу, это было совсем незаметно. Да и, откровенно говоря, безразлично…

Придя к таким неутешительным выводам, Лариса улыбнулась брюнету.

– Вам положить салат? – тут же откликнулся он. – По-моему, на вашей стороне нет чернослива с крабами.

– Интересно было бы попробовать… Неожиданное сочетание, – сказала Лариса, в которой проснулся профессиональный интерес.

Несмотря на то что ресторан «Чайка», возглавляемый ею, славился подбором самых экзотических блюд, такого салата Лариса не знала.

– Да, пожалуйста, – она протянула свою тарелку брюнету.

– Кстати, меня зовут Василий, – представился он, передавая тарелку с салатом назад.

– Лариса, – представилась она в ответ.

К этому времени его спутница пересела на противоположный конец стола, присоединившись к развеселой компании, и Василий предложил Ларисе занять ее место.

Та бросила взгляд на своего мужа, который отрывался вовсю, компенсируя мучения, которые довелось ему вынести за время официальной части, невесело усмехнулась и, взяв свою тарелку, пересела к брюнету.

– Вам налить что-нибудь? – любезно спросил тот.

– Да, – неожиданно для самой себя сказала Лариса.

«В конце концов, не грустить же мне весь вечер!» – подумала она, заметив, как в этот момент уже прилично захмелевший Котов обнимает за плечи Алексея Макушкина, в лице которого нашел соратника по поглощению спиртного.

– …За твои творческие успехи, Леха! – долетел до Ларисы очередной тост Евгения, одним махом опорожняющего бокал.

Пьяненький Макушкин жал ему руку, лепетал какие-то ответные признания и пытался дать Котову автограф, но тот с возмутительной невоспитанностью игнорировал это похвальное начинание.

– Это ваш друг? – внимательно следя за Ларисиным взглядом, осведомился Василий.

– Муж, – коротко отозвалась она, слегка покраснев и почувствовав смущение оттого, что этот человек являлся ее законным супругом.

– Я смотрю, у вас не очень теплые отношения, – осторожно заметил Василий.

– Мне бы не хотелось обсуждать эту тему, – сухо ответила Лариса.

– Извините, я не хотел вас обидеть. Просто вдруг вспомнил свою семейную ситуацию.

– А что, у вас проблемы? – скосила взгляд Лариса в сторону девушки в джинсовом костюме, которая задорно смеялась, в то время как ее обнимал какой-то долговязый парень с прыщавым лицом.

– Да, есть такой момент, – уклончиво согласился Василий. – Нет, вы ошибаетесь, эта девушка вовсе не моя жена, – заметив взгляд Ларисы, прокомментировал он. – Влада всего лишь моя старая приятельница.

Он вдруг залпом допил шампанское и на некоторое время замолчал, уставившись куда-то в сторону.

– А вы, простите, чем занимаетесь? – решила перевести разговор на другую тему Лариса.

– Что? – очнувшись от своих мыслей, спросил Василий. – Ах, да… Я, знаете ли, поэт. А вообще преподаю в университете, на филологическом.

– И вы знакомы со всей этой публикой? – обвела глазами зал Лариса.

– Да, конечно. Я не скажу, что здесь присутствует весь литературный Тарасов, но значительная часть так называемой литтусовки имеет место быть.