Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

– Чем ты занимался на борту? – спросил я.

Лисовина передернуло.

– В жизни ничего страшнее не видал. Даже когда мать умирала…

Том завозился, пристраивая подбородок на скрещенных руках. Голубоватый свет фосфоресцирующего плато лежал на его белокурой шевелюре.

– Мистер Смоллет велел мне остаться в кают-компании, а сам с Крисом ушел наверх. Но остальные двинулись вниз, к техническим отсекам, и я за ними. Зашли в какой-то отсек. Темнотища – глаз коли. У всех фонарики, а я не запасся. Пришлось остаться у входа; по контуру шторки ниточка света просачивалась: видно, куда удирать, если что. Они ушли недалеко и начали работать. Крис по громкой связи командовал… На том же языке, на каком все ругаются; язык жуткий – Крис и командовал, будто ругался. Техники что-то делали, а остальные не то страховали, не то отдавали им силы. Помогали, в общем. На трезвую голову в ум такое не придет. Парням было так больно, так… Я только слышал, как они стонали, а доктор Ливси шипел насчет RF и преступления, а на него шипели, что это их работа и чтобы не мешал. Потом кто-то закричал – помнишь, как мистер Смоллет кричал, когда оживлял мистера Эрроу. Стены кругом засветились – фиолетовые огоньки затлели, будто в рейсе. Я думал, у меня сердце лопнет… Стены погасли, а Мелвин попросил, чтобы Крис дал передышку. Крис разрешил несколько минут, и снова это зверство. Доктору стало худо, и опять пришлось прерваться. Его отлупили по щекам и нарычали, что он не имеет права тут плохеть, а если кому из техников станет плохо с сердцем, то понадобится его помощь. Доктор сказал, что подождет этой минуты за дверью, а я убрался. И вовремя. Еще бы там чуток посидел – сам бы заорал, вместе с ними.

Том прерывисто вздохнул. Белые усы, хорошо различимые в свете плато, дрожали.

– Я двинул обратно в кают-компанию, – продолжил он. – Пока шел наверх, стены трижды загорались. После третьего раза Берт сказал, что Мерри потерял сознание.

Том отвернулся и подтянул колени к груди.

– Затем мистер Смоллет приказал мне подняться наверх в капитанский отсек, куда нас с тобой Рейнборо водил. Я пришел. Сам не нашел, конечно; он меня встретил. Завел в комнатенку с тремя входами. Огней цветных, как раньше были, нет, светят обычные лампы. Крис принес шкуру, на которой мы с тобой в прошлый раз сидели. Совершенно убитый. Расстилает ее на полу, а у самого руки дрожат. Мистер Смоллет велел мне устроиться на шкуре… – Лисовин смолк на полуслове.

Я провел ладонью ему по спине.

– Джим, друг, ты только не смейся, – прошептал он. – Мистер Смоллет сказал: «Сиди тут и изо всех сил люби нас с Крисом. Люби и жалей, как можешь; нам это нужно. Только не ходи ни в левую дверь, ни в правую». Дыры там, а не двери. Сами они туда и разошлись – в левую и в правую. И опять началось: Крис по громкой связи ругается… то есть, командует, мистера Смоллета не слыхать, и техников не слыхать, но я-то знаю, каково им внизу. Вокруг огоньки проклятые загораются – значит, кто-то с ума сходит от боли, кричит.

Мне уж не до того было, чтоб Криса любить, но я старался. Черт знает, чем это может помочь… Потом Мэй запросил пощады: Стиву худо, нужен перекур. Тут Крис сорвался. Закричал, что лучше сам вниз пойдет, чем отсюда людей терзать, а здесь пусть хоть тот же Стив сидит, он справится, а вообще все бессмысленно, и схема идиотская не работает, и если кому-то нужно мучить людей, то он, Крис, не палач. Мистер Смоллет ему: «Раз схема не годится, придумай другую, ты же техник, а я в твоей кухне не разбираюсь». Крис в ответ: «Другую не придумать, потому что RF-корабли созданы для убийства, и никакая сволочь не даст нам понизить режим». Мистер Смоллет ему очень спокойно: «Значит, ты сделаешь невозможное». Крису на это сказать нечего. Слышу: плачет там у себя. А мне его жалеть велено. Я и пошел.

До порога добрался, в дверь заглянул. Вижу: Крис возле огромного пульта, на пульте иероглифы светятся, дрожат и будто ползают, как живые. В стене щель вроде той, как была, когда Чистильщиков вызывали. И… по-моему, она меня увидела. Или из нее кто-то. Щель вроде как вдохнула – из меня душу так и вынесло. И туда внесло, в черноту. А дальше помню уже медотсек, где доктор Ливси и мистер Смоллет хлопочут. Доктор вне себя, грозится весь экипаж засудить, дайте только на Энглеланд вернуться. Мистер Смоллет доктора будто не слышит, а мне сказал, что больше никуда не возьмет, раз я злостно нарушаю приказы. Я долго там валялся. Крис приходил, хотел что-то хорошее сделать. Но руку не успел протянуть, а мистер Смоллет как рявкнет: не смей, мол, ты мне нужен со всеми силами и мозгами, сколько их есть, не вздумай тратить ни на что постороннее. Крис ушел, а доктор Ливси битый час возмущался, что мистер Смоллет чужих сил на меня пожалел и вообще я не посторонний. Как у мистера Смоллета терпения хватило слушать?..

Том смолк, выговорившись. Я лежал, глядя в оконце, за которым фосфоресцировало плато. Крис Делл нарушил приказ, когда предложил мне помочь забыть Сильвера. Похоже, он совсем не верил, что сумеет изменить режим RF-тяги.

«Испаньола» уйдет на Станцию без экипажа, но с подробным докладом о том, что случилось, и с призывом о помощи. Не сомневаюсь, что смотрители уничтожат и разоблачающий их доклад, и призыв. А с Острова Сокровищ посылать SOS можно до скончания века: мы так далеко от родной галактики, что и не представить. Я еще не видел планеты, но мне вовсе не улыбается жить тут вместе со сквайром и доктором и их идеями. С лисовином и космолетчиками – еще куда ни шло. И с Юной-Вэл. Если только не начнется схватка за единственную женщину. Мэй-дэй! Мы обязаны вернуться на Энглеланд. Меня мать ждет и Лайна. Впрочем, она-то утешится. А у наших рисковых парней жены, дети…

Снаружи послышались шаги – два человека приближались к лагерю. Екнуло сердце. Юна-Вэл с Хэндсом?

– Кто-то идет, – я приподнялся.

– Это мистер Смоллет с Крисом, – сказал Том. – Они давно бродят.

Жаль.

Капитан и второй помощник прошли мимо палатки, не обратив внимания на то, что лисовин не у себя дома.