Фанфик Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления - Less Wrong

И когда одиннадцатилетний мальчик поднимается и говорит «Люциус Малфой» холодным взрослым голосом и продолжает говорить слова, которые просто не ожидаешь услышать от первокурсника Хогвартса, они не позволяют этому факту стать частью размытого пятна из легенд и сюжетов для пьес, где не действуют никакие законы.

Они отмечают это как знак.

Они добавляют это в список.

И этот список начинает выглядеть несколько тревожно.

И ситуация не становится лучше, когда мальчик кричит дементору «БУ!», а гниющий труп вжимается в противоположную стену и его ужасный болезненный для ушей голос скрежещет: «Уберите его».

Глава 82. Цена бесценного. Финал

Путешествие с фениксом совершенно не похоже на аппарацию или перемещение через портал. Вас охватывает огонь — вы определённо чувствуете, что горите, но не испытываете боли. Огонь полностью охватывает вас, но вместо того, чтобы сгореть дотла, вы становитесь огнём, а потом гаснете в одном месте и вспыхиваете в другом. Болезненных ощущений в животе, как при аппарации или использовании порталов, нет, но такое перемещение всё равно заставляет поволноваться. Если при перемещении с фениксом человек на самом деле становится неким воплощением стихии Огня, то это, вроде бы, предполагает, что он можете вспыхнуть где угодно — даже в далёком прошлом, другой вселенной или в двух местах сразу. Возможно, погаснув в одном месте, он вспыхнет в сотне других, и тот «Он», который прибудет в Хогвартс, ничего не заметит. Но, хотя Гарри прочёл всё, что только смог найти о фениксах, надеясь понять, как заполучить своего собственного, в книгах не было ни единого намёка на то, что фениксы обладают хотя бы чем-то отдалённо напоминающим такие способности.

Гарри загорелся, погас и вспыхнул в другом месте. И точно также — и Гермиона Грейнджер в бессознательном состоянии, и директор, державший её на руках, теперь находились в другом месте, и Фоукс парил над их головами.

Тихая, тёплая комната с колоннами из светлого камня, освещённая солнечным светом со всех четырёх сторон, длинные ряды белых кроватей. Четыре из них закрыты ширмами, остальные — пусты. Краем глаза Гарри заметил удивлённую мадам Помфри, которая поворачивалась к ним. Дамблдор, не обращая внимания на целительницу, аккуратно уложил Гермиону на свободную белую кровать.

В дальнем углу вспыхнул зелёный свет, и из камина появилась профессор МакГонагалл, на ходу отряхивая с себя золу.

Старый волшебник повернулся обратно к Гарри, обхватил его рукой, и Мальчик-Который-Выжил вместе со своим наставником исчез в очередной вспышке пламени.

* * *

Когда Гарри вспыхнул снова, он уже стоял в кабинете директора среди шума дюжин и дюжин непонятных устройств.

Мальчик отступил на шаг от старого волшебника, а затем развернулся к нему. Изумрудные и сапфировые глаза встретились.

Оба какое-то время смотрели друг на друга и молчали, как будто всё, что они должны были сказать, можно было передать взглядом и только взглядом.

Наконец мальчик медленно и чётко произнёс:

— Я не могу поверить, что феникс всё ещё на вашем плече.

— Феникс выбирает только раз, — сказал старый волшебник. — Возможно, феникс покинет хозяина, если тот выберет зло вместо добра, но он не покинет хозяина, который вынужден выбирать между одним добром и другим. Фениксы не высокомерны. Они знают пределы собственной мудрости, — старый волшебник одарил его действительно суровым, древним взглядом. — В отличие от тебя, Гарри.

— Выбирать между одним добром и другим, — бесстрастным голосом повторил Гарри, — например, между жизнью Гермионы Грейнджер и ста тысячами галлеонов.

Гарри не удалось достаточно хорошо выразить голосом свою ярость и негодование, возможно, потому что...

— Не тебе говорить мне такое, Гарри Поттер, — голос волшебника был обманчиво мягок. — Или что за сомнения я заметил на твоём лице в Древнейшем Зале?

Ощущение внутренней пустоты всё нарастало.

— Я искал другие варианты, — выдавил Гарри. — Какой-нибудь способ спасти её, не потеряв деньги.

Ух ты, — сказал когтевранец. — Ты только что откровенно солгал. Вдобавок мне показалось, ты действительно верил в это, пока говорил. Это несколько жутковато.

— Ты действительно об этом думал, Гарри? — голубые глаза смотрели так проницательно, что на какой-то пугающий миг Гарри засомневался, не может ли самый могущественный в мире волшебник видеть сквозь барьер окклюменции.

— Да, — ответил Гарри. — Мне было больно от перспективы потерять все свои деньги. Но я пошёл на это! Вот, что имеет значение! А вы... — негодование, от которого голос Гарри дрожал прежде, вернулось. — Вы фактически назначили цену жизни Гермионы Грейнджер, и цена оказалась ниже сотни тысяч галлеонов!

— Да? — мягко произнёс старый волшебник. — А какую цену назначишь за её жизнь ты в таком случае? Миллион галлеонов?

— Вы знакомы с экономической концепцией «заместительной стоимости»? — слова слетали с губ Гарри чуть ли не быстрее, чем он успевал их обдумать. — Заместительная стоимость Гермионы — бесконечность. Нигде нельзя купить другую.

Ты только что озвучил математическую чушь, — сказал слизеринец. — Когтевранец, поддержишь меня?

— Жизнь Минервы тоже бесконечно ценна? — резко спросил старый волшебник. — Пожертвуешь ли ты Минервой, чтобы спасти Гермиону?

— Да и да, — отрезал Гарри. — Это часть работы профессора МакГонагалл, и она знает об этом.

— Тогда цена Минервы не бесконечна, — сказал старый волшебник, — как бы мы её не любили. На шахматной доске может быть лишь один король, только одна фигура, ради спасения которой следует пожертвовать любой другой. Не заблуждайся, Гарри Поттер. Сегодня ты, возможно, проиграл свою войну.

И если бы слова старого волшебника не били так сильно и так близко к цели, Гарри мог и не сказать того, что произнёс:

— Люциус был прав, — выдавил Гарри. — У вас никогда не было жены, у вас никогда не было дочери, у вас никогда не было ничего, кроме войны...

Левая рука старого волшебника с силой сомкнулась на запястье Гарри, костлявые пальцы впились во всё ещё только формирующиеся мышцы руки, и на мгновение Гарри застыл от потрясения, — он забыл, что взрослые сильнее.

Альбус Дамблдор, казалось, ничего не заметил. Он просто повернулся, таща Гарри за руку, и двинулся твёрдым шагом напрямик к стене.

Цена феникса.

Гарри втащили наверх по чёрной лестнице.

Судьба феникса.

Комната с чёрными постаментами, серебряный свет, струящийся на обломки палочек.

— Вы думаете, — выкрикнул Гарри, разлепив наконец губы, — что можете выиграть любой спор, просто стоя здесь?

Старый волшебник, не обращая на Гарри внимания, потащил его через зал. Правой рукой — в ней больше не было палочки — он схватил фиал с серебряной жидкостью...

Гарри потрясённо моргнул: рядом с фиалом стояла фотография Дамблдора. Во всяком случае, Гарри так показалось. Разглядеть подробно фотографию он не смог, потому что его потащили дальше.

За всеми постаментами, в самом дальнем конце зала, возвышалась большая каменная чаша, на которой были высечены руны, незнакомые Гарри. Чаша оказалась неглубокой и заполненной прозрачной жидкостью. Старый волшебник влил туда серебряное содержимое флакона, которое начало сразу же распространяться, кружиться, и вся чаша засияла жутким белым светом.

Старый волшебник отпустил руку Гарри, указал на светящийся бассейн и резко приказал:

— Смотри!

Гарри уставился на светящуюся воду, как его и просили.

— Опусти голову в Омут Памяти, Гарри Поттер, — голос старого волшебника был суров.

Гарри слышал это название прежде, но не мог вспомнить где.

— Что... он делает...

— Воспоминания, — сказал старый волшебник. — Ты увидишь мои воспоминания. Клянусь, это безопасно. Теперь гляди в Омут Памяти, когтевранец, если тебя по-прежнему хоть сколько-нибудь интересует твоя драгоценная правда.

После такого Гарри уже не мог отказаться. Он шагнул вперёд и опустил лицо в светящуюся воду.

* * *

Гарри сидел за столом в директорском кабинете Хогвартса, стиснув голову морщинистыми руками, которые были покрыты возрастными пятнами и седыми волосками.

— Он — всё, что у меня есть! — прорыдал голос. Голос Дамблдора в его воспоминании звучал очень странно, изнутри он казался гораздо менее суровым и мудрым. — Он — последний из моей семьи! Всё, что у меня осталось!

Эмоции через Омут Памяти не передавались, оставались лишь физические ощущения от произнесения слов. Гарри слышал безысходное отчаяние в словах Дамблдора, звуки, казалось, исходили из собственного горла Гарри, но Гарри не чувствовал того, что чувствовал директор.