Техно-Корп. Свободный Токио - Виталий Вавикин

– Ты не любишь меня, – сказала Файлин, в то время как Ючи пытался связаться с сингиином клана Тэкия, чтобы сообщить о бегстве одного из экспериментальных синергиков. – Зачем ты спас меня, если ты не любишь меня?

Файлин кричала весь вечер – ходила за Ючи и капала на нервы. Она успокоилась, лишь когда он обнял ее. Обнял как сестру или друга, но сейчас Файлин хватало и этого. Они сидели на старом диване и ждали звонка от Кичиро. Юридический консультант клана отчитал Ючи за то, что они потеряли синергика, но затем успокоился и пообещал все уладить… Уладить не получилось – Хель задержали прежде, чем до нее добрались люди клана Тэкия. Встретиться со своей семьей она тоже не успела, зато попала на допрос к силовикам, которые занимались свихнувшимися синергиками. Технологические инквизиторы не поверили истории о переносе сознания и прежде, чем проверка подтвердила рассказ Хель, нагрянули в квартиру Ючи.

Это случилось два дня спустя после бегства Хель, когда клан решил, что ее прибрали к рукам либо конкуренты, либо независимые бордели. У Файлин была назначена встреча с якудзой по имени Семъяза. Нужно было интегрировать ему нейронную татуировку маскировки третьего уровня глубины бусидо – долгая и сложная работа, которую Файлин обещала выполнить быстрее и качественнее любого другого мастера в человеческом теле.

О Хель уже не вспоминали. Не вспоминали, пока по ее наводке в квартиру не ворвались технологические инквизиторы. Для них это был лишь незаконный ремонтный центр перепрограммирования синергиков. Они хотели изъять синергиков и арестовать тек-инженеров. О том, что им придется встретиться с якудзой третьего уровня глубины бусидо, силовики не знали. Якудза не двигался. Силовики выбили дверь – якудза и не вздрогнул.

Файлин подняла голову, отрываясь от интеграции нейронного модуля. Силовики увидели синергиков и попытались деактивировать их. Стандартные протоколы не действовали – не так просто отрубить человеческое сознание. Когда технологические инквизиторы поняли, что простым отключением им не отделаться, они скрутили синергиков и нацепили на них наручники. Ючи не сопротивлялся, понимая тщетность подобных попыток, но один из силовиков все равно ударил его в лицо рукоятью шокера.

Файлин не двигалась. Синтетическое тело было нечувствительно к страху. Игла наношприца была глубоко введена в тело якудзы. Одно неверное движение – и модуль будет испорчен. Именно это пыталась объяснить силовикам Файлин, когда они пытались нацепить на нее наручники. Все это время якудза не двигался. Не желая тащить синергиков силой, инквизиторы попытались переключить их тела в режим транспортировки, отрубив питание биомозга.

– Сделаете это, и они умрут, – сказал им Ючи. Его руки были сцеплены за спиной наручниками, лицо разбито. – В этих синтетических телах сознания людей. Отрубите питание мозга – и им конец.

Он говорил это не для силовиков. Он говорил это якудзе. Убийца поднял голову. Его татуированный торс был скрыт простыней – обнажена лишь прорезь в белой ткани и участок тела, с которым работала Файлин. Когда силовики скрутили ее, наношприц выпал, и жидкий модуль вытекал из раны серебристой струйкой. Силовики еще не знали, но смерть уже стояла в дверях. Смерть, пришедшая, прочитав мысли якудзы по имени Семъяза. Прольется кровь, оборвутся жизни.

Якудза поднимается на ноги. Простыня падает на пол. Силовики видят покрытый нейронными татуировками торс. Тот, что ударил шокером Ючи, вскидывает руку. Разряд тока, способный свалить слона, рассекает воздух, выбивает сноп искр, попадая в электронный блок управления, используемый Ючи для коррекции синергиков. Воздух заполняет запах грозы. Трещит сломанная кость силовика. Шокер, на рукояти которого блестит кровь Ючи, падает на пол. Семъяза подставляется под выстрел следующего силовика, но меняет местоположение в последний момент. Электрический разряд попадает в силовика со сломанной рукой. Вспышка боли от перелома гаснет. Силовик падает на пол. Электрические разряды искрят, пробегая по его телу. Якудза скользит по комнате, порхает, словно бабочка с ядовитым жалом. Его старый наномеч просит крови. Он дополняет руку убийцы, продолжает плоть своей гнущейся сталью, которая отрубает конечности и расчленяет тела.

– Теперь ты мой должник, – говорит якудза тек-инженеру перед тем, как уйти.

Ючи знает, что это не треп из вестернов. Слова убийцы всегда что-то значат. Слова становятся болотом, в которое все глубже погружается Ючи. Он должен клану Тэкия, он должен убийце клана Тэкия. Еще он должен Файлин за то, что спас ее. Должен за эту полусинтетическую жизнь. Даже то, что уходя якудза избавил его от наручников, разрубив наномечом цепь, – это тоже долг. Еще один долг.

Избавиться от модуля идентификации мало. Ты не получишь кредит, не найдешь стабильную официальную работу, но твой корабль все равно уже в болоте. Вся эта жизнь – бесконечное болото. Ты можешь утонуть в кредитах и обязательствах. Ты можешь утонуть в долгах кланам и убийцам. Ты утонешь в своих собственных навыках и умениях, а если нет навыков, то утонешь в собственной никчемности. Причина и следствие. Простейшее уравнение жизни, лежащее в основе всего этого мира, поверх которого выписывается последовательность задач и целей в длинной череде преднамеренных случайностей.

– Как думаешь, если мы вернем мне зеленые глаза и острую грудь, ты сможешь снова полюбить меня? – спрашивает Файлин, когда Ючи помогает ей избавиться от наручников.

Вокруг кровь и смерть, а Файлин спрашивает его о любви.

– Если хочешь вернуть себе тело женщины, то верни его ради себя, а не ради моей любви, – говорит Ючи.

Файлин кивает, стирает с лица кровь одного из расчлененных силовиков и спрашивает, много ли у Ючи было женщин, пока она была бесполым манекеном.

– Меньше, чем ты думаешь, – говорит Ючи, освобождая других синергиков с человеческим сознанием.

– Тогда я смогу простить тебя, – говорит Файлин и строит планы о том, какой будет их спальня в новой квартире, куда им придется переехать после того, что случилось сегодня здесь.

Ючи не спорит. Он собирает вещи и снова пытается связаться с Кичиро. И да, из этого болота невозможно выбраться.

Глава седьмая. Электрические сны

Кейко видела сон: долгий, бесконечный сон, который, казалось, будет длиться целую жизнь… Но потом глаза открылись и Кейко увидела странных незнакомых людей. Да и глаза открыл кто-то другой… Не Кейко… Открыл глаза Кейко. Затем закрыл. И снова открыл. Веки не подчинялись ей… Все тело не подчинялось. Она была пленником своей биологической оболочки.

Как это случилось? Воспоминания путаются. Жизнь в Токио. Пара неудачных романов. Несколько случайных связей на одну ночь. Политика… Какого черта она думает о политике? Технократы стремятся к абсолютной власти, к тоталитаризму, как это случилось в северных странах. Но в северных странах партии корпократов практически отсутствуют. Фабрики и заводы принадлежат тоталитарным технократам, заполонивший мир концерн «Синергия» с трудом пробивается со своим товаром лишь в верхние эшелоны власти. Кейко слышала об этом от одного из любовников, который работал в международной коррекционной тюрьме класса «Тиктоники» на территории Севера. Да, Север всегда заявлял, что открыт для международных отношений, но дальше международных тюрем состав переговоров не зашел.

Бывшего охранника звали Эйнджи, и слушать его истории было куда интересней, чем заниматься с ним нейронным сексом – о простом сексе он не заговаривал, предпочитая посещать публичные дома, где его обслуживали биороботы, выпущенные концерном «Синергия». Кейко не возражала, особенно если учесть странные, почти извращенные наклонности, которые проявлял Эйнджи во время нейронных сеансов – пусть лучше это будут биосинтетические машины. О том, что Кейко является членом радикальной партии технологических нигилистов, Эйнджи не знал, считая их встречу в нейронной сети случайной.

Никто не принуждал Кейко к этой связи, ей просто хотелось узнать о жизни в северных странах, где технократия мутировала в нечто тоталитарно-ретроградное. Люди называли своих правителей «отцами». Правитель страны носил гордый номер «1», далее номера распределялись между второстепенными «отцами» технократических центров. Для них была зарезервирована первая сотня. Далее использовались буквенные обозначения. Так, например, «отец» самого главного технократического центра носил номер «2», а подотчетные ему «отцы», индексировались как «2-А», «2-Б», «2-В»… Ниже на политической лестнице стояли «отцы» с индексом «2-А-1», которые подчинялись «отцу» «2-А», а им уже подчинялись «отцы» «2-А-2», «2-А-3»; «2-Б-1», «2-Б-1»…

Кейко знала, что когда-то у людей Севера были имена, но потом с приходом тоталитарной технократии люди стали индексироваться согласно правительственной лестнице. Эйнджи говорил, что его коллегами были «2-Н-4-А-567» и «2-А-1-А-1484», впрочем, последний убеждал Эйнджи, что попал в «Тиктонику-18» за проступок. Себя они предпочитали называть последней цифрой. Также Север не вел контроль за рождаемостью, упразднив разрешительные родовые сертификаты, и не пускал на внутренний рынок иностранцев, если, конечно, они не хотели стать частью тоталитарной технократии – последнее озвучивалось как шутка.