Доказательство виновности - Чарлз Тодд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я никого не убивала, — хрипло проговорила она. — Пожалуйста, уходите. Прошу вас!
Выругав себя за вынужденную грубость, Ратлидж встал.
— Если вам понадобится помощь, дайте мне знать. Сейчас я должен ехать в Лондон; меня можно найти через сержанта Гибсона в Скотленд-Ярде. Обещаете, что позвоните?
Он терпеливо ждал, но она отвернулась и молчала. На ее лицо падала тень, и он не мог видеть, какие чувства она переживает. Пришлось уйти — ничего другого ему не оставалось.
Когда он возвращался к машине, Хэмиш неожиданно подал голос: «А знаешь, если бы она попыталась убить его, а вместо него прикончила другого, бывший жених наверняка помог бы ей избавиться от трупа».
Бывает, люди совершают и не такие странные поступки. И все же Ратлидж не мог себе представить Луиса Френча способным на такое. Если только он не пришел к выводу, что у него остался единственный выход.
— Тогда почему он потом пропал? — вслух спросил Ратлидж.
«Потому что раздумал жениться на той, второй девице».
Версия Хэмиша казалась слишком уж гладкой и потому не устраивала Ратлиджа. Луис Френч действительно мог избавиться от трупа, подбросив его в Челси, а затем бросить автомобиль в карьере, чтобы сбить полицию со следа. Тогда понятно, откуда на мертвеце часы Луиса Френча. Френч рассчитывал, что после окончания следствия часы — семейную реликвию — вернут законному владельцу.
Но где он сейчас? Почему не обратился в полицию с рассказом о том, как его ограбили, угнали его машину, а его оглушили и он не сразу пришел в себя?
И почему Хэмиш вдруг встал на защиту Валери Уитмен?
Ратлидж заехал к Френчам, чтобы узнать, не получала ли Агнес Френч вестей от брата.
Как он и ожидал, вестей она не получала.
Агнес язвительно заявила: — Он никогда не думает ни о ком, кроме себя. Майкл был не таким эгоистом, как Луис. Правда, родители вечно носились с Луисом из-за его припадков. Он думает, что и я буду обращаться с ним так же. Но я отказываюсь потакать его прихотям!
— Если он даст о себе знать, пожалуйста, сообщите в Скотленд-Ярд, что с ним и где он.
— Если хотите узнать о местонахождении моего брата, ищите его сами. Я не буду сторожем брату моему даже ради Скотленд-Ярда.
Ратлидж воздержался от ответа и отправился в Кембридж.
Как оказалось, клиника на окраине города, куда в свое время поместили Диаса, была небольшой частной лечебницей для душевнобольных. Подъезжая к главному корпусу, он вдруг подумал: Хауард Френч и его сын Лоренс поступили очень разумно, отправив незваного гостя в изолированную частную клинику, где его не найдут посторонние. Отсюда Диасу некуда было бежать; в Англии у него не было ни родных, ни друзей.
А может быть, ничего не подозревавшие Майкл или Луис Френч бездумно отказались платить за содержание совершенно незнакомого человека? Поэтому врач и не уведомил их, что выписывает излечившегося пациента. Если в завещании покойного Лоренса Френча не было распоряжений касательно Диаса, а сыновья ничего не знали о давнем вторжении в их дом, их поведение вполне понятно. Более того, после перенесенного инсульта Френч-старший вполне мог забыть о существовании Диаса.
Лечебница выглядела ухоженной и больше напоминала загородное поместье, чем клинику для душевнобольных; она стояла посреди красивого парка, который не портила высокая ограда. Идеальное место, в котором можно скрыть от посторонних глаз семейные проблемы. Даже король держал в лечебнице молодого принца Джона [6] до тех пор, пока о нем почти не забыли.
В таком месте почти не ожидаешь найти блудного сына португальского фермера.
Открыв дверь, Ратлидж очутился в приемной, где за небольшим, но очень красивым столом вишневого дерева сидела женщина. Она любезно поздоровалась и спросила, к кому он приехал.
— Я хочу поговорить с кем-нибудь из врачей о человеке, который раньше был вашим пациентом. Моя фамилия Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда.
Улыбка словно замерла у женщины на губах.
— Пожалуйста, подождите немного, мистер Ратлидж, — сказала она. — Сейчас я узнаю, сможет ли доктор Милтон вас принять.
Она повернулась и скрылась за дверью. Ее не было довольно долго.
Ратлидж уже собирался последовать за ней, когда она наконец вернулась, придержала дверь и пропустила в приемную пожилого человека.
— Мистер Ратлидж? Я доктор Милтон, ведущий специалист.
Они пожали друг другу руки, и доктор Милтон предложил:
— Давайте прогуляемся по парку. Так будет лучше всего. Там вы можете говорить открыто.
«Да и самому доктору там тоже будет легче», — подумал Ратлидж.
Они вышли на солнце и зашагали по дорожке.
— Насколько я понял, вас интересует кто-то из наших пациентов. У него — или у нее — неприятности с законом?
— Насколько мне известно, никаких неприятностей с законом нет. Речь идет о человеке по имени Афонсо Диас. Во всяком случае, так он назвался.
— А, понимаю… Да, я хорошо его помню. Он довольно необычный пациент.
— Вы лечили его?
— Пытался. Не знаю, удалось ли мне помочь ему. Возможно, ему просто надоело столько лет нести в себе гнев.
— Почему он гневался?
— Долго рассказывать. Мы воссоздали прошлое по его рассказам; кроме того, пришлось послать запрос в Португалию. Тамошняя полиция больше им не интересовалась. Он отбыл свой срок, и они с радостью избавились от него. По их сведениям, он учился в университете в Лиссабоне; туда его отправил с Мадейры отец. Кажется, он входил в довольно радикальную студенческую группу, и в конце концов его арестовали, судили и приговорили к тюремному заключению. В тюрьме он провел лет десять. Когда он наконец вышел на свободу, узнал, что отец, не дождавшись его возвращения на Мадейру, продал принадлежащую им землю чужакам, точнее, фирме «Френч, Френч и Трейнор». Не знаю, что пережил молодой Диас в тюрьме. Некоторые симптомы указывают на жестокое обращение. Впрочем, и его самого не назовешь тихоней. Судя по всему, он предпочитал переносить тяготы молча. Когда его освободили, он обвинял в своих бедах всех, кроме себя. Видимо, его отец разочаровался в сыне и решил, что тот не будет заниматься землей. Может быть, он был прав, потому что вскоре после освобождения сын поклялся отомстить друзьям, которые, как он считал, выдали его полиции. Его снова арестовали; ему грозил большой срок. Диас бежал на Мадейру, где узнал, как отец в его отсутствие распорядился его наследством. По-моему, отцу не хватило смелости написать сыну в тюрьму и объяснить, почему он продал землю. Может быть, отец даже боялся сына. Как бы там ни было, Диас был убежден, что Френчи обманом вынудили отца к сделке.
— И Диас ждал удобного случая отомстить Хауарду Френчу. Деду нынешнего главы семьи.
— Вот именно, — кивнул доктор Милтон. — Очевидно, к тому времени Френч-старший больше не ездил на Мадейру. Его сменил сын. Диасу не сразу удалось наскрести деньги на билет в Англию — его отец к тому времени умер, а вторая жена, на которой отец женился, пока Афонсо сидел в тюрьме, не собиралась делиться наследством с «блудным сыном». Но наконец, лет двадцать назад, Диас все же добрался до Англии, горя жаждой мести. Он был настолько поглощен своей идеей фикс, что ни о чем другом просто не думал. Причиной всех своих бед он считал Хауарда Френча, и Хауарду Френчу предстояло за это заплатить.
— Когда он приехал в Сент-Хилари, он был вооружен?
— Да, хотя сыну Хауарда удалось разоружить его еще до приезда полиции. У Диаса при себе был нож довольно зловещего вида. Его признали психически неуравновешенным и не стали судить за нападение, незаконное вторжение в частный дом и покушение на убийство. Вместо этого его доставили к нам.
— А куда он поехал, когда его освободили?
— С возрастом он ослаб, зато полюбил садоводство. В Суррее живет супружеская пара по фамилии Беннет; они взяли его к себе младшим садовником. Не думаю, что мысли о мести по-прежнему занимают его. В конце концов, и Хауард Френч, и его сын уже умерли. А Диас заслужил покой.
— Он до сих пор живет в той семье в Суррее?
— Да, конечно. Я получаю от них отчеты каждый месяц.
— Он с кем-нибудь подружился, пока был здесь?
— Я бы не сказал… Кажется, он хорошо относился к одному из своих товарищей по несчастью, но их отношения трудно назвать дружбой. Их скорее объединяло чувство, что оба они изгои, никому не нужны и общество отворачивается от них.
— Я хотел бы побеседовать с тем человеком.
— Он умер во время эпидемии инфлюэнцы. Тогда умерло довольно много наших больных. Эпидемия пронеслась по клинике, как лесной пожар, и так же быстро прошла. Многие из наших пациентов слабы не только рассудком, но и общим здоровьем; они особенно подвержены заражению.
— Больше вы ничего не можете мне рассказать об Афонсо Диасе?
— Нет. Он был странный тип. Я до конца так и не узнал его хорошенько. Во-первых, конечно, из-за языкового барьера и из-за того, что он все время лелеял убеждение, будто другие испортили ему жизнь. Правда, горечь с годами выветрилась. И его душа словно опустела. Он так ничем и не заполнил образовавшийся вакуум.