Наемники бродячих островов. Том 4 - Фэва Греховны

Ох уж эта неумелая актёрская игра…

Тишина продлилась почти минуту. Всё это время Макс рассматривал погибшего, словно пытаясь обнаружить его собственную вину в случившемся.

А в какой-то момент вспомнил уроки Кеншина: наклонился и проверил пульс. Со свёрнутой челюстью, с синей, почти чёрной, гематомой на шее и на пол лица — это было, мягко говоря, глупо… Но кто тут разбирается? Кажется, народ даже дыхание затаил, ожидая вердикта.

Ну и каким же он мог быть, после падения буквально с десятого этажа?

Сержант скорее мёртв, чем что-либо другое вообще!

Как ни странно, но, в отличии от него, бутылка пережила падение. Скорее всего потому, что мертвец так и не разжал пальцы на горлышке. Этим и обеспечил сохранность главной улики…

Рядом на корточки опустился Батя. Из-за шёпота толпы его приближение осталось незамеченным. Заспанный, в болтающихся брюках и в распахнутой стёганке на голое тело… Тем не менее, уже сжимал в зубах дымящуюся трубку. Спешка — спешкой, а привычкам не изменяет!

Или он это специально? Просто время потянул, пока закуривал. Чтобы мгновенное появление не вызвало подозрения у солдат. Вот же старый чертяка!

Вот только, ему, чтобы сделать вывод, хватило всего лишь осмотра бутыли. А вернее — обнюхивания.

— Адъютант… — ни тон, ни пауза при обращении, не предвещали спектаклю лёгкой развязки. — Почему сразу не доложили?

— Виноват, отдыхать ушёл.

Батя поморщился. Правда, непонятно от чего — от глупого оправдания или от перегара, ударившего в лицо.

— Ага, расскажи мне. Только ушёл и сразу же фатальное нарушение дисциплины? И опять ничего не видел, и не знал, да? Уважаемый, ты так всю войну проспишь!

— Никак нет! Я на самом деле уже после рассвета ушёл. Часа два назад, не больше. — Макс вытянулся по струнке, а в его голосе прозвучала неприкрытая обида.

— Да? Ну-ну. Внимание! Бойцы дежурной смены! — Батя окликнул собравшуюся толпу. — Кто последний видел своего командира? Когда это было?

В глаза сразу бросился солдат в первом ряду. Мало того, что дрожал как осиновый лист, так ещё и лицо разбито на ухнарь! Под обоими глазами мешки синяков, на губах запекшаяся кровь, усы тоже в кровищи… И ухо раздувшееся, почти чёрное. Ну явно хочет ответить за весь четвёртый взвод!

— Я… Я. Я последний видел. Наверное… — воин заикался и прерывисто кивал, как контуженный. Хотя, почему «как»? — Рассвело уж. Ага, точно рассвело.

— А с лицом у тебя что? — старый вояка нахмурился, настолько сильно его напрягли побои рядового. Тот отвечал:

— Упал! Упал, синьор капитан! На винтовой лестнице в башне.

— Точно?

— Светом клянусь! Три оборота кубарем прокатился, синьор! — боец аж глаза выпучил, подтверждая святую искренность своих слов.

— Ладно. Так, Макс! Погибшего захоронить в бездне, ритуал на усмотрение близких товарищей. Снаряжение, само-собой, снять. Перед завтраком собери общее построение. Можно не по форме.

— Слушаюсь. Есть.

* * *

Прощаться с погибшим вышла вся бригада. Даже половина дежурной смены спустилась со стен, а вторая толпилась на надвратной башне.

Не то чтобы кто-то расстроился из-за хулигана и смутьяна, и, тем более, пришёл его оплакать, да в последний путь проводить… Нет. Просто жизнь на крошечном небесном бродяге не отличалась разнообразием. Любое происшествие, хоть и похороны, воспринималось людьми с ажиотажем. Как бы кощунственно это ни звучало.

Тело сержанта завернули в его постельные принадлежности так, что открытым осталось только лицо, и вынесли в малый двор. Роль носильщиков взяли на себя солдаты Лайонела. Неизвестно откуда, но они уже успели разжиться чёрным тряпьём, благодаря чему выглядели как настоящая траурная процессия. Скорее всего, только косынки-банданы повязали именно по случаю. Остальное было вразнобой, у кого что.

Ох и Лай! Ох и выпендрёжник! Даже знамя зачем-то приволокли. Хотя, чему удивляться? Помнится, как на поминках Арканджело, он вообще умудрился напоить и склеить новоявленную вдову.

Что же до товарищей покойного сержанта, то они оказались не такими уж и товарищами. Проститься не подошли и в первых рядах тоже не показались. От начала и до окончания прощальной церемонии — прятались за спинами сослуживцев. Почти наверняка — потому что Макс постоянно находился рядом покойником.

С ритуалом пришлось импровизировать. Инициативу прочитать молитву проявил кто-то из верующих солдат. Логично было бы, чтоб это делал другой сержант, но Батя умышленно не допустил фанатиков к командным должностям.

Когда отзвучали последние просьбы к отцу Свету и к Матери бездне, усопшего понесли на мост. Вниз отправили тоже без лишних затей: уложили на самом конце опущенных врат и потянул вверх за ремни, на которых несли. Один миг и белый свёрток просто канул за край.

— Пускай бездна станет тебе вечной колыбелью. Аминь. — закончил солдат светопоклонник и его голос сразу подхватила вся бригада:

— Аминь!

* * *

Траур как начался, так и закончился. А если кто и остался в подавленном настроении, то только до общего построения. Батя, так сказать, взбодрил! Кроме погибшего сержанта, он помянул матерей, а за одно и половину родословной, каждого бойца.

И чего он с ними на словах только не делал, и какие грехи и родственные связи им не приписывал… Пока наконец не выдохся:

— Тьху! Накануне ведь про бухло объяснял! Но нет, млять! Надо нажраться так, чтобы со стены навернуться. И обязательно в наряде! Чтобы товарищам тыл обнажить и командира подставить! А если бой? Как ты, дурак пьяный, руководить и драться будешь?! Сержанты, мать вашу итить! В первую очередь — это вас касается!

Переведя дух, командир сбавил градус. А за одно и перешёл с прямой ругани на нейтральные возмущения:

— Нашёл ты самогон во время пристани? Хватило тебе ума мимо офицеров бутылку в крепость пронести? Добре, молодец! Все всё понимают, никто тебя за это наказывать не станет. Ну так и сам тоже по-людски отнесись! С умом пей! Вот объясните мне старому, может я не понимаю чего-то? Какое удовольствие заливаться так, чтобы ноги не держали? Или вот ещё было — нажрался перед отбоем и спать лёг. Тебе ж, мать твою, погано будет! Зачем ты это делаешь?! Пить надо в меру и в удовольствие! А не так, чтобы на двор потом полночи бегать и курам в кормушку стругать! Да-да, боец, видал я тебя на той неделе! Ото ж, а теперь глаза прячешь. Так. Я не понял…

Батя внезапно посерьёзнел и уставился на пристыженного солдата. Тот действительно прятался внутри строя. Однако, дело было не в стыде, а в огромной гематоме на щеке:

— Ты из какого подразделения такой