Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - Сергей Беляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предметом исследования Финкельштейна был украинский антисемитизм, однако песня о Гале уводит нас гораздо дальше этой проблемы.
В самом деле, невозможно доказать, будто одна нация отличается большей жестокостью, а другая – меньшей. Всё меняется, и народ, еще недавно воинственный и грозный, становится мирным, толерантным. Иван Котляревский в своей поэме сравнивал французов с собаками, агрессивными и злыми. Это неудивительно, ведь первое издание его «Энеиды» появилось в разгар Великой Французской революции и в самый канун Наполеоновских войн. Немцы в это время были «сонными михелями», за исключением, быть может, пруссаков, еще помнивших блеск шпаги Фридриха Великого. Со временем эти народы как будто поменяются местами. Немцы будут расширять «жизненное пространство», а французы после 1918 года – стремиться избежать войны, предпочитая ей даже оккупацию и национальный позор в 1940 году.
Украинская нация, столь страшная во времена Хмельницкого, в первой половине XIX века отличалась миролюбием, некоторой пассивностью и «глубоким спокойствием», которое так удивляло молодых украинских ученых и писателей, хорошо знавших славную историю своего народа. Но бандуристы, кобзари и простые мужики, передававшие из уст в уста предания о козаках и гайдамаках, хранили память о героическом и кровавом прошлом. Страшные сказки и «былички» позволяли догадываться, что мирные гречкосеи и хлеборобы способны на подвиги и преступления, вполне достойные своих грозных предков. Неслучайно вскоре после похорон Тараса Шевченко возникла легенда, будто в его могиле закопаны гайдамацкие ножи «для истребления панов-ляхов»[429]. Когда настанет время, их откопают и пустят в дело. Так что вряд ли могут быть сомнения, что между исторической судьбой нации и особенностями ее фольклора есть сложная, нелинейная, но все-таки заметная наблюдателю связь.
Часть IV
Незалежность
Незалежность
Была когда-нибудь Украина в самом деле самостийной и незалежной? Когда вообще появилась украинская государственность? На эти вопросы не ответить одной строчкой, одной фразой. Автор «Истории русов» говорил о былой государственности своего народа как о факте общеизвестном и сомнений не вызывавшем: «…известно всему свету, что народ Рускiй с своими Козаками был сначала народом самодержавным, т.е. от самого себя зависимым, под правлением Князей своих Самодержцев»[430]. Народом «рускiм» автор называет именно украинцев или их предков, а под князьями-«самодержцами» понимает князей Киевской Руси.
Киевская Русь, как мы сейчас знаем, была не «империей Рюриковичей» и не феодальным королевством. Она представляла собой мир маленьких и относительно больших княжеств-волостей, напоминавших греческие полисы или общины-государства Древнего Шумера. Власть там принадлежала народному собранию (вече), совету знати (дружине, потом старшей дружине – боярам) и князю, который был не самодержцем, не деспотом, а должностным лицом. Монгольское нашествие уничтожило этот мир, а литовские князья, к середине XIV века легко завоевавшие почти всю Западную Русь, положили конец и древнему общерусскому единству.
Судьбы восточных и западных русских разошлись на несколько веков, те и другие утратили государственность. Возвращали они ее себе по-разному, в совершенно разных исторических обстоятельствах.
Северная и Восточная Русь, освободившись от власти Орды, превратилась в сильное и воинственное православное царство, где власть государя была велика и священна. Авторитет московского оружия стоял высоко: «Вследствие столь многочисленных походов и славных деяний имя московитов стало предметом великих страхов для всех соседних народов…»[431] – писал Сигизмунд Герберштейн.
Военная сила подкреплялась и династическими претензиями московских великих князей на западнорусское наследие Рюриковичей. Память о былом единстве Руси Московской и Руси Литовской не исчезала.
На Западной Руси всё было иначе. Галицию и западную Подолию завоевал польский король Казимир Великий. На восточную Подолию, Волынь и Поднепровье распространилась власть литовских князей. Но что это была за власть? Великое княжество Литовское – огромное государство, где литовцы составляли ничтожное меньшинство. Подданные Гедимина, Ольгерда, Витовта – православные русичи – были многочисленнее, богаче, историк XIX века сказал бы, что и культурнее литовцев. Однако мы знаем, что национальные культуры бессмысленно делить на развитые и примитивные, прогрессивные и отсталые, поэтому не станем так судить о культурах литовской и западнорусской.
Другое дело, что у воинственных литовцев в XIV веке не было даже своей письменности, а литовское язычество уже становилось анахронизмом. Поэтому не удивительно, что в новом государстве и при дворе великого князя, и в делопроизводстве, и в суде господствовал западнорусский язык. Даже Статут Великого княжества Литовского (Литовский статут) – свод законов, составленный в начале XVI века, – был написан на западнорусском языке и только позднее переведен на латынь.
Литовцы уже в XIV веке всё больше оставляли культ Перкунаса и Жемины, переходили в христианство, вслед за Владиславом Ягайло становились католиками или православными. Нередко и переходили из одной веры в другую. Великий князь Свидригайло Ольгердович был крещен сначала по обряду православному, а затем по католическому. Его предшественник, великий князь Витовт Кейстутович, крестился три раза: один раз в православие и дважды в католичество.
Власть над землями Киевщины и Волыни была в руках удельных князей, русифицированных Гедиминовичей, а позднее перешла к богатым и влиятельным землевладельцам, которые возводили свои родословные не только к Гедимину, но и к Рюрику или к литовским и русским боярам. Некоторые вели себя как правители суверенных государств. Так, Владимир Ольгердович (XIV век) чеканил собственную монету и велел именовать себя «Божией милостью князем Киевским»[432]. Константин Острожский (XVI век) мог собрать армию в 15 000 человек, где были и панцирная конница, и козаки, и татары, и даже наемная венгерская или немецкая пехота. Для сравнения, кварцяное (наемное) войско, охранявшее границы Польши от татар, насчитывало до 6 000 человек[433]. В могуществе с Острожскими могли сравниться Вишневецкие, Чарторыйские, Корецкие, Сангушки.
Великий князь был далеко, а настоящая власть, с которой простые жители западнорусских (украинских) земель сталкивались каждый день, находилась в руках православных «русских» панов.
После Люблинской унии власть над Поднепровьем и Волынью перешла от Литвы к Польше. И православная знать понимала унию с Польшей как объединение «вольных с вольными, равных с равными». Должны были сохраняться и Литовский статут, и все местные обычаи, и язык делопроизводства. Не только судебные дела, но даже переписку коронной (то есть королевской) канцелярии с Волынским, Киевским, Брацлавским воеводствами следовало вести «на вечные времена не каким-то другим, а только лишь руським письмом»[434].
Правда, реальность окажется совсем не такой, как надеялись западнорусские паны. Полонизация аристократии, ее переход в католичество превратит вольных православных русинов в угнетенное большинство, которое после Брестской унии попытаются лишить даже веры предков. Западнорусская государственность не была ликвидирована одним ударом, а исчезла, истаяла, как лед весной. Ее возродят только козаки Богдана Хмельницкого.
Сначала они не будут отрицать право польского короля на власть над ними. Король – священная фигура, поэтому и старши́на, и простые козаки относились к нему с величайшим почтением. Сами поляки удивлялись этому почтению, иронизировали над простодушными козаками, для которых король-католик вроде Владислава Вазы или даже Яна-Казимира (бывшего иезуита и кардинала) был законным государем, «заступником» и «благодетелем».
«Смиренно повергаем к стопам вашего величества нашу верность, подданство и казацкую нашу службу. <…> только на Господа Бога, да на милосердие вашего величества полагаем надежду»[435], – писал Богдан Хмельницкий королю Владиславу. Это послание было отправлено после блистательной победы козаков под Корсунем и адресовано королю, которого уже не было в живых. Война в разгаре, но Хмельницкий и всё его казачье войско воюют не с королем, а с панами. Королю же служить готовы. Это не лицемерие и не одна лишь дипломатическая уловка. Козаки желали избавить свою страну от ненавистных им поляков, уничтожить унию, которую считали врагом православия, взять власть над украинскими землями в свои руки, но еще долго не покушались на законную власть короля. Когда же стало ясно, что договориться с поляками трудно, то начали искать покровительство других великих государей: султана турецкого, царя московского. И гетман Войска Запорожского будет писать уже царю Алексею Михайловичу:
