Даль весенняя - Евгений Павлович Молостов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лев Федорович, видимо, из-за неудавшейся семейной жизни, много пил. Не раз его отправляли в ЛТП на излечение от вина. Но это не помогало. Он много читал. Знал многих поэтов и ко многим относился критически. Ругал их бездарями. Писать начал рано, но рассказы его не печатали. И лишь в начале 1993 года с помощью спонсора выходят в свет его «Вариант окончания неоконченной повести М.Ю. Лермонтова “Штосс”» и некоторые новеллы тиражом в 5000 экземпляров.
В конце своей жизни он перенес трагедию. Однажды приехал из Москвы и вместо своего дома увидал одни головешки. Ночью сгорели жена и младшая дочь, 12-летняя Ирина. Родители у него были пьющие. Давно уже скончались. Теперь из родственников в живых осталась одна дочь Светлана.
Планы у Льва Федоровича были большие. Хотел заняться драматическими произведениями. В последний раз уехал в Москву и там устроился в один театр рабочим, чтобы поближе быть с артистами. Был знаком с Чурсиной и другими. Ходил к Ираклию Андроникову, хотел поговорить по поводу поэта Лермонтова, да и заодно попросить деньжат, хоть на хлеб. Но дома его не застал. Дочь Ираклия Андроникова дала ему 20 копеек. На них он купил кружку пива.
Лев Федорович умер в Москве в 1994 году. Его там и кремировали.
Он у меня в мае 1993 года с нашим общим товарищем Федором Ивановичем строил садовый домик.
Роста он был выше среднего, худощавый, физически развитый, крепкий. Начитан, смекалист, разговорчивый, грубоватый. Но мы с ним сразу нашли общий язык. Он мне напоминал горьковского босяка Челкаша. Ему стихи мои нравились. Но очень ругал меня, что я посвятил стихотворение Расулу Гамзатову, считая его «заевшимся». Он вообще всех критиковал, не только наших нижегородских поэтов и писателей. На всех был злой, потому что его не печатали, а значит, и не признавали. Мне он подарил свою книгу с надписью: «Собрату по перу Евгению с пожеланием быстрейшей публикации дарит автор свою книгу. То, что публикация произойдет поздно, — это хорошо! Быстро созревают примитивные организмы». Лев Цапурин. 25.05.1993 год.
Вот таким был Лев Федорович Цапурин.
Рецензия
Первое впечатление при прочтении повести М.Ю. Лермонтова «У граф. В. был музыкальный вечер…» и законченной Львом Цапуриным вызывает ощущение, что повесть написана одним лицом, а именно М.Ю. Лермонтовым; даже не верится, как это удалось нашему современнику постигнуть стиль и язык, присущие эпохе М.Ю. Лермонтова. Несомненно одно — это в полной мере удалось Л. Цапурину. Не буду обсуждать, как бы закончил М.Ю. Лермонтов свою повесть, с каким развитием сюжета и с какой концовкой, об этом можно бесконечно гадать и спорить, но главное условие М.Ю. Лермонтова выполнено — «что началось необыкновенным образом, тем должно и кончиться» — и это удалось Льву Цапурину.
Повесть читается с интересом, можно сказать — на одном дыхании, читатели от прочтения получают огромное удовольствие.
Другие рассказы Льва Цапурина, на мой взгляд, слабее предыдущей повести, наблюдается некоторая шероховатость в языке, употребление избитых сравнений, но тем не менее они читаются с интересом.
Рассказы Льва Цапурина можно рекомендовать к изданию для выхода на массового читателя.
Константин Проймин. Член СП.
3 октября 1992 г.
Ниже надпись Льва Федоровича Цапурина на своей книжке «Вариант окончания неоконченной повести М.Ю. Лермонтова “Штосс”». Федору Ивановичу, который хотел написать книжку о своей жизни.
Другу Федору от друга и автора этой книжки!
Федор! Если ты хочешь окунуться в это проклятое море искусства, то нужно бросить все: работу и личную жизнь, забыть о сытости, забыть об одежде, забыть обо всем!!!
При всем при этом результат твоих исканий неизвестен и, если даже предположить, что ты чего-то добьешься, то верь мне, тебя ждет не слава и почести, а ненависть и злобное шипение окружающих тебя людей. Все полезут с критикой и никто не скажет доброго слова.
Вот так-то, мой друг!
Л.Ф. Цапурин
12.04.1993 год
О национальной гордости
Нисколько не умаляя достоинств романа-анекдота В. Войновича «Приключения Чонкина», я хочу заметить одно, что принцип построения романа-анекдота не нов, а является перепевом с другого романа — «Путешествие Эраста Крутолобова», написанного в прошлом веке и тоже в так называемый застойный или реакционный период, только вместо самолета там с неба падает воздушный шар.
Россия! Вместо того, чтобы тебя по-настоящему прославлять и возвеличивать, сколько всевозможных людишек на твоем горе и несчастии строят свое личное благополучие, да еще с претензией на некую «гениальность».
Цапурин Лев Федорович
Казачка из Красного Оселка
В 1986 году я приехал к большому нашему поэту Федору Григорьевичу Сухову в его засугробленный Красный Оселок со своими стихами. Он внимательно прочитал их и положил в сторону. Стали с ним чай пить, разговаривать о только что начавшейся перестройке. А когда пришла его жена Мария Арсентьевна Сухорукова, он взял мои листы и сказал ей: «Отбери, пожалуйста, из этих стихотворений с пяток для напечатания в газете, а я напишу вводку».
Мне стало ясно, что Федор Григорьевич очень доверяет своей жене и дорожит ее мнением.
За чаем между разговорами зазвучали и поэтические строки. Читала Сухорукова:
«Брожу в лесу, листвой шурша,
Стволов касаясь,
И проясняется душа,
Пред Богом каясь.
Слегка береза шелестит,
Вся в серебринках,
И бабье лето к нам летит
На паутинках».
Мария Арсентьевна родилась на хуторе Ярыжки Волгоградской области, на бывшей земле области Войска Донского, в свободолюбивой казачьей среде. Окончила историко-филологический факультет пединститута. Стихи писала с детства, первое опубликовала в 14 лет в журнале «Пионер».
При волгоградской писательской организации она посещала поэтическую студию уже тогда известного российского поэта Федора Сухова, в то время жившего в Волгограде. Поэтический дар Марии Сухоруковой Федор Григорьевич заметил, еще когда она присылала свои стихи в газету «Волгоградская правда», где он работал литсотрудником. После института Мария Арсентьевна преподавала русский язык и
