Каин: Антигерой или герой нашего времени? - Валерий Замыслов

— Наслышаны, Лукич, покоя от него нет, — хмуро высказал Каин, а на душе его будто серебряный колокольчик заиграл. Вот она — покатилась слава по всей Руси. Покатилась!

Честолюбие с небывалой силой охватило Ивана, но он с замкнутым (для старосты) лицом распрощался с ним и направился к речке Маслянке — глянуть на живительные источники. Возле одного родника какой-то человек (дворянского виду) покрикивал на кучера, набирающего в ведерную стеклянную бутыль целебную воду:

— Мимо не лей, чурбан! Вода денежек стоит.

Подле источника стояла довольно богатая карета, а возле кучера — дюжий мужчина в сером сюртуке и с большой деревянной «пошлинной» кружкой, имевшую прорезь для проталкивания монеты.

Каин наблюдал в сторонке. Он не стал вступать в разговор с покупателем воды, а когда тот, заплатив пошлину, поехал к городу, Иван подошел к сборщику дани.

— И многие за водой наезжают, братец?

Сборщик кинул внимательный взгляд на незнакомого «купца», и неспешно ответил:

— Хватает, ваше степенство. Сей водицы цены нет. Никак, тоже намерены подлечиться?

— Есть такое желание… А те, что издалека наезжают, пологу в городе живут?

— По-разному, ваше степенство. Бывает, недели две, а некоторые и до зимы здесь обретаются.

— Живут в Гостином дворе?

— И здесь по-разному, ваше степенство. Многие стараются комнату, а то и весь дом снять.

— А куда ж хозяева?

— Хозяева? — усмехнулся сборщик. — За хорошие деньги рады и в сараюшке перебиться. Один житель даже в курятник ушел. Никак, замес-то петуха будет, хе-хе… Сами-то, ваше степенство, надолго к нам? Могу доброе местечко подсказать.

— Сделай милость.

— А чего же не сделать, коль алтына не пожалеешь.

— Ушлый ты мужик, своего не упустишь. Держи два алтына.

— Сразу видно солидного купца. Благодарствую… На Покровской улице, четвертый дом от храма, спросить купчиху Евдокию Семеновну Ножкину.

— Вдова?

— Сметливый вы, ваше степенство. И всего-то четыре года с мужем пожила, — словоохотливо рассказывал сборщик, — а тут напасть приключилась. Поехал супруг на расшиве хлеб в Ярославль продавать да угодил под разбойные струги Мишки Зари, что на Волге промышляет. Гаркнул он работным людям: «Сарынь на кичку»[101] — и нет купца.

— Не повезло Евдокии.

— Это как взглянуть, ваше степенство. Занятная бабенка, пригожая, мужики к ней липнут, но Евдокия — женщина с разбором, многим от ворот поворот.

— Дети есть?

— Бог не дал. Супруг-то ее квелым был, без перца. Народ языки чешет, что купец не мог свою роскошную кралю ублажить.

К источнику подошел новый покупатель целебной воды, и Иван вернулся к Ямской слободе. В голове его созрела новый любопытная наметка.

Дом у Еремея крепкий, просторный, в два этажа. Нижний — каменный, верхний — из кондовой сосны. В семье, кроме супруги, два сына и три дочери на выданье. Девки ядреные, щедротелые, в самой цветущей поре.

Иван как-то спросил:

— Аль женихов в Кашине нет, Еремей Лукич?

Еремей поскреб кудлатый затылок пятерней.

— Да как тебе сказать, ваше степенство. Женихи, конечно, есть, но не первого сорта. За голь не хочу выдавать, а купцам да всяким городским чинам ровня нужна. Вот тут и покумекаешь… Сам-то, небось, оженок?[102]

— Не угадал, Лукич. Добрую жену взять — не вожжей хлестнуть, приглядеться надо.

— Приглядись, ваше степенство. Бывает, возьмешь неровню, а она клад.

— Бывает, — ухмыльнулся Каин, поняв намек старосты.

Братве же Иван строго настрого наказал:

— В Кашине — никакого грабежа. Здесь гопников не знают. Стоит нам заняться разбоем, как слух долетит до Москвы, и прощай покойная жизнь. Забудьте наши имена и клички. Отдыхайте, пейте минеральную водичку, интересуйтесь хлебными ценами. К дочерям хозяина не приставать, воровским языком не трепаться, иначе каждый сразу уяснит, что за люд в Кашин прибыл. Кормежка — в трактире, но чарка — в меру, не упиваться до чертиков, ибо мы степенные купцы. Тот, кто мой наказ преступит — будет изгнан с позором.

— Плотником заделаешь? — ощерился Зуб.

— И заделаем, коль того будешь достоин.

— Так что же нам тут один квас лакать? — с прокислым лицом спросил Легат.

— Тебе что, уши заложило? Дважды повторять не люблю, я все сказал.

Каин как всегда говорил твердо, не терпящим возражений языком. Не каждому из братвы это приходилось по нраву, и все же никто не переходил в ропот, так как все уже давно убедились (особенно по Ярославлю), что вожак всегда говорит толковые вещи, и что всегда его планы по тому или иному грабежу были на редкость удачны, а посему приходилось терпеть его крутые наказы.

На другой же день, подгоняемый своей новой затеей, Каин направился на Покровскую улицу, дабы встретиться с купчихой Евдокией Ножкиной. Дом ее выглядел весело, нарядно, срублен в виде хором с башенками, кокошниками и резными петухами.

— Извольте спросить, милейший. Принимает ли госпожа Ножкина?

Привратник, увидев перед собой молодого купца в черном сюртуке тонкого сукна и в бархатной жилетке с золотой цепочкой, учтиво спросил:

— Как прикажете доложить, ваша милость?

— Московский купец Василий Егорыч Корчагин.

— Доложу, ваша милость, а уж там, как моя сударыня сызволит. Ждите.

Сударыня «сызволила» принять.

«А теперь, — подумалось Ивану, — все будет зависеть, от того, как мне удастся сыграть новую роль».

Умение перевоплощаться — своеобразный, редкий дар Каина, который позволял ему разговаривать в любом обществе, с людьми разных сословий[103] на их языке. Каин в который раз благодарил бывшего камердинера Филатьева, происходившего из дворянской среды.

Внешний вид нарядных хором далеко не соответствовал внутреннему убранству комнат, ибо в них ничего не напоминало на роскошную обстановку, свойственную богатым купцам. Все выглядело простенько без затей, лишь кабинет купчихи был более менее украшен приличной мебелью, красивыми обоями и бледно-розовыми кисейными шторами.

Что же касается хозяйки, то она превзошла все ожидания Каина. Это была довольно красивая женщина лет двадцати пяти, с волнистыми соломенными волосами и светло-голубыми глазами, которые излучали насмешливую задоринку, свойственную веселым, шаловливым женщинам.

— Присаживайтесь в кресло, милостивый государь, — внимательно поглядев на гостя, мягко произнесла купчиха. Сама же она расположилась на кушетке, обтянутой шагреневой кожей.

— Благодарю вас, сударыня. Мое воображение оказалось слишком скудным. Я и представить себе не мог, что увижу такую привлекательную даму.

Евдокия Семеновна улыбнулась краешками полных карминовых губ. Она привыкла к восторженно-хвалебным словам поклонников. Любопытно, что будет говорить дальше этот молодой купец, который представился Василием Егоровичем Корчагиным.

(К сведению читателей скажем, что Евдокия Семеновна на редкость для купеческой среды) была довольно образованной женщиной и всеми силами старалась походить на дворянку, что подтверждали и открытая крышка фортепьяно, на котором стояли ноты в специальной подставке и фижмы[104]).

— Ваша фамилия довольно известная. Ваш батюшка, как мне известно, широко торговал хлебом, поэтому и вы, как я полагаю, приехали не только на воды, сударь?

— Вы правы, сударыня. Без хлеба я из Кашина не уеду.

— Но вас привели в город не только торговые дела?

— Вы правы, сударыня. Прельстили и ваши знаменитые кашинские источники.

Евдокия сверкнула игривой белозубой улыбкой.

— И это говорите вы? Молодой, крепкого сложения мужчина? Ваши слова я принимаю за шутку.

Иван в свою очередь так же улыбнулся.

— На здоровье я и впрямь не жалуюсь, сударыня, но ваши воды настолько хороши, что грех ими не воспользоваться. Сегодня я видел, как воды закупал весьма почтенный человек, приехавший в богатом экипаже. Похоже кто-то из дворян.

— Ничего удивительного. Дворяне из Твери, Москвы и других городов стали в Кашине частыми гостями. Экипажи же их действительно хороши. Сказка!

Последние слова Евдокии не остались без внимания Каина. Купчиха явно завидует и, несомненно, мечтает о роскоши. Это ее слабое место, которое и нужно употребить.

— Сказку не так сложно претворить в жизнь, особенно при вашей замечательной наружности, любезная Евдокия Семеновна.

— Вы намекаете на богатого селадона, Василий Егорович?

Иван некоторое время помолчал, ибо он не знал, что означает иноземное слово «селадон», но интуитивно догадался, что сие близко к бабнику.

— Разумеется, может и дамский угодник подарить сногсшибательную тройку и шикарную карету.

— Увы, Василий Егорович, Каширин — не Москва. Здесь виверов днем с огнем не разыщешь.