Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и его собаки Альмы - Александр Полещук

Потоки беженцев, словно полые воды, затопили дороги. И всюду, куда бы ни приходили люди, их обгоняли черные мотоциклы передовых немецких частей. Костлявый гость — голод пришел в каждую семью, в каждый дом. Вновь, как и в былые времена кайзеровской оккупации, застучали по улицам Бельгии деревянные башмаки голодных рабочих, а мимо них потянулись транспорты грузовиков, наполненных награбленным добром Франции и Бельгии. Брюссель превратился в город развлечении для гитлеровских офицеров и солдат, переполнявших кафе и рестораны замершего, настороженного города.

В жаркий июньский день прямо по тротуару к моему дому подъехала огромная штабная машина.

— Какой-то «Мерседес-Бенц», — сказал мой сын Ян, высовываясь из окна. — Они к нам, папа!

Я не пошевельнулся, когда комната наполнилась гитлеровскими офицерами.

— Вот он! — раздался громкий голос одного из них. — Карл, дорогой Карл! Неужели ты не помнишь меня?

Я всмотрелся в тучного немецкого капитана. Его упитанное лицо показалось мне знакомым.

— Ну, маг и алхимик, неужели не узнаешь?

— Вольфганг? Матерн! — вскрикнул я, узнав своего товарища по лицею.

— Господа, — обратился Матерн к присутствующим, — я хочу представить вам своего старинного друга и приятеля Карла Меканикуса!.. (Офицеры поклонились мне.) Вы свободны, я приду в штаб часа через два.

Офицеры ушли. Внизу раздался шум мотора. И мы остались с Вольфгангом с глазу на глаз.

— Ну, как же ты живешь, Карл? — говорил Вольфганг, выкладывая на стол пакеты со снедью. (Высокий и жилистый солдат, видимо его денщик, принес ящик с вином.) — Ты что-то не рад моему приходу? Карл, Карл, какое счастье для тебя, что я был в частях, занявших Динан! Какое счастье! Ты теперь ни в чем не будешь нуждаться…

— Вот мой сын! — сказал я Вольфгангу, показав на вошедшего в комнату Яна.

— Он чудесный малый! — закричал Матерн, фамильярно обнимая Яна. — Чудесный! Настоящая белокурая бестия! Он совсем не похож на тебя, Карл, и на твоего отца! В нем нет ничего «алхимического»… Он, конечно, фламенган[28]! Я не сомневаюсь в этом!.. Бедный Карл, — продолжал Матерн, раскупоривая бутылку вина, — бедный Карл, сколько тебе пришлось вытерпеть из-за своего фламандского происхождения[29], тебе, истинному немцу! Но теперь это уже позади… Мы в Германии были невероятно возмущены, когда узнали, с какими трудностями тебе досталась кафедра в Льежском университете. Но теперь мы покажем этим валлонским выродкам, покажем, на чьей земле они живут! Мы вспомним древний, как эта земля, клич брюггской заутрени: «Щит и друг! Щит и друг!»

Матерн встал, провозглашая клич, с которым во время религиозных войн ремесленники Брюгге в одно утро вырезали всех горожан, говорящих на французском языке. Ян поставил свой бокал на стол и направился к двери.

— Он спешит на работу, — сказал я, стараясь отвести от Яна подозрение. — Он работает на станции, нам ведь нечем жить…

Но Ян все испортил.

— У меня много друзей валлонов! — сказал он, обернувшись к двери. — И времена средневековья прошли, господин капитан.

— Дурное воспитание!.. — проворчал Матерн. — Но, Карл, поверь, проснется расовое самосознание — и этот чертенок себя еще покажет настоящим солдатом германской армии…

— Как, разве?.. Неужели вы будете призывать бельгийцев?

— Не всех, нет, нет, только полноценных, мой дорогой! Отныне фламандцы под особой защитой немецкого оружия. Мы восстановим их привилегии. И никакому выродку французишке не позволим командовать людьми германской крови! Но ты никак не можешь развеселиться, Карл. А-а, понимаю, понимаю. У тебя нет денег… Эдвин!.. — позвал он своего денщика. — Эдвин, принеси немного денег из чемодана. Ну, тысяч пятьдесят, сто… Выполняй!

И Эдвин принес деньги в полах кителя, как носят хозяйки свежеснесенные яйца. Десятки пачек, по нескольку тысяч в каждой, выстроились на столе между консервными банками и бутылками вина. Вольфганг был в восторге.

— Вот они, вот они! — говорил он, с треском распечатывая пачку. — Это все тебе, Карл! Конечно, это более приятная форма сочувствия, чем слова. Да, друг познается «аморе, море, оре, ре…» Только это я и помню из лицейской латыни, Карл. Любовью, нравом, словом, делом познается друг. Как это правильно!

Я взял одну ассигнацию и с удивлением ее рассматривал.

— Но, Вольфганг, — сказал я, — это не наши деньги!

— Карл, ну неужели я стал бы тебя обманывать! Ты обижаешь меня.

— Но таких денег я не видел!

— Следовательно, ты еще не видел денег вообще. Это оккупационные марки, Карл. И за каждую марку ты получишь десять бельгийских франков короля Леопольда!

Признаться, в этот вечер я составил компанию Вольфгангу. Мы вспоминали прежних друзей и юношеские проказы, я быстро охмелел и смеялся солдатским шуткам Вольфганга. Мое веселье было проникнуто нервозностью. Ужасные события последних недель, неопределенность, непрестанный страх, страх перед летящими над головами бомбардировщиками Геринга, перед марширующими по улицам солдатами, перед какими-то дикими распоряжениями и приказами немецких комендантов… И вдруг передо мной сидит гитлеровский офицер, один вид которого внушает моим соседям страх, и это совсем не офицер, это же мой Вольфганг, мой товарищ, школьный товарищ! Что он такое рассказывает? А, это действительно смешно!..

Часть пути к Динану Вольфганг ехал в большом грузовике, в котором была установлена машина, печатающая оккупационные марки. Они печатали их день и ночь, а к ним то и дело подъезжали офицеры связи и забирали свежие пачки для своих солдат. Это действительно смешно! Люди должны трудиться, в поте лица своего зарабатывать хлеб насущный, профессора толкуют об экономике, министры разглагольствуют в парламенте о бюджете, а здесь… хлоп — и сто марок, хлоп, хлоп — и тысяча… Да, Вольфганг прав и в отношении фламандцев. Нам было труднее получить работу, чем валлонам. Еще бы, у валлонов покровителем выступала победительница в прошлой войне — Франция, а у нас сейчас Германия. И Германия сильнее Франции, сильнее! Превыше всего Германия! Как это Матерн сказал? Танки вперед, артиллерию назад, авиацию наверх! Дейтчланд, дейтчланд убераллес!..

Утром я проснулся и не сразу мог понять, что произошло.

Я оторвал голову от стола. Лицо было в чем-то липком. А-а, это вино… Бутылки подрагивали на столе в такт грохоту проезжающих по улице танков. Да, приехал Вольфганг, деньги… Сколько их!

— Ян! — позвал я. — Ян, иди сюда!

Мне никто не ответил. Я прошел в комнату сына. Его кровать была застелена. На часах было шесть утра. Значит, он не приходил домой. Это из-за того, что я принял Вольфганга. Не мог же я указать ему на дверь! Ведь он мой школьный товарищ, мой друг… Но он пришел сюда не как мой друг… Неужели Ян не понимает? Ну, я позволил ему сделать мне сюрприз. Ему ведь также здесь должно быть не по себе, хотя он никогда не отличался щепетильностью… Но где же Ян? Он обиделся, мой мальчик, он не ожидал от меня, что я сяду с германским офицером пить вино. А ведь нужно как-то приспосабливаться — я маленький человек… Кто-то хлопнул дверью? Это Ян, это конечно Ян!