О Ленине, Сталине и «православных коммунистах» - Елена Зубова

Для ГПУ, под чьим руководством проводилась кампания ограбления Церкви, послание патриарха стало чуть ли не подарком. Эту «тяжкую улику» ему потом предъявили как главное доказательство его вины. Его обвинили в подстрекательстве к вооруженным столкновениям и кровопролитию. За все эксцессы, происходившие во время обирания храмов властями, за намеренную вульгарность большевиков, врывавшихся в церкви с оружием, осквернявших алтари, плевавших на религиозные чувства прихожан, за естественное негодование православных на эту дикость и попытки не допустить варварства – за все это пришлось вскоре Святейшему держать ответ.

Комиссии по изъятию встречали у храмов толпы людей, и зачастую православные были настроены решительно. Вооруженные дубинами и камнями или вовсе безоружные они не пускали уполномоченных в церкви, разгоняли комиссии. Даже в областях, пораженных голодом, далеко не все крестьяне одобряли разорение храмов. Мало где верили, что церковное золото и серебро действительно пойдут на хлеб для голодающих, а не на сытую жизнь партийного начальства и его обслуги, на спецпайки чекистов и комиссарской охраны, на «особые» нужды ГПУ. Вызванные для помощи реквизиторам отряды милиции и красноармейцев открывали огонь на поражение. Лилась кровь, в тюрьмах ждали суда арестованные «зачинщики». Самое крупное столкновение произошло в марте в городе Шуе Иваново-Вознесенской губернии. Колокол бил в набат, в конную милицию летели камни и поленья, люди с кольями шли на винтовки растерянных солдат. На подмогу приехали пулеметчики, дали очередь. Перед церковью остались лежать несколько убитых и десятки раненых. Комиссия приступила к потрошению храма…

Но ответственность за подобные стычки лежала, разумеется, не на патриархе. (Хотя некоторые специалисты по церковному праву и пытались позднее найти долю его вины в послании, запрещавшем добровольно отдавать из храмов освященные предметы.) Даже предвидя возможность столкновений, святитель Тихон ни единого слова не мог бы изменить в том обращении. Назвать все своими именами повелевали ему и долг главы Церкви, и христианская совесть. О физическом же сопротивлении в послании нет ни полслова, ни намека. Власть вольна творить что ей угодно, но не дело христианина распалять себя злобой и точить против этой власти нож. Во-первых, христианин должен хранить в душе мир и чистоту, а во-вторых, не поможет и нож. Уже после того, как прогремели события в Шуе, патриарх Тихон стал готовить послание к архиереям (оно осталось незавершенным). В нем он предостерегает от повторения случившегося: «Едва ли нужно напоминать, что все подобные действия, как противные духу христианского учения, и всякое подстрекательство к ним я категорически осуждаю».

Впрочем, и сами большевики допускать повторения шуйского бунта не собирались – был большой риск, что подобные события откликнутся в масштабах всей страны. Центральная комиссия по изъятию, возглавляемая Троцким, пошла на уступки православным. Например, «особо чтимые предметы» разрешили заменять равноценным количеством драгоценного металла. Но все уступки были крохотными, да и в скором времени свелись почти на нет, ничего не изменив в общей ситуации. Главным же козырем власти стал ленинский план.

Шуйское кровопролитие своеобразно отозвалось в воспаленном воображении вождя революции. Ему представился коварный заговор «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства», которое «совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент… Очевидно, что на секретных совещаниях… этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе – лишь одно из проявлений…» Близкий уже к параличу, глава советского государства не мыслил себя вне политической борьбы, а политическую борьбу – без «секретных совещаний» и «решающих сражений». В отношении Церкви он, однако, что-то напутал. Даже с окончанием Гражданской войны связь патриарха с архиереями на местах была сильно затруднена. Священный Синод и Высшее церковное управление сократились до нескольких человек – остальные были в эмиграции, в тюрьмах или убиты. Владыка Тихон управлял Церковью фактически один с немногочисленными помощниками и советниками. «Секретные совещания» было просто не с кем проводить. Зато на заседаниях большевистского Политбюро тайн хватало. 19 марта Ленин адресовал всем его членам строго секретное письмо, с которого запретил снимать даже копии. Запал ненависти и степень кровожадности вождя революции, явленные этим письмом, поражают даже сейчас, спустя почти век после тех событий. «…Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий… Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим… закончился не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности… Москвы и нескольких других духовных центров… Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше…» Уделено внимание и главе Церкви: «Самого патриарха Тихона… целесообразно нам не трогать (временно. – Прим. авт.), хотя он, несомненно, стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы…»

Ознакомившись с этими мыслями вождя, члены Политбюро собрались в конце марта на очередное заседание. Итог заседания: «Арест Синода и патриарха признать необходимым, но не сейчас… Шуйских коноводов расстрелять… Поставить процесс попов за расхищение церковных ценностей (за попытки спасти храмовые святыни от разграбления властью. – Прим. авт.)… Печати взять бешеный тон… Приступить к изъятию по всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей».

В том же секретном письме Ленина озвучены аппетиты народных комиссаров: они намеревались насобирать в церквах ни много ни мало «фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, в несколько миллиардов)». Реальность оказалась скромнее. Вся кампания по изъятию ценностей, длившаяся до осени 1922 г., принесла им лишь 4,5 млн золотых рублей. По сравнению с желаемым прибыток невеликий. (Большая часть награбленного растеклась тогда по карманам партийных деятелей, а художественные ценности растащили на частные коллекции.) Но политические проценты большевиков в течение этих месяцев наросли значительные: Церковь стояла на грани полного разгрома.

Приложение 2

Секретное письмо В. И. Ленина членам Политбюро по поводу изъятия церковных ценностей[78]

Товарищу Молотову для членов Политбюро.

Строго секретно.

Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе.

По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому я изложу свои соображения письменно.

…Для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления.

…Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил бы нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется, безусловно и полностью, на нашей стороне.

…В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК… дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей.