К небу мой путь - Торнтон Уайлдер

— По крайней мере это не смешно.

— О да! — с чувством воскликнул Браш. — Я самый серьезный и самый счастливый человек из всех, кого я встречал!

— Что ж, пожалуй. На свой манер, разумеется.

Браш снова засомневался в том, что его воспринимают всерьез.

— Скажите, а какое недоразумение привело сюда вас? — запинаясь, спросил он.

— Скажу, — ответил Буркин.

Он с беспечным видом поставил ногу на скамейку и начал говорить, сперва спокойно, потом с нарастающим волнением. Нервное подергивание его левой щеки, которое Браш замечал и раньше, стало резче и явственней.

— Я стоял на лужайке возле дома и смотрел в окно. Человек из дома напротив позвонил в полицию, и меня засунули сюда. Вот и все.

Последовала пауза, потом он сказал:

— Я никогда ничего не объясняю. Я никогда ни в чем не раскаиваюсь. Меня не интересует, черт возьми, что они думают. И если они думают, что у меня только и забот, что подсматривать, как раздеваются их бабы, то пускай себе думают так. Пускай прячут меня в тюрьму, на сколько им захочется. Меня это не волнует. Я никогда ничего не объясняю. Я не стараюсь просвещать идиотов. Понял? Я каков есть, таков есть.

Браш затаил дыхание. Буркин наклонился к нему и выкрикнул ему прямо в лицо:

— Слушай! Настанет день, когда они так обрадуются мне, что такого и не упомнит весь их чертов город! Я — режиссер кино, понимаешь? Я лучший режиссер из всех бывших и будущих режиссеров. Я — величайший артист Америки, понял? Я — кинорежиссер. Это моя работа — знать все! Я разъезжаю на своем «форде» по стране и изучаю. Однажды ночью я оказался в Озарквилле, штат Миссури. И что ты думаешь? Я шел по улице и увидел освещенное окно. И что же? Какой-то мужчина с женой и ребенком ужинали за столом. Но если ты рассматриваешь человека в окно, а он не знает, что ты его разглядываешь, то ты увидишь и поймешь о нем гораздо больше, нежели ты смотришь на него как-то по-другому. Ты это себе представляешь?

— Да, — тихо сказал Браш.

— Ты увидишь чрезвычайно много! Ты увидишь самую его душу. Можешь ты это понять?

— Да.

— Я стоял там больше часа, пока меня не забрала полиция. Вот и все. Как тебе это нравится?

— Все, что от вас требовалось, — это объяснить им, как сейчас мне. Они бы вам поверили, — спокойно ответил Браш.

— Я же сказал тебе, что я никогда ничего никому не объясняю! — в бешенстве заорал Буркин, и щека у него задергалась еще сильней.

— Тогда я сам все расскажу судье, — сказал Браш. Подняв на Буркина взгляд, он добавил с улыбкой: — Верить вам — одно удовольствие.

— А кто ты, собственно, такой, черт тебя побери? — спросил Буркин и пошел от него прочь, все еще сердитый. Но тут же вернулся: — И кроме того, разве ты не знаешь, что здешний судья тот еще жук! Уже сорок лет он держит в кулаке весь город. Он не блюдет даже вида законности, если послушать, что о нем говорят. Шансов у тебя не больше, чем у меня самого. Что ты оглядываешься вокруг с такой радостью?

— Сам не знаю, — тихо ответил Браш. — Наверное, потому, что я рад всему, что случается со мной.

— Ты сумасшедший, — сказал Буркин.

— Да, я знаю, — улыбаясь, ответил Браш, — но только что вы говорили, что я — логик.

— У тебя ничего с собой нет почитать?

— Есть. У меня в камере несколько книг. А с собой только это. — Он вытащил Новый Завет, «Короля Лира» и брошюрку о промывании кишечника.

Буркин выбрал «Лира», остальное вернул назад.

— А эту чепуху забери, пускай лежат вместе, — сказал он.

Браш стоял опустив глаза, раздумывая над его словами.

— А знаете, — произнес он, — мне не нравится, что вы так говорите об этих книгах.

— Мы живем в свободной стране и говорим что хотим, — беззаботно отвечал ему Буркин, заваливаясь обратно на скамейку с намерением прочесть «Короля Лира» от начала до конца.

Слухи о чудовище по имени Джордж Браш уже успели распространиться в городке, и в два часа дня зал судебных заседаний был переполнен зрителями, ожидавшими в богобоязненном молчании. А когда ввели Браша и он занял свое место, вокруг воцарилась совсем уже гробовая тишина. Весь зал затаил дыхание. Браш сидел бледный, крепко сжав зубы, бросая вокруг тревожные и вместе с тем отчаянные взоры. Судья Карберри был хорошо известен жителям города вот уже тридцать пять лет, но когда он вошел в зал заседаний, взгляды всех присутствующих обратились к нему, словно его видели впервые. Судья утомленно огляделся, почесал нос и опустился в кресло. Это был совершенно лысый пожилой человек с маленькими черными глазками, острым носом и усеянным густой сетью мелких морщин лицом, на котором читались благожелательность, проницательность и скука. Небывалая теснота в зале его весьма раздражала, и сегодня он был склонен зайти далее, чем обычно, в своем презрении к букве закона. Он сделал несколько указаний секретарю, который тут же начал неистово перекладывать папки, приготовляя дела к рассмотрению. Пока зачитывалось обвинение, судья искусно соорудил перед собой на столе целый заслон из томов Блэкстоуна[18], прячась за которым он имел обыкновение читать какой-нибудь интригующий роман прямо во время заседания. В настоящую минуту он торопливо доглатывал Джорджа Элиота[19] и уже поглядывал, предвкушая удовольствие, на лежащий рядом «Уэверли»[20].

— …пытался похитить ребенка… — скороговоркой бормотал секретарь, — …содействие и соучастие в краже… не признает себя виновным… от защиты отказывается…

Вызвали мистера Уоррена.

— Значит, так, — откашлявшись, начал он свое свидетельское показание. — Звонит, значит, мне по телефону миссис Робинсон и говорит, что в магазин миссис Эфрим забрался, значит, вот этот самый вооруженный грабитель. И тогда, значит, я…

Судья урвал еще парочку абзацев из «Адама Бида», затем поднял голову.

— Оба эти обвинения предъявлены одному и тому же человеку? — сухо спросил он.

— Да, ваша честь.

— В один и тот же день?

— Да, ваша честь.

Судья перевел на Браша неприветливый взгляд, который Браш встретил не дрогнув. Наступило молчание. Браш поднял руку.

— Можно, я скажу несколько слов, ваша честь? — спросил он.

Сперва ему показалось, что судья не расслышал вопроса.

— Что вы хотите сказать? — поинтересовался наконец судья.

— Ваша честь, я полагаю, вы должны знать, что в моем деле вовсе нет состава преступления.

— Вот как?!

— Да. Это всего лишь недоразумение. И если вы позволите мне рассказать, как все произошло на самом деле, то все мы выйдем из этого здания меньше чем через пятнадцать минут. Кроме того, ваша честь, я могу объяснить дело мистера Буркина, которое вы будете рассматривать после моего. С ним тоже произошло недоразумение.

— Вы привлекались к суду прежде?

— Нет, ваша честь. — Браш помялся и добавил: — Но меня арестовывали.

— О, вот как!

— Да. Но это тоже было недоразумение. Меня выпустили буквально через час.

— Вы можете рассказать суду, где и за что вас арестовывали?

— Буду рад рассказать, ваша честь.

— А мы будем рады послушать.

— В первый раз это случилось в Батон-Руж, штат Луизиана. Меня арестовали за то, что я путешествовал в машине Джима Кроу. Я верю в равенство рас, ваша честь, в братство всех людей независимо от цвета кожи, поэтому я и поехал с Джимом в его машине, чтобы показать, что я верю в эти вещи. А они арестовали меня. Во второй раз меня…

Мановением руки судья остановил Браша. Медленно и с легким изумлением судья оглядел негромко переговаривавшуюся публику, затем повернулся к стенографистке и посмотрел на нее, словно хотел удостовериться, что все свидетельские показания фиксируются как положено. Потом он задумчиво посмотрел на верхние окна, словно размышлял, не пора ли заказывать новые рамы. Наконец — снова на Браша. Высморкавшись, судья учтиво предложил:

— Извольте продолжать.

— Второй раз меня арестовали месяц тому назад в Армине, штат Оклахома. Я забрал из банка свои сбережения и сказал президенту банка, что, по-моему, держать деньги в банках безнравственно. И меня тут же арестовали.

— У вас были основания считать, что этот банк несостоятелен?

— Нет, я так не считал, ваша честь. Просто я думаю, что все банки, и этот в том числе, существуют благодаря страху и порождают страх в людях. Это моя собственная теория, и она требует подробного объяснения.

— Все понятно, — сказал судья. — Ваши принципы не таковы, как у большинства других людей, не правда ли?

— Совершенно верно! — воскликнул Браш. — Я из-за этого все четыре года мучился в колледже. Мне пришлось выдержать столько труднейших собеседований по поводу религии, имевших целью внушить мне те же принципы, что и у большинства людей! Но…

Ошеломленный взгляд судьи снова обежал зал судебных заседаний. Судья увидел миссис Эфрим в окружении своих детей, приодетых ради такого случая и взиравших на него с благоговением и страхом. Он увидел Груберов и Роду Мэй, отмытую до розового цвета и наряженную в накрахмаленное платье.