Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации - Борис Миронов

Следовательно, хотя имеющиеся данные в географическом отношении имеют перекос в сторону великороссийских губерний, их вполне достаточно для получения адекватной действительности картины о динамике роста как в России в целом (без Польши, Финляндии, Средней Азии и Кавказа), так и в ее регионах. А изучение роста в последних четырех регионах не входило в мою задачу{202}.

2. К вопросу о статистической компетентности

Рецензент утверждает: «в основе почти всех рассмотренных сенсационных “открытий” автора лежит ошибочная методика» (А.О., с. 137).

Встречая тотальную некорректность расчетов, предлагаемых А.О., вспоминаешь крылатые слова: «Чем кумушек считать трудиться…» Действительно, что бы А.О. ни проверял и какие бы перерасчеты ни делал, он везде допускает ошибки, а в ряде случаев не останавливается перед подтасовками, подменой одних данных другими и приписыванием мне сведений, им самим сочиненных.

Контент-анализ материалов Комиссии 1872 г. По моим расчетам, из 372 экспертов, ответивших на вопрос анкеты Комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства в России 1872–1873 гг. о питании крестьян после крестьянской реформы, улучшение питания отметили 40,1% респондентов, незначительное ухудшение — 9,1% и 50,8% не заметили изменений. Подсчет А.О. привел его к другим результатам: «Позитивная тенденция была характерна лишь для четверти губерний, по которым были получены сведения. На остальной территории — три четверти обследованных губерний — никаких перемен к лучшему отмечено не было» (А.О., с. 135). В чем дело и кто виноват?

Расчеты А.О. неверны, поскольку он применил неправильную методику статистической обработки ответов экспертов. Каждую губернию представляли от 4 до 35 респондентов, имевших разные точки зрения. Все их ответы невозможно и нельзя свести к одному из вариантов — «улучшалось», «ухудшалось» или «не изменилось», как это сделал А.О. В ситуации плюрализма мнений за единицу счета следует принять не губернию, а голос одного эксперта, как требует методика контент-анализа и как сделано мною{203}. В результате я учитывал мнение каждого из 372 респондентов, высказавшегося по вопросу питания, а А.О. всех экспертов из одной губернии объединял в одну группу, несмотря на различие мнений, непонятно по какому критерию. Что получилось, судите сами.

А.О. утверждает: «В Екатеринославской губернии зафиксировано: “потребление мяса между крестьянами не увеличивается” и пища вообще “мало улучшается”».

Между тем о питании высказалось 4 эксперта. Первый указал: «Потребление мяса между крестьянами не увеличивается и пища их мало улучшается». Этот ответ можно трактовать так: питание улучшается, но мало или медленно. Второй эксперт полагал: «потребление мяса в общей массе увеличивается». Третий утверждал: «В пище перемены не заметно». Четвертый показал: «Потребление мяса в народе не увеличивается вследствие большой привычки к мучной пище, и заменяется свиным салом, которое легче доставать и сохранять»{204}.

В Таврической, Полтавской, Саратовской, Нижегородской губерниях, по утверждению А.О., получен стандартный ответ: «пища крестьян не улучшается и потребление мяса не увеличивается». На самом деле 15 экспертов из Таврической губернии отметили: «Потребление мяса между крестьянами заметно увеличилось». Один из них указал: «Употребление сала, рыбы и отчасти мяса составляет теперь уже не редкость, а насущную потребность населения». Двое из 15 указали причины: «Усилившиеся против прежнего работы и проявившегося в народе сознания, что, лишая себя хорошей пищи, рабочий истощает свои силы и становится вследствие того менее способным к труду». И только один эксперт заявил: «Потребление мяса уменьшилось»{205}.

В Полтавской губернии, с одной стороны, 6 респондентов отметили: «Пища крестьян улучшается», «мяса потребляется ими больше, чем прежде», «больше заводят живности, сало употребляют постоянно, свинину и баранину сами для себя разводят». С другой стороны, 5 экспертов не заметили изменений в пище{206}.

4 эксперта из Симбирской губернии засвидетельствовали улучшение пищи, а 5 не отметили изменений, по Нижегородской губернии — соответственно 8 и 7{207}. И так по каждой губернии. На такие подсчеты рецензента полагаться нельзя.

Сколько дней в году работали крестьяне? А.О. не согласен с моими расчетами числа рабочих и с тем, что увеличение количества нерабочих дней является признаком роста благосостояния крестьянства (А.О., с. 135).

Методика расчета общего числа нерабочих дней, включающих, кроме национальных и местных праздников, также семейные праздники, болезни, ненастные дни, поездки на базар или ярмарку, подробно объяснена в моей книге «Социальная история»{208}, на которую есть ссылка. Я использовал четыре разных способа: (1) по данным «Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», (2) по данным кадастровых комиссий Министерства государственных имуществ (далее — МГИ), зафиксировавших трудовые затраты крестьян в 21 губернии, (3) по данным об избытке рабочей силы в деревне, (4) по данным хронометража крестьянских работ земскими статистиками. И все они дали похожие результаты: общее число нерабочих дней с 1850-х по начало XX в. увеличилось с 230 до 258, а рабочих, наоборот, уменьшилось со 135 до 107.

В моей новой книге приведены дополнительные сведения о рабочем времени, содержащиеся в работах А.В. Чаянова и А.Н. Челинцева. По их расчетам, в начале XX в. доля рабочих дней в году не превышала 50%. Если все время, затраченное на работу в крестьянском хозяйстве, перевести на число рабочих дней взрослого мужчины, то окажется: в Тамбовской губернии оно составляло от 70 до 84 дней; в Смоленской губернии — от 70 до 103 дней. В Московской губернии занятость сельскохозяйственными работами в течение года ограничивалась 104 днями, промыслами — 30 днями, в Харьковской — соответственно 86 и 16 днями, в Вологодской — 88 и 66 днями{209}. Если мы от общего числа дней в году отнимем число рабочих и празднично-воскресных дней, то мы и получим искомое число нерабочих дней — не праздничных, но и не рабочих дней.

Коварный индекс цен: повышалась ли реальная зарплата? Основываясь на индексе цен, рассчитанном С.Г. Струмилиным и якобы «скорректированном Ю.И. Кирьяновым» (на самом деле последний просто заимствовал индекс у Струмилина), рецензент утверждает: реальная заработная плата фабричных рабочих в 1897–1913 гг. понизилась, в то время как мой расчет говорит о ее повышении (А.О., с. 137).

Статистическая наука рекомендует анализировать среднюю зарплату за несколько лет и учитывать инфляцию. Поскольку у нас всего 17 лет, то, чтобы обнаружить динамику, рассчитаем среднюю зарплату по 4-летиям, а поправку на инфляцию возьмем по сведениям Института экономических исследований Госплана СССР. Расчет показывает: с 1897–1901 гг. по 1910–1913 гг. реальная зарплата и строителей столицы, и фабричных рабочих России повысилась на 5% (табл. 8).

Таблица 8. Индекс реальной зарплаты строителей С.-Петербурга и фабричных рабочих России в 1897–1913 гг. (1897–1901 гг. = 100){210} Годы … Реальная зарплата строителей Петербурга … Реальная зарплата фабричных рабочих

1897–1901 … 100 … 100

1902–1905 … 102 … 102

1906–1909 … 99 … 107

1910–1913 … 105 … 105 

У Ю.И. Кирьянова сведения о зарплате фабричных рабочих не за каждый год, а только на 6 дат, причем величина зарплаты сильно отличается от данных Струмилина, а начальная и конечная номинальная зарплата дается в интервале: в 1897 г. — 183–187 руб., в 1913 г. — 264–291 руб. в год. Если взять середины интервалов — 185 руб. и 278 руб. в год и сделать поправку на инфляцию, то налицо реальное повышение зарплаты с 1897 по 1913 г. примерно на 4–7%. Это и дало основание Ю.И. Кирьянову констатировать небольшое повышение жизненного уровня рабочих в пореформенное время в целом и в «период империализма» в частности. Выражен этот вывод очень осторожно, учитывая 1979-й год издания книги: «Жизненный уровень рабочего класса имел все же тенденцию к повышению. <…> Реальная зарплата отдельных отрядов и категорий рабочих России несколько повысилась, в известной мере улучшилось питание рабочих, жилищно-бытовые условия. К этому следует добавить известное улучшение медицинского обслуживания и страхового обеспечения. Все эти процессы происходили на фоне сокращения в большинстве отраслей производства продолжительности рабочего дня и года»{211}.

Таким образом, вопреки утверждениям А.О., данные и С.Г. Стру-милина, и Ю.И. Кирьянова говорят о небольшом повышении реальной зарплаты в 1897–1914 гг. Однако следует учитывать еще одно важное обстоятельство — предприниматели расходовали значительные и со временем возраставшие средства на жилище, страхование и медицинскую помощь рабочих, составлявших довольно значительную величину — 8,3% денежной платы в 1913 г.{212}