Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов

Никто даже не думал поинтересоваться, как мне такое предложение, тем более что у меня были занятия в слесарно-механическом кружке, к тому же я в школу-то добирался через пол-Москвы, но судьба моя с той минуты была решена. Мама была из тех, кто истово следовал собственным бесконечным идеям.

Правда, когда мы ехали обратно, я попытался узнать у нее, какая именно причина мешает дяде Лене почувствовать, что у него есть семья. Ладно, он нам с мамой ничего не подарил, но и своим родителям, дедушке Никите и бабушке Ане, не привез даже копеечного сувенира.

— Что ты к нему прицепился? — в своей манере оборвала меня мама. — Дай ему пожить наконец по-человечески!

Наверное, она имела в виду, что дядя Леня вечно влипал в какие-то истории. То в таежной экспедиции, где он командовал, техника застрянет в болоте, то со склада в Москве пропадут овчинные тулупы, за которые он расписался, и по этим причинам у него постоянно высчитывали деньги из зарплаты. Но мама опять повернула все так, будто именно я мешал человеческой жизни ее брата. Честно говоря, дядя Леня меня особо и не волновал. Дело было в его жене тете Люсе.

Мама по страшному секрету рассказывала, что маленькую тетю Люсю нашли подле разбомбленного эшелона в самом начале войны и вскоре ее удочерила одинокая портниха, женщина хмурая, сварливая и очень жадная. Спустя годы они стали так походить друг на друга как по характеру, так и внешне, что я их еле отличал, несмотря на разницу в возрасте.

С мамой тетя Люся училась в одном классе, пока ее не оставили на второй год. А уже в этом классе учился дядя Леня, который сразу влюбился в нее и ночами повадился обрывать ради нее тюльпаны на клумбах в Александровском саду под стенами Кремля.

Не было случая, чтобы тетя Люся не сказала гадость про маму, про дедушку Никиту и бабушку Аню. Но делала она это только тогда, когда те ее не слышали. Меня она никогда не стеснялась, уверенная, что по малолетству я ничего не понимаю.

Придет, бывало, на бабушкин день рождения — я тогда еще карапузом был, — и давай тосты произносить:

— Анна Ивановна, вы мне второй матерью стали, дай бог вам здоровья, живите до ста лет!

Потом подхватит стопку грязной посуды и на кухню отправляется. Грохнет там эти тарелки на стол:

— Да сколько ты будешь тут небо коптить, ведьма старая! Давно пора уж жилплощадь освобождать!

Подарит мама Денису ко дню рождения красивый костюмчик, тетя Люся благодарит, чуть ли не поклоны бьет:

— Татьяна, вот спасибо так спасибо! И где ты только достала такую прелесть! Денисик теперь как принц у меня будет.

Зайдет в комнату, швырнет этот костюмчик на диван и сквозь зубы процедит:

— Могла бы единственному племяннику и денежку положить в придачу, уж не обеднела бы!

Но больше всего тетя Люсе не нравилось, когда дедушка Никита при ней радовался моим успехам.

Дед Никита был человеком простодушным. Из двух своих внуков он явно выделял меня и даже не собирался этого скрывать. Наверное потому, что мама была его любимицей, а может, и потому, что Денис, невероятный жмот и врунишка, был точной копией тети Люси.

Однажды, когда дед Никита принялся рассказывать, что я в свои четыре года могу прочитать любой текст в газете или книге, тетя Люся выскочила из-за стола, схватила Дениса за руку и поволокла за собой прочь. Она даже дверь на лестницу за собой не стала закрывать, вылетев из квартиры как ошпаренная.

— Только и может, что своим дитенком хвастаться! — услышал я ее голос уже с первого этажа. — Ничего, Денисик, ничего, мой сладкий, и ты будешь у меня читать не хуже, чем этот.

Она сказала вроде не «дитенком», а какое-то другое слово, я не расслышал, какое именно, но было понятно, что слово, скорее всего, обидное, вот почему я это тогда запомнил.

И я был уверен, что тетя Люся уж точно не будет рада моим приездам, чего доброго, и на порог меня не пустит. Но беспокойство мое было напрасным.

При первом же моем появлении она просто светилась от счастья.

— Леня, Леня! — закричала она, лишь я показался в дверях. — Смотри, кто к нам приехал! Алешечка приехал!

Я еще копался у вешалки, а тетя Люся уже призывала:

— Алешечка! Проходи в комнату, поешь с дороги!

А когда я сидел за столом, она все хлопотала, накладывая мне лучшие куски, и приговаривала:

— Вот, Алешечка, чаек, вот кофеек, ветчинка! Конфетки бери, вареньице не забывай да маслом хлебушек мажь, не стесняйся!

Оказалось, что тетя Люся вовсе не злая и жадная, а, наоборот, добрая и щедрая и меня любит, да и маму мою. А что она меня назвала каким-то там «дитенком», так это было давным-давно, тут дедушка Никита сам виноват, не надо было ему при Денисе меня хвалить, это невежливо. А потом, у нее жизнь вот какая нелегкая, с самого детства. Эшелон, где она ехала, разбомбили, на второй год в школе оставили, а теперь дядя Леня и вовсе собрался от нее к Венере уходить.

И даже ее приемная мать, старуха-портниха, не ворчала, по своему обыкновению, что им самим нечего есть, что впору на паперти стоять, а не гостей принимать, и хоть и поглядывала неодобрительно, но сидела молча.

Вот так я стал проводить время с Денисом, как велела мама. Мы с ним начали с кино и пересмотрели бесчисленное количество фильмов. Фильмы были отличные, и «Москва — Кассиопея», и «Отроки во Вселенной», и «Земля Санникова». Но больше всего мне понравились комедия «Великолепный», от которой я смеялся так, что начал икать, и румынский фильм «Взрыв» про пожар на корабле с грузом селитры на борту.

Во время фильмов Денис часто задирался к парням, что сидели рядом, обещая разобраться с ними после сеанса. Если они поджидали нас на выходе, он радостно объявлял, подталкивая меня вперед:

— Сейчас будете драться с моим старшим братом!

Таким образом досуг культурный у нас сочетался со спортивными состязаниями. Еще я пробовал таскать Дениса по музеям, но если в Зоологическом, как и в Дарвиновском, он еще проявлял хоть какой-то интерес, то в моем любимом — изобразительных искусств на Волхонке, Денис явно зевал и маялся от скуки. А больше всего ему по душе пришелся музей Вооружейных Сил. Я как-то вдруг догадался, что его нужно вести именно туда, и не ошибся.