Татуировка герцога - Майя Родейл

Он будет рядом с ней. Только чтобы помучить себя.

И снабдит ее подробностями, которые хотел сделать известными Лондону, на тот случай если она информатор.

Возможно, он сумеет предстать более мудрым, чем в тех газетных статьях. Да и систематизация коллекции насекомых закончится быстрее.

— Да, ваша светлость, — прошептала Элиза.

— Мы начнем сегодня, — сказал он и, чтобы закончить эту мучительную встречу, стал перебирать бумаги на столе.

Элиза присела в неглубоком реверансе и медленно пошла к двери. Уиклифф смотрел на ее покачивающиеся бедра, и его бриджи в ответ натянулись туже.

Когда она вышла, он переключил внимание на разбросанные по столу бумаги. Он откопал письмо леди Алтеи, которое пришло несколько дней назад и на которое он так пока и не ответил. Притягательность денег Шакли влекла его, как пение сирены. Алтея просила нанести ей визит. Есть важный вопрос, который нужно обсудить при личной встрече, чтобы он не попал в печать.

Глава 23, в которой систематизация насекомых оказывается романтическим занятием

В тот же день позже

Правду сказать, Уиклифф не мог дождаться момента, когда окажется рядом с Элизой. Казалось, в последнее время он живет только ради тех мгновений, когда она поблизости. Он дернул шнурок колокольчика, и, пока ждал, его мысли переключились на другую тревожившую его женщину… Леди Алтея. И ее письмо. Он не мог решить, как поступить: нанести ей визит или, наоборот, постараться не встречаться с ней?

Элиза наконец появилась.

— Насекомые, — угрюмо сказал он, потому что радость видеть Элизу превышала пределы респектабельности.

И леди Алтея… Сводящие с ума женщины. Он только взглянул на голубые глаза и розовый рот Элизы и снова пришел в раздражение. Но совершенно иного рода.

— Да, ваша светлость. — Она была кроткой: ведь он должен наказать ее или продемонстрировать хотя бы видимость этого.

— Чего вы ждете? — спросил Уиклифф.

Она стояла, оробевшая, словно ожидала, что он кинется насиловать ее. А может, он страдает избытком фантазии?

— Я жду руководства, ваша светлость. Я никогда прежде не составляла каталог насекомых. Обычно я их просто убиваю.

Говорит как городская девушка, подумал он.

— Эти уже мертвые. И пожалуйста, не раздавите их. Это будет огромная потеря для науки.

— Да, ваша светлость.

Уиклифф нахмурился. Ничто так не раздражает, как сверх меры покладистая женщина. Особенно когда он не в настроении.

— Нам понадобится бумага. Перья. Чернила. Коробки с этикетками «Насекомые» нужно принести на стол. Не уроните их, иначе будете уволены.

— Вы значительно преуспели в освоении герцогских манер, — сказала она, проявив наконец некоторую твердость характера.

— Вы хотите сказать, что я властный, деспотичный и что у меня тяжелый нрав?

— Да, ваша светлость, — ответила она с самодовольной ухмылкой.

— Так я и думал. — Похожая усмешка растянула его губы.

Он наблюдал, как Элиза решительно пересекла комнату и остановилась. Ящиков и коробок много. На одних есть этикетка «Насекомые», на других — нет.

Она колебалась. Он — тоже.

Два желания боролись в нем: прекратить эту нелепую сцену и указать ей ящики или подождать и убедиться, что она — шпион «Лондон уикли», поскольку сообразит, какие ящики нужны. Это просто глупо. Она чудесная, соблазнительная девушка, и какие у него основания подозревать эту безграмотную красавицу в таком вероломстве?

Вздохнув, он сказал:

— Вот те, наверху, слева.

Пока она передвигала ящики, он собирал бумагу и перья, и неловкий момент прошел. И все же Уиклифф в ней сомневался и потому неловко себя чувствовал, в глубине души подозревая ее в предательстве.

Властные герцогские манеры должны помочь ему скрыть этот неприятный осадок.

— Начинайте распаковывать ящики. Там много стеклянных емкостей. Не вздумайте что-нибудь разбить.

— У меня есть опыт уборки разбитого стекла, ваша светлость.

Просто восхитительно, как спокойно она говорит подобное. Тем не менее, он окинул ее изумленным взглядом, изобразив шок: как она смеет напоминать ему о встрече бутылки виски со стеной?

Если она шпионит за ним, тогда она держалась бы за свою работу, не отлучалась бы без всяких объяснений, рискуя быть уволенной, не разговаривала бы с хозяином так вольно и дерзко. Эта логика рассуждений удовлетворила его.

— Я могу передать вам кой-какой опыт обращения с некоторыми вещами, но не с этими, которые я вез через полмира.

Уиклифф стоял рядом с Элизой, надзирая за тем, как склянки из ящика перекочевывают на стол, словно его близость и властность могли обеспечить его сокровищам безопасность, хотя прекрасно сознавал, что делал это больше для того, чтобы вывести ее из себя. Она уверенная. Очень уверенная. Восхитительно.

— Вы действительно везли их с другого края света, почему? — спросила Элиза.

— Вопреки расхожему мнению я в путешествиях не распутничал. Мне нравится наблюдать чужую культуру в естественных условиях и погружаться в нее.

— Как с татуировкой?

— Да. Это наглядный и болезненный пример. Но тогда я даже не подозревал, что англичане самые высокомерные существа на свете. Однако не смейте это никому повторять, не то меня лишат титула и казнят за государственную измену.

— Да, ваша светлость.

Он был готов поставить свой дом в заклад, что увидит эти слова в субботнем выпуске «Лондон уйкли».

— Перестаньте это повторять. Я велел вам называть меня Себастьяном, когда мы одни.

— Это фамильное имя? — спросила она.

— Конечно, меня назвали в честь предыдущего герцога, а его — в честь его предшественника, и так далее. А вас? — спросит Уиклифф. В путешествиях он узнал, что имя может рассказать о многом.

— А меня отец назвал в честь Элизы Хейвуд. Она писала романы и издавала газету. Мой отец — драматург.

— Значит, вы бываете в театре?

Как приятно, работая бок о бок, свободно разговаривать. Но как опасно все лучше, все глубже узнавать эту женщину. Черт возьми, скоро он будет видеть в горничной личность — с надеждами, мечтами, чувствами и, не дай Бог, без оглядки влюбится в нее.

«Горничная, — твердил он себе. — Горничная! Горничная!»

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Уиклифф сосредоточился на деле. Он не накинется на нее здесь и сейчас — можно повредить драгоценные экспонаты.

— Когда могу, но не часто, — ответила Элиза.

Напоминание о ее положении горничной неловко повисло в воздухе. Вот почему с прислугой повесничают или бранят ее, но не пытаются вовлечь в разговор. Но ему нравится разговаривать с Элизой! Совсем не то, что с Алтеей, общение с которой вызывало такое ощущение, будто ходишь по горячим углям. И не так, как с другими женщинами, без умолку тараторившими ни о чем.