Прямое действие. Мемуары городской партизанки - Энн Хэнсен

«Что, если они пересадили деревья, использовали какие-то устройства для борьбы с загрязнением на целлюлозно-бумажных заводах и переработали всю бумажную продукцию?» – спросил Ник.

Брент пожал плечами: «Я бы передумал, я думаю».

«Проблема, с которой мы сталкиваемся, заключается в том, что работники в нашем обществе отождествляют себя с ценностями владельцев компаний и стремятся иметь их образ жизни», – заявил Ник. «Я совершенно уверен, что если бы им дали выбор: жить, как мы, или жить, как люди, на которых они работают, они бы выбрали последнее. Профсоюзы борются за то, чтобы рабочие приобретали больше товаров, они не борются за то, чтобы изменить предпосылки, на которых основано это общество. Они далеки от революционности».

«Так вот почему ты так увлекся профсоюзом, когда работал оператором печатного станка в Торонто?» – спросила я. «Вы пытались сделать профсоюз более революционным?»

«Я догадываюсь. Ничего не изменится, если мы не сможем привлечь рабочих на борт. Если они полностью отчуждены от нашего дела, то мы просто пускаем дым по ветру», – сказал Ник.

Брент выбрал другую тактику. «Даже лидеры освободительной борьбы в слаборазвитых странах не могут понять того, что мы говорим, потому что они изо всех сил пытаются получить контроль над своей собственной экономикой. И как только они это получат, они захотят промышленности, богатства и потребительских товаров для своего народа. Они хотят того, что у нас уже есть». Он сделал паузу. «Революция нашего типа может произойти только в Северной Америке или Европе, где мы уже испытали все, что может предложить капитализм. У большинства из нас есть телевизоры, машины. Мы могли бы получить работу, образование и все такое. Мы можем позволить себе критиковать образ жизни богатых потребителей и развивать видение, отличное от всего, что было раньше. Мы не марксисты, не коммунисты и не социалисты. Мы не укоренены в рабочем классе. Мы уходим корнями в отчужденную молодежь, пожилых хиппи, которые не утратили своих идеалов, интеллектуалов, которые осмеливаются сформулировать новую философию, которая критикует материализм, технологии и спрашивает: «Что, черт возьми, такое прогресс?»

«Ну, я не питаю иллюзий относительно того, что нахожусь на пороге неминуемой революции», – сказал я. «Я в этом надолго». Несколько минут мы втроем сидели в тишине, позволяя разговору улечься в наших усталых умах. Я чувствовала, как действует успокаивающее действие чая, и мне захотелось спать. «Давай поедем домой».

Это было редкое время для бодрствования. Когда мы ехали на север по Кингсуэй в 5:30 утра, солнце только начинало подниматься над горами, окрашивая небо в пастельные тона. Все окна небоскребов в центре города пылали, отражая огненное сияние утреннего солнца. Улицы были пусты. Легкий ветерок подтолкнул к нам обертки от фаст-фуда, выброшенные накануне вечером.

Я чувствовала себя такой усталой. Когда мы подъехали к дому на старом «Вольво» Энджи, из дома через дорогу вышла молодая туземка. Ее длинные темные волосы были собраны в тугой конский хвост. Даже хотя было прохладное мартовское утро, на ней были шорты, которые обнажали половину ее ягодиц, а рубашка была завязана узлом под грудью, обнажая ложбинку между грудями. Ее красивые черты были сильно накрашены, как будто она собиралась на вечеринку-маскарад. Было ужасно рано для того, чтобы она отправлялась на работу, но я подумал, что у нее могут быть клиенты, которые зайдут в ее уголок, чтобы сделать быстрый минет по дороге на работу. Она была такой худой, что, должно быть, была наркоманкой, решил я, и, конечно, ничто другое не заставило бы кого-то выйти на работу так рано одетым, как она. Да, я так устала.

Иногда я жалел, что не был так одержим идеей стать революционером. Когда я в последний раз проводил день на берегу океана или гулял в лесу? Я чувствовал себя таким далеким от тех детских дней, когда я дико скакал по полям, фыркая и молотя копытами воздух в экстазе. Если бы я закрыл глаза и сосредоточился, я мог бы вернуть запах сухой травы и грязи, жужжание пчел в воздухе и ощущение солнца и ветра, обжигающего мою кожу. Почему я не мог игнорировать четко очерченные горные склоны или желтое загрязнение на берегах реки Фрейзер? Почему я не могла просто устроиться на какое-нибудь конное ранчо, встретить хорошего парня, накопить немного денег и купить небольшой участок земли, где я могла бы воплотить в жизнь свои детские фантазии? Я мог бы иметь простую хижину, бам и лошадей и жить, как мое детское альтер-эго.

Был ли я привлечен к этой революционной миссии потребностью в опасности и волнении или, возможно, даже каким-то подсознательным суицидальным влечением? Я не знал. Мне нужно было поспать. У этой бедной туземной девушки, вероятно, не было другого выбора, кроме как стать проституткой. Согласно обычной статистике, она, вероятно, была из неблагополучной семьи алкоголиков, где в детстве подверглась сексуальному насилию. С небольшим образованием и не на что надеяться, кроме как на благополучное существование в заповеднике, было понятно, что она окажется на улицах Ванкувера, стирая свои воспоминания наркотиками и влача существование, делая единственное, чему она когда-либо научилась, могло дать ей то, что она хотела.

У меня не было плохих воспоминаний, которые нужно было стереть. Ни по какой причине в мире я не мог поступить в университет, получить отличную работу и добиться успеха. Почему я выбрал этот путь, который неизбежно привел бы к саморазрушению с незначительными социальными изменениями или вообще без них? Мой мозг устал. Я знала, что в отличие от местной девушки, я одна несу ответственность за выбор этого жизненного пути, который приведет к моей собственной гибели.

Но даже с этими сильными сомнениями я не мог удержаться от того, чтобы не пойти по тротуару к дому, где, как я знал, я буду продолжать строить планы боевых действий. Все статьи, которые я прочитал, все телепрограммы, которые я смотрел, и все разрушения природы, свидетелями которых я был, заложили бессознательную основу для принуждения выполнить эту миссию, чтобы всеми возможными способами бороться с обществом, которое сделало будущее этой местной девочки неизбежным. Я искренне верю, что если бы существовал Бог, и он или она предстал передо мной и сказал: «Энн, если ты готова умереть, прямо сейчас, больше никакие животные не вымрут от рук человека, лошади не будут бегать на свободе, реки больше не будут выгребными ямами для фабрик, и больше туземным девушкам