В тылу врага - Прасковья Дидык

Разведчики долго еще прислушивались к каждому звуку, доносившемуся с улицы.

- Если ловушка, придут сразу. Захотят застигнут врасплох, - высказал предположение Анатолий. Мариана взглянула на часы.

- Уже двадцать минут прошло. Будем надеяться, что не засекли.

Было далеко за полночь, а ни один из них не думал с сне. Только перед рассветом Мариана забылась в чуткой дремоте, а Анатолий так и просидел до утра на табурете

После восьми утра, когда согласно “новому порядку” разрешалось населению выходить из дому, Анатолий и Мариана вышли в город для того, чтобы к вечеру снова подвести итог увиденному и услышанному, составить новую радиограмму.

У трамвайной остановки, куда Анатолий проводил Мариану, они расстались. Как положено “любящему мужу”, он поцеловал Мариане руку. Каждый отправился в намеченный район “охоты”, как они называли свои выходы в город.

Мариана стала работать с удвоенной энергией. Каждый день приносил ей новые трофеи. Она добывала свежие данные о моральном состоянии фашистских солдат, о движении по железной дороге, о вылетах с аэродромов о новых приказах в городе, о состоянии военных госпиталей и другие сведения, которые в сумме довольно точно характеризовали вражеский тыл.

От ушей и глаз разведчиков не могла ускользнуть тревога гитлеровских солдат и офицеров, вызванная усилением наступления советских войск на всех участках фронтов. Каждый освобожденный город резко отражался на настроение фашистов. Они начинали свирепствовать, усиливали ночную охрану, вывозили целые группы евреев из гетто и убивали. Обращение с советскими военнопленными еще более ухудшалось. Это последнее обстоятельство особенно волновало разведчиков.

- Нет больше сил видеть это, - не выдержал Анатолий. - Обессиленные пленные не в состоянии сами справиться с охраной. Нужно им помочь.

- Мне тоже больно, как и тебе, - говорила Мариана, - я чаще наблюдаю их нечеловеческие муки, ибо чаще бываю в городе. Но мы не имеем права действовать с оружием в руках. Пойми, Анатолий Алексеевич, что не для этого мы сюда посланы.

- Ты права, конечно. Мы, разведчики, и обязаны строго соблюдать конспирацию. Но я бываю в этих лагерях и, понимаешь, душа горит…

Мариана понимала своего товарища и сама не раз еле сдерживала себя, чтобы не сказать ласковое русское слово соотечественникам, которых, как рабов, гоняли на работу. Но чувство долга, военная дисциплина останавливали ее каждый раз. Она глотала подступавший к горлу комок и шла дальше.

И вдруг Анатолий однажды заявил, что у него созрел план освобождения пленных из лагеря, в котором он раньше работал врачом.

- Каким образом? - спросила Мариана.

- Через Сашу, - ответил Анатолий. По его голосу Мариана чувствовала, что возражать бесполезно.

- А хорошо продумано?

- Значит, ты одобряешь? - обрадованно спросил Анатолий. - Я, правда, понимаю, что риск, большой, но так оставлять тоже нельзя.

У разведчиков существовал закон - согласовывать каждый серьезный шаг, обдумывать, советоваться вместе прежде, чем решать что-либо.

План Анатолий был следующим. Во-первых, ознакомить военнопленных с положением на фронте, чтобы они знали, куда податься. Во-вторых, Саша должен снабдить одного надежного пленного ключом от барака и обеспечить безопасность выхода на два часа.

- В-третьих, - продолжал увлеченно Анатолий, - я снабжаю их медикаментами и деньгами…

- А вот этого делать нельзя, - перебила Мариана. - Медикаменты и деньги передадим, но не через тебя, а через Людвигу.

Последующие дни разведчики работали с дополнительной нагрузкой. В эфир Мариана решила выходить только в экстренных случаях, когда сведения окажутся важными и будут иметь непосредственное отношение к фронту. Требовалось сбить с толку пеленгаторов. План освобождения пленных обсуждался очень тщательно, до малейших подробностей. Здесь не могло быть мелочей. В процессе подготовки этой операции возник еще один вопрос - как пройдут пленные по польской территории в своей одежде? Ведь пленного любой узнает сразу. Надо было переодеть их или дать несколько провожатых, которые повели бы их тайными тропами. Польское население не выдало бы пленных, но везде было много фашистов. Значит, нужно двигаться только ночью. Это осложняло дело. Но Анатолий был горазд на выдумку.

- Отправим Сашу и переоденем в немецкие мундиры еще трех-четырех пленных, снабдим их оружием. Они доведут группы до леса. Эти же провожатые будут доставать продукты, пока найдут партизан.

Разведчики подсчитали свои ресурсы, отложили часть денег для своих нужд, а остальные предназначили для пленных. Мариана на толкучке купила несколько гражданских костюмов. Это ни у кого не вызвало подозрений, поскольку она для всех считалась “хандляжкой”. Саша с жаром взялся за дело. Он, казалось, нашел, наконец, применение своей энергии.

- Все сделаю так, как прикажете, - заявил он Анатолию. - Я чувствовал, что вы честный человек, и я для вас в огонь полезу.

- Для меня не надо. Для Родины нужно делать, - ответил Анатолий. - Только смотри, дело очень опасное. Поймают - убьют тебя и всех пленных сразу, без разговоров. Поэтому действовать нужно осторожно и умно, меня не знаешь, понял? Клянись, что честно выполнишь задание: повтори за мной.

Саша смотрел прямо в глаза Анатолию, одетому в штатский костюм, и повторял:

“Клянусь, что честно оправдаю доверие Родины. При любых пытках в случае задержки не выдам никого. А если понадобится, отдам жизнь во имя советской Родины… Клянусь…”

Глаза Великана увлажнились. Он решительно провел рукой по шее.

- Голову наотрез даю, что освобожу пленных братьев.

План удался успешно. Маленькими группами пленные рассеялись в разных направлениях. Оказалось, что, уходя, Великан даже умудрился запереть двери барака на замок. Патрулировавшие гитлеровцы были убеждены, что лагерь спит и до самого утра не знали, что бараки пусты. А освобожденные пленные успели удалиться на десятки километров.

Немцы подняли на ноги всю полицию и специальные войска. Но погоня не дала никаких результатов. Местное население, поляки, оказали неоценимую помощь советским людям в этом, и хранили молчание. Газета “Гонец Краковский” печатала ежедневно объявления фашистов: “Того, кто задет: жит хоть одного бежавшего из краковского лагеря пленного, ждет большая награда. Того, кто упрячет хоть одного бежавшего русского, ждет виселица”.

Мальчишки продавали газеты, выкрикивая каждый на свой лад. Одни повторяли слово в слово гестаповские объявления, другие вставляли слова от себя и получалось так: “Того, кто задержит хоть одного бежавшего из краковского лагеря пленного, ждет виселица, того, кто укроет хоть одного бежавшего русского пленного, ждет большая награда…”

Перестановка последних слов этих двух предложений произошла, видимо, не без вмешательства польских коммунистов. А в отдельных экземплярах газет было даже так и напечатано.

Разведчики выразили свое отношение к этому делу, как и подобало “верноподданным” фатерланда. В кругу своих знакомых они разделяли их негодование, ругая на чем свет стоит бежавших, возмущались поляками.

- Как так? Целый лагерь рассыпался по селам и городам, а поляки твердят, что не видели подозрительных людей, - разливался Курц перед инженером.

- Да-а, дорогой доктор, поляки и русские - вот наш общий враг. Понимаете? Их перебить всех нужно, - кричал инженер. - Но что это, дорогой доктор, по сравнению с делами на фронте. Русские бешено рвутся вперед…

Их разговор прервал официант, и Курц не нашел нужным его возобновить. Сегодня инженер настроен говорить о положении на фронте, а об этом Анатолий был осведомлен лучше, чем чванный гитлеровский офицер.

…Кончилось лето. Начались осенние дожди, задули холодные ветры. С фронта пришли утешительные вести. Разведчики по-прежнему работали каждый на своем участке. Пани Людвига тала хорошей помощницей Марианы. Несмотря на то, что Людвига не знала подробностей побега ее мужа, короткое “Береги себя и жди меня”, что он сказал ей, прощаясь, объясняло ей все. Она ждала Сашу и эту тайну сердца скрывала даже от Марианы.

Мариана, в свою очередь, не показывала вида, что и курсе дела, и не расспрашивала ни о чем.

Все же пани Людвига попросила как-то Мариану сопровождать ее в село Вербовцы, что в пяти километрах от города.

- Сашек просил передать письмо одному человеку, - коротко объяснила она.

Мариана догадалась, что адресат - польский партизан, с кем был связан Великан, а возможно и коммунист.

- Ты запомни его хорошо, - посоветовал Анатолий. - Нужно знать своих.

- Да тут своих много. Мы их только не знаем. Друг друга боимся, - заметила ему Мариана.

Возвратившись из села, она села за рацию. Приближалось время сеанса. Она уже четыре дня не выходила в эфир и теперь с волнением ждала урочного часа, чтобы услышать родной голос “Большой земли”. Необычайное волнение было вызвано еще и тем, что советские войска приближались к Ровно. По документам Мариона и Анатолий значились жителями этого города и им предстояла новая сцена “переживаний”, которую они должны буду разыграть перед знакомыми.